Круссер Татьяна Борисовна

Основоположница аттестации контроля

Я роди­лась в Ленин­граде неза­долго до войны. Перед самым началом блокады нас вывезли из города одним из послед­них соста­вов. Мы должны были ехать в Крас­но­ярск, где работал отец. Но под Бала­ко­вом поезд раз­бом­били, мы ока­зались в болоте. Я помню только обжи­га­юще холод­ную воду и мужчину, который меня из нее вытащил. Он снял пиджак, закатал рукава и отдал его мне, так как других вещей не оста­лось. И мы пошли пешком в Крас­но­ярск. Прямо по шпалам. Добрались до Крас­но­яр­ска лишь в 1943 году. Там нам помогли отыс­кать отца и дали место в избе, где уже жило 3 семьи таких же, как мы, эва­ку­и­ро­ван­ных. При­слали ком­со­моль­цев, которые помогли нам выру­бать изо льда бревна, чтобы мы могли топить ими печь. Во второй поло­вине 1943 года инсти­тут, где работал отец, пере­вели в Москву, и мы поехали вместе с ним. Нам дали комнату: 4 стены, пол, потолок. Папа принес ящик от станка, который днем служил нам столом, а ночью — моей посте­лью. Отец был старший научный сотруд­ник, заве­ду­ю­щий лабо­ра­то­рией в НИИОП. Он был пио­не­ром теле­ви­зи­он­ной техники, раз­ра­ба­ты­вал пере­да­ю­щие теле­ви­зи­он­ные трубки. За эту работу он получил орден Ленина.

В конце соро­ко­вых годов я пошла учиться в Ломо­но­сов­скую школу на Николь­ской улице, в несколь­ких домах от Красной площади. Тех­ни­че­ские пред­меты мне давались легко, и после окон­ча­ния школы я посту­пила в Москов­ский педа­го­ги­че­ский инсти­тут им. Ленина. Делала упор на мате­ма­тику и физику. После окон­ча­ния вуза рабо­тала в школе учи­те­лем физики, мате­ма­тики, астро­но­мии, элек­тро­тех­ники и английского. В это же время нас пере­се­лили из центра на окраину, в Чере­мушки. Работа в школе дала мне навыки чтения лекций и уве­рен­ность в себе. Первое время мне было инте­ресно, но через три года стало скучно, так как работа была довольно одно­об­разная. И я перешла в инсти­тут СПЕКТОР, где про­ра­бо­тала больше 10 лет — с 1966 по 1977 годы. Работа была инте­рес­ная, мы часто выпол­няли военные заказы. Исполь­зо­вали раз­лич­ные моди­фи­ка­ции рентген-теле­ви­зи­он­ных систем. Про­светка, про­смотр, выдача заклю­че­ний. Делали и много других работ рентген-теле­ви­зи­он­ного напра­в­ле­ния.

В 1977 году меня при­гла­сили рабо­тать в ЦНИ­ИТ­МАШ. Перед нами поставили задачу — раз­ра­бо­тать уни­фи­ци­ро­ван­ные нор­ма­тивы и мето­дики кон­троля про­из­вод­ства про­дук­ции для атомной отрасли. За основу были взяты нор­ма­тивы ЦНИИ Про­метей, которые мы ада­п­ти­ро­вали для про­из­вод­ства реак­то­ров и других узлов атомных станций. Это был колос­саль­ный объем работы, но в то же время чрез­вы­чайно инте­рес­ный. В инсти­туте рабо­тали заме­ча­тель­ные спе­ци­али­сты. Напри­мер, Игорь Нико­ла­е­вич Ермолов считался отцом уль­тра­з­ву­ко­вого напра­в­ле­ния. Щер­бин­ский, Кряин, Осеенко — это люди, к которым можно было обра­титься в любой момент с любым вопро­сом. Эти спе­ци­али­сты, будучи опыт­ными прак­ти­ками, напи­сали мето­дики, каждый по своему напра­в­ле­нию. Подоб­ные доку­менты гото­вили не только мы, писали спе­ци­али­сты ВНИИАЭС, Кур­ча­тов­ского инсти­тута, НИКИЭТ.

Про­блема была в том, что пред­при­ятия исполь­зо­вали разную аппа­ра­туру и приборы раз­лич­ной степени точ­но­сти. Отли­ча­лось и дело­про­из­вод­ство. Было необ­хо­димо все уни­фи­ци­ро­вать, ввести еди­но­об­ра­зие. Я начала ездить по всем пред­при­ятиям, изго­та­в­ли­ва­ю­щим обо­ру­до­ва­ние для АЭС, побы­вала в коман­ди­ров­ках от Кали­нин­града до Вла­ди­во­стока, позна­ко­ми­лась со всеми заво­дами, стан­ци­ями, лабо­ра­то­ри­ями и их руко­во­ди­те­лями. Провела опись и анализ обо­ру­до­ва­ния и при­бо­ров кон­троля, которые на них исполь­зо­вали. На эту работу у меня ушло два года. По ее итогам я пред­ставила в концерн три тома систе­ма­ти­зи­ро­ван­ной инфор­ма­ции, где было указано, какие заводы обла­дают необ­хо­ди­мым обо­ру­до­ва­нием и могут выпол­нять заказы в соот­вет­ствии с суще­ству­ю­щими нормами кон­троля, и каким пред­при­ятиям необ­хо­димо заку­пить соот­вет­ству­ю­щие приборы.

Поя­в­ле­ние нор­ма­ти­вов тре­бо­вало про­верки их испол­не­ния. Встал вопрос об атте­ста­ции спе­ци­али­стов, как на заводах — про­из­во­ди­те­лях обо­ру­до­ва­ния, так и на стро­я­щихся атомных стан­циях. Нужно было соз­да­вать систему атте­ста­ции. Про­сма­т­ри­вали самые разные нормы: евро­пейские правила, аме­ри­кан­ские, фран­цуз­ские — и ада­п­ти­ро­вали их под нашу отрасль. Мы не ходили на работу, а летали, словно на крыльях — настолько было инте­ресно этим зани­маться. В итоге мы создали систему атте­ста­ции пер­со­нала в атомной энер­гетике, обра­зо­вали атте­ста­ци­он­ный центр и сфор­ми­ро­вали нор­ма­тив­ную базу. Это был 1980 год. Поя­ви­лась комис­сия, в состав которой по каждому из 16 видов кон­троля входило три про­филь­ных спе­ци­али­ста. И каждый год работ­ники пред­при­ятий сдавали экза­мены на знание нор­ма­ти­вов. Нормы отбра­ковки изделий были очень жесткие, и спе­ци­алист должен был их знать вплоть до сотых долей мм. При этом атте­ста­ция стро­и­лась не столько на знании доку­мен­тов, сколько на их прак­ти­че­ском при­ме­не­нии на про­из­вод­стве.

Руко­во­ди­тели и инже­нер­ный состав ЦНИ­ИТ­МАШ, рабо­тав­шие в атомной энер­гетике, также должны были про­хо­дить через про­верку знаний. Каждые три года экза­мены сдавали все — от гене­раль­ного дирек­тора до послед­него инже­нера. Без сдачи этих экза­ме­нов не допус­кали к работе. Слу­чались и забав­ные ситу­а­ции. Я помню, пришли сдавать экзамен гене­раль­ный дирек­тор и его заме­сти­тель. Тре­бо­ва­лось ответить правильно минимум на 80 про­цен­тов вопро­сов. Первым на экзамен пошел заме­сти­тель дирек­тора, и когда он вышел, дирек­тор поин­те­ре­со­вался, каков резуль­тат. Тот отве­чает: сдал, но одну ошибку допу­стил. Дирек­тор хва­та­ется за голову и вос­кли­цает: «Это что, мне теперь надо на все вопросы правильно ответить?! Ты что, не мог хотя бы две ошибки допу­стить?!». У меня про­хо­дили атте­ста­цию 172 чело­века из нашего инсти­тута, рабо­тав­шие в атомной энер­гетике. Они все должны были сдать правила и нормы по своей спе­ци­али­за­ции: по уль­тра­з­ву­ко­вому кон­тролю, по рен­т­ге­нов­скому, визу­аль­ному и т.д., и только после этого их допус­кали к работе.

Для атте­ста­ции спе­ци­али­стов мы также ездили по пред­при­ятиям отрасли и атомным стан­циям. Раз в три года они должны сдавать теорию и каждый год — прак­тику. Когда я при­ни­мала экза­мены, бывало, в ауди­то­рии сидело по 60 человек. И все вни­ма­тельно слушают вопросы и запи­сы­вают, кон­спек­ти­руют ответы. А мне именно это и надо. Чтобы закон­спек­ти­ро­вали. Чтобы в голове оста­лось. И никогда, ни в одном билете не было пов­то­ря­ю­щихся вопро­сов. Напри­мер, Коль­ская АЭС: 30 билетов, в каждом — 10 вопро­сов. У нас 16 видов кон­троля. По уль­тра­з­вуку, по рен­т­гену, по визу­аль­ному кон­тролю, по гер­метич­но­сти и др. Вот и считайте — 4800 вопро­сов.

Сегодня мои ученики рабо­тают на всех пред­при­ятиях и АЭС. Взять Били­бин­скую АЭС. Это Чукотка, Крайний Север, я туда ездила в течение 20 лет. Звоню на станцию: я еду, какая там тем­пе­ра­тура? Отве­чают, что потеп­лело. Говорю: дурака не валяй, скажи — сколько? Отве­чают, что было — 63 (C°), стало — 58 (C°). Еду в Бушер. Там днем +53 (C°), ночью +48 (C°). Можно яичницу жарить на земле. Вот такая работа была: бросало всюду, куда только можно!