Нам помогала дружба
До Института я работала на Оптико-механическом заводе в Свердловске (Екатеринбурге) и училась на вечернем отделении в Уральском политехническом техникуме. Как раз в то время впервые набрали группу оптиков, и все ребята были наши — заводские (по специальности мы вышли из техникума оптиками-механиками).
У нас были очень хорошие педагоги. Например, черчение нам преподавал председатель секции инженерной графики, доцент Уральского политехнического института им. С. М. Кирова, кандидат технических наук Л. А. Рогачевский. Оптику, электронику, детали машин, электротехнику, инфракрасную технику (это были спецпредметы) преподавали ведущие инженеры завода.
Мой муж Вадим закончил Ленинградский военно-механический техникум, тоже работал на Уральском оптико-механическом заводе (УОМЗе) и учился в УПИ на радиофаке. Он переехал в Заречный в 1966 году и стал работать в СФТИ (ныне — Институт реакторных материалов). Я приехала туда же в августе 1968-го, когда набирали группу металловедов под руководством Виталия Константиновича Малышева. Именно тогда формировалась успешная команда: Михаил Григорьевич Головачев, Вячеслав Михайлович Налесник, Сергей Иванович Боярских.
По правде говоря, когда я приехала в Заречный, я не представляла себе, как я смогу здесь жить после города. Но муж, инженер-конструктор, устроился в конструкторское бюро Института, получил квартиру. И, в общем-то, мы не раздумывали — стали жить в Заречном.
Я была зачислена лаборантом. Технология металлов мне была знакома, и освоить специальность металлографа мне было не так уж трудно, — тем более что весной 1969 года я прошла стажировку в Москве, в НИКИЭТе, в лаборатории Лупакова, где научилась правильно делать шлифы, распределять металлы и так далее.
Изначально лаборантом-металловедом среди женщин я была одна. Из оборудования у нас был микроскоп МИМ-7, шлифы делали вручную. Лишь позднее нам изготовили небольшой станочек, на котором и шлифовали, и полировали шлифы. Мне пришлось освоить и химию, — ведь чтобы получить структуру металла, необходимо его протравить специальными реактивами.
То время особенно запомнилось мне. Всё вокруг меня было новое, необычное. Помню, как я в первый раз увидела реактор. Заглянула — насколько же глубоко, какое все голубое! На заводе было проще, а здесь мы проводили испытания, вручную снимали и расшифровывали показания. Было интересно изучать структуру металлов, узнавать, что у них могут быть какие-то зерна, межкристаллитная коррозия дислокации и прочее.
В основном меня обучал и направлял Михаил Григорьевич Головачев. А когда к нам пришел молодой специалист из Томска Александр Николаевич Тимохин, мы работали с ним в паре. Михаил Григорьевич в это время уже защитил диссертацию.
При образовании третьего отдела — отдела реакторного материаловедения — я стала оператором горячих камер и перешла под руководство Олега Александровича Голосова, который возглавил нашу группу, а позднее -лабораторию коррозионных испытаний. Олег Александрович был моим бессменным руководителем на протяжении всей последующей трудовой деятельности. Очень грамотный человек. Иногда, конечно, он меня ругал, но на самом деле относился внимательно и по-доброму. Если я что-то не знала, меня учили, подсказывали, как сделать лучше.
В этом отношении мне очень повезло, все инженеры были превосходными специалистами и очень хорошими людьми. Позже, когда вторым лаборантом-металлографом пришла Фаина Васильевна Кузнецова, с ней мы тоже подружились и работали слаженно. Представьте себе, что приносят образец, а дозиметрист дает три минуты. Что здесь в одиночку успеешь?! А вдвоем мы хорошо справлялись.
Мы тогда все дружили. Даже субботники проходили дружно и весело, все вместе мы ездили полоть овощи, копать картошку. Помню, был период, когда лили дожди, сена в совхозе не удалось заготовить, нечем было кормить скот, и мы, чтобы помочь с кормами, заготавливали веники. Не было случая, чтобы кто-то отказался от подшефных работ.
Да и пример какой был! Наш директор Виктор Иванович Зеленов знал каждого из нас, всегда здоровался и по-отечески заботился. Потом его сменилАкадемик А. П. Александров (в центре) с директором СФ НИКИЭТ (ныне — Институт реакторных материалов) В. И. Зеленовым (справа) и директором Белоярской АЭС В. М. Малышевым Виктор Иванович Перехожев, тоже — настоящее чудо, он нам до сих пор как родной.
Я всегда любила общественную работу, в профсоюзном комитете много лет была председателем спортсовета. Это одновременно и связано с работой, и нет. Мы хорошо и весело жили. Отлично помню, что у нас, например, были тотализаторы. Как мы болели за наших хоккеистов! Увлеченно следили за каждым матчем, а после финала дружно собирались, шли в лес и отмечали победы.
По согласованию с администрацией, в 70-х годах у нас на предприятии была введена производственная гимнастика. И вот где-то в 11:45 у нас включалось радио, звучала музыка и диктовались упражнения. В те годы все мы сдавали нормы ГТО, почти каждый отдел имел свою команду. За футбол отвечал Владимир Китаев, за лыжи — Валерий Лобанов, у нас была и очень сильная альпинистская команда под руководством Геннадия Семеновича Яковлева. Спортивные мероприятия проходили очень весело, все с удовольствием участвовали в эстафетах, лыжных гонках; также любили волейбол и баскетбол. Соревновались с Белоярской атомной станцией и, между прочим, побеждали.
Кстати, все праздники мы дружно отмечали. Особенно запомнилось 25-летие Победы. В кафе «Улыбка» собрали ветеранов Великой Отечественной войны и тружеников тыла. В тот день, как и в 45-м году, накрыли сколоченные столы, даже цигарки курили. Получилось очень душевное мероприятие. В этом была большая заслуга Ады Ивановны Шамшуриной, которая в то время вела большую работу с ветеранами. Помогали Виктор Васильевич Клюшин и Александр Федорович Буланичев. Руководство нашего предприятия всегда присутствовало, мы были очень и очень дружны, могли обратиться к руководителям с любым вопросом, и они поддерживали нас, помогали в любой ситуации.
На первых порах я еще не представляла, что такое радиационное облучение, ионизирующее излучение. А ведь работать приходилось с активными образцами, но я даже не задумывалась, что это не так уж и безобидно. Знаете, мы были уверены, что все будет нормально, и к трудностям относились оптимистично, никто не паниковал.
Из-за нашей секретности случались иногда и курьезные моменты. В 1969 году я поехала на стажировку. Мне оформили все документы, рассказали, как в Москве найти НИКИЭТ, как доехать на метро до Красносельской, объяснили, в какую сторону идти. Все это я записала, но записи оставила в кармане рабочего халата.
Приехала в Москву, дошла до фабрики Бабаева, а куда дальше — не помню. У кого ни спрошу — никто не знает, в то время ведь все было засекречено. Что делать?! Я поехала в спецотдел на главпочтамт, объяснила ситуацию, показала документы. Оттуда меня отправили в Комитет по использованию атомной энергии. Хорошо, что как раз в то время в командировке был директор нашего института. Он сидел у министра, а тому звонят и докладывают, что приехала такая-то из Заречного и не может ничего найти. Директор услышал мою фамилию и сразу отреагировал, так и помогли разобраться.
Ну, что еще сказать? У меня замечательная семья. Дочь с 1981 года работает на Оптико-механическом заводе, она закончила радиотехникум. Сын некоторое время трудился в Институте в механическом цехе, у него был прекрасный учитель — Игорь Георгиевич Леушин. Сейчас сын работает в Екатеринбурге. Внучки получили гуманитарное образование. А вот внук пошел по специальности деда: закончил механический, а затем радиотехнический факультет УПИ и сейчас работает в НПО «Автоматика».