Котельников Георгий Николаевич

Уран за Эльбой

В Ново­си­бир­ском геоло­ги­че­ском упра­в­ле­нии мне сказали, что наша группа геоло­гов-сиби­ря­ков в коли­че­стве пяти человек вылетела в Москву уже две недели назад, и я должен ее дого­нять. Утром я вылетел из Ново­си­бир­ска и во второй поло­вине дня при­летел в Москву. Встретил зем­ля­ков-геоло­гов, был пред­ста­в­лен началь­ству, получил про­дук­то­вые кар­точки и про­пуска в столо­вые и опре­де­лился на житель­ство в общежи­тие на Большой Ордынке, где сов­местно раз­ме­щались сибир­ская и ураль­ская группы Север­ной экс­пе­ди­ции. Коллеги ввели меня в курс дела и сооб­щили, что помимо нашей Север­ной есть еще и Южная экс­пе­ди­ция, которая будет рабо­тать в Чехо­сло­ва­кии, а мы напра­в­ля­емся в Гер­ма­нию.

Ранним про­хлад­ным утром на откры­том гру­зо­вике мы про­ско­чили по про­сы­па­ю­щейся Москве и доехали до аэро­дрома Внуково, где погру­зи­лись в старый, видав­ший виды гру­зо­вой самолет Ли-2. В Берлине при­зем­ли­лись на аэро­дроме Шене­фельд, где нас встретили на двух лег­ко­вых авто­ма­ши­нах и гру­зо­вом «сту­де­бек­кере». На виллу в Дрез­дене в районе Вайсер Хирш при­е­хали уже в сумер­ках. Рас­по­ря­жа­лась на вилле высокая кра­си­вая блон­динка-немка. После ужина ребята остались в гости­ной слушать рояль, играв­ший без музы­канта по пер­фо­ри­ро­ван­ным бумаж­ным лентам, а я ушел. Не понрави­лись мне снис­хо­ди­тельно-насме­шли­вые взгляды немки, которые она бросала, меняя ленты про­и­гры­ва­теля, на наших ребят, искренне вос­хи­щав­шихся впервые уви­ден­ной при­став­кой к роялю.

Около полу­ночи нео­жи­данно заз­во­нил телефон на столике у кровати. Сквозь непо­нят­ные немец­кие фразы откуда-то про­рвался русский голос. Звонила, как она пред­стави­лась, Мария Васи­льевна Бесова — началь­ник первого Объекта. Она спро­сила: «При­летел ли генерал Мальцев?». Я не знал ни о гене­рале, ни об Объек­тах и мог только сказать, что, кроме группы при­летев­ших геоло­гов, на вилле сейчас никого нет. Судя по голосу, сооб­ще­ние о при­бы­тии геоло­гов ее не пора­до­вало, и она попро­сила не задер­жи­ваться и завтра же выез­жать из Дрез­дена. Утром мы побро­дили по окрест­но­стям вблизи виллы и часов в десять выехали на юг. Через несколько часов мы доехали до Шне­е­берга, где нас встретили другие пред­стави­тели и повезли в сосед­ний городок Обер­шлему. Машины оста­но­ви­лись у темно-серого мно­го­этаж­ного здания в центре города. На зер­каль­ных стеклах дверей и окон дома была вытра­в­лена эмблема — изящные женские руки держат в полу­рас­кры­тых ладонях кусочек веще­ства, испус­ка­ю­щего лучи, и надпись Kurhotel.

В Обер­шлеме я прожил недолго, еще несколько дней я пробыл в городке Шне­е­берг, где посто­янно жили геолог В. Н. Низов­ский и гео­фи­зик Д. Ф. Зимин. В районе этих двух городов полазил по старым и вос­ста­но­в­лен­ным нами горным выра­бот­кам и позна­ко­мился с геоло­ги­че­скими отчетами. Но моя легкая жизнь быстро кон­чи­лась. Трое из состава Север­ной экс­пе­ди­ции — гео­фи­зик Н. Д. Гутин, техник-геолог Павел Шульгин (оба уральцы) и я — полу­чили назна­че­ние на первый Объект, где началь­ни­ком был пол­ков­ник А. Бахва­лов, и выехали на посто­ян­ную работу в г. Иоган­н­ге­ор­ген­штадт. Кроме нас троих и Бахва­лова, в городе уже были три совет­ских спе­ци­али­ста из группы Бесовой — геологи П. В. При­быт­ков, Н. Ф. Новиков и девушка-ради­о­мет­ристка, при­быв­шие в Гер­ма­нию на десять дней раньше нас. Началь­ни­ком шахты Фришглюк был репа­три­ант Пряхин, а хозяйствен­ной дея­тель­но­стью запра­в­лял второй репа­три­ант — Косица.

При первой беседе Бахва­лов спросил меня о профиле моей прежней работы, и я сразу же заявил, что всю жизнь (а мне было всего-то 25 годков!) зани­мался поис­ками и съемкой и хотел бы и здесь про­дол­жить рабо­тать в области геоло­ги­че­ского кар­ти­ро­ва­ния хотя бы в мас­штабе 1:100000, так как на более мелкие мас­штабы в Европе я не рас­счи­ты­вал. Бахва­лов объ­яс­нил, что в Гер­ма­нии еще в начале сто­летия была соста­в­лена геоло­ги­че­ская карта мас­штаба 1:25000, а мне при­дется начать с руд­нич­ной геоло­гии и доку­мен­та­ции выра­бо­ток в мас­штабе 1:50. После «мил­ли­онки» и «двух­сот­ты­сячки», кото­рыми я зани­мался в Сибири, это было колос­саль­ным укруп­не­нием мас­шта­бов и, соот­вет­ственно, сокра­ще­нием поля дея­тель­но­сти с десят­ков тысяч ква­д­рат­ных кило­мет­ров площади в сезон до обслу­жи­ва­ния несколь­ких забоев. На мои бурные воз­ра­же­ния о несо­в­ме­сти­мо­сти профиля и нера­ци­о­наль­ном исполь­зо­ва­нии съем­щика-поис­ко­вика пол­ков­ник резонно заметил, что прежде чем искать, нужно знать, что искать, а это я постигну только под землей в долж­но­сти руд­нич­ного геолога. «Вы еще меня впо­след­ствии бла­го­да­рить будете, — резю­ми­ро­вал он наш раз­го­вор и добавил. — Сейчас нужны руд­нич­ные геологи и горняки. Их нет, и поэтому каждый совет­ский спе­ци­алист будет делать то, что нужно сейчас, а не то, что кому-то хочется».

Я уже знал, что геолог П. В. При­быт­ков в при­каз­ном порядке был назна­чен началь­ни­ком шахты и геоло­гом одно­вре­менно, поэтому пре­кра­тил опасные раз­го­воры, но вышел из каби­нета с твердым наме­ре­нием убраться из Гер­ма­нии как можно скорее. А сейчас могу сказать, что несколько лет работы руд­нич­ным геоло­гом, а потом главным геоло­гом раз­ве­дочно-экс­плу­а­та­ци­он­ного Объекта ока­зались хорошей школой и помогли мне в даль­нейшем успешно про­во­дить поис­ко­вые работы на уран в разных странах и гра­мотно оце­ни­вать найден­ные рудо­про­я­в­ле­ния. Кстати говоря, П. В. При­быт­ков быстро вошел в роль шах­тляйтера и оста­вался на этой долж­но­сти до своего отъезда на Родину.

Помимо основ­ной работы на шахтах, с которой мы быстро осво­и­лись, вскоре при­шлось принять самое дея­тель­ное участие в отправке первого эшелона с рудой на Родину. Каждый из нас был назна­чен началь­ни­ком участка и получил в свое ведение несколько вагонов, рудный бункер и десятка три-четыре немец­ких рабочих. Руда из складов, где она была упа­ко­вана в метал­ли­че­ские кани­стры, пере­сы­па­лась в дере­вян­ные ящики. Каждый ящик взве­ши­вался до и после засыпки руды и про­хо­дил сложную мар­ки­ровку: писа­лось что-то около пяти групп цифр и индек­сов. Я отвечал за отправку смол­ко­вых руд с шахты Фришглюк, а П. В. При­быт­ков руко­во­дил погруз­кой вто­рич­ных — оте­ни­то­вых и тор­бер­ни­то­вых руд с Гюнтер-шахт. При ради­о­мет­ри­че­ской ревизии шахты Фришглюк было отме­чено около десятка пунктов с повы­шен­ной ради­о­ак­тив­но­стью. Наи­бо­лее инте­рес­ными ока­зались ради­о­ак­тив­ные ано­малии, при­у­ро­чен­ные к тонким жилам северо-запад­ного про­сти­ра­ния, по которым сразу же была орга­ни­зо­вана про­ходка забоев. Лучшее ура­но­вое ору­де­не­ние мы встретили на жиле №8, где мощ­ность ура­но­вой смолки на солид­ных отрез­ках соста­в­ляла 5-8 см, а в раз­ду­вах дости­гала 30 см. В жилах №1, 9 и Нойге­бо­рен Кляйн­кинд («Ново­ро­жден­ный мла­де­нец») мощ­ность смолки (Peschblende) редко пре­вы­шала 2-3 см.

Несмо­тря на то, что у нас уже кое-что было добыто попутно при раз­ве­доч­ных работах и лежало в «заначке», первый план воз­ла­гал на кол­лек­тив серьез­ную ответ­ствен­ность, и рабочая обста­новка стала более напря­жен­ной. На Гюн­тер­шахт в экс­плу­а­та­ции нахо­ди­лись всего две ура­но­нос­ные жилы — Миха­э­лис-шпат и недавно найден­ная жила Новая, так что месяч­ное задание этой шахты соста­в­ляло всего одну шестую общего плана Объекта. Наладив кон­троль за про­ход­кой и добычей руды по извест­ным нем­но­го­чи­с­лен­ным жилам, мы смогли заняться новой работой — поис­ками ура­но­нос­ных жил в древних забро­шен­ных выра­бот­ках. Помимо обще­ге­оло­ги­че­ских пред­ста­в­ле­ний о воз­мож­но­сти нахо­жде­ния новых жил, суще­ство­вали доку­менты о спо­ра­ди­че­ской добыче урана в прошлом, да и старые немец­кие горняки рас­ска­зы­вали о своих встре­чах с ура­но­вым ору­де­не­нием в ныне отра­бо­тан­ных сере­бря­ных жилах. Так, в одном из старых горных актов упо­ми­на­лось о наход­ках линз ура­но­вой смолки в жилах Зиль­берхоф­нунг («Сере­бря­ная надежда») и Вак­с­форд.

Осенью из Москвы при­е­хала большая группа извест­ных совет­ских геоло­гов. В задачу этой группы, или комис­сии, как ее окре­стило местное началь­ство, входило озна­ком­ле­ние с состо­я­нием дел, кон­суль­та­ция геоло­гов-про­из­вод­ствен­ни­ков и выдача реко­мен­да­ций по напра­в­ле­нию даль­нейших работ. По моло­до­сти и наив­но­сти мы тре­бо­вали от док­то­ров и про­фес­со­ров ответов на самые сложные вопросы рудо­об­ра­зо­ва­ния, часть которых не решена и сейчас — более чет­верти века спустя. Лично мое любо­пыт­ство охладил ака­демик Сергей Сер­ге­е­вич Смирнов, руко­во­ди­тель группы. Он с юно­ше­ским энту­зи­аз­мом лазил со мной по самым дальним выра­бот­кам, про­би­рался на животе по очист­ным забоям, карабкался по узким ходкам рудо­спусков и успевал на ходу зао­стрять мое вни­ма­ние на многих акту­аль­ных про­бле­мах. Когда коли­че­ство моих вопро­сов пре­вы­сило, видимо, разумную норму, Сергей Сер­ге­е­вич сказал мне дословно сле­ду­ю­щее: «Местный участ­ко­вый геолог всегда знает свое место­ро­жде­ние лучше любого при­ез­жего ака­демика».

В первые месяцы нашей работы в сак­сон­ских Рудных горах, пока мы нахо­ди­лись в плену авто­ри­тет­ных пред­ста­в­ле­ний, пер­спек­тивы роста добычи урана казались весьма огра­ни­чен­ными и усилия напра­в­ля­лись на раз­во­рот работ по немно­гим уже извест­ным жилам. Первые сомне­ния в незы­бле­мо­сти достав­шихся по наслед­ству геоло­ги­че­ских пред­ста­в­ле­ний поя­ви­лись в ходе реви­зи­он­ных работ, когда мы начали встре­чать про­я­в­ле­ния ура­но­вой мине­рали­за­ции вдали от извест­ных рудных тел, а также в про­цессе деталь­ного изу­че­ния и про­с­лежи­ва­ния ура­но­нос­ных жил. Поэтому от прак­тики слу­чайных находок старых отвалов и выра­бо­ток мы перешли к реви­зи­он­ным работам на базе богатых архив­ных мате­ри­а­лов Фрай­бер­г­ской горной ака­демии. Первую связь с ака­демией уста­но­вила осво­бо­жден­ная от всех других работ каме­раль­ная группа при главном геологе акци­о­нер­ного обще­ства «Висмут» Р. Ф. Нифон­тове. Вскоре мы напря­мую стали полу­чать архив­ные мате­ри­алы из этой ста­рейшей в мире горной ака­демии. Сле­ду­ю­щие два года мы прак­ти­че­ски не выле­зали из-под земли. Все наши усилия были напра­в­лены прежде всего на раз­ви­тие экс­плу­а­та­ци­он­ных работ на извест­ных рудных жилах и про­ве­де­ние реви­зи­он­ных, а также подземных работ на мно­го­чи­с­лен­ных древних выра­бот­ках Сак­со­нии. Узкий фронт работ из-за малого коли­че­ства извест­ных тогда ура­но­нос­ных жил и крайней нерав­но­мер­но­сти в них ура­но­вого ору­де­не­ния все время держал нас в напря­же­нии, грозя срывом пла­но­вого задания по добыче урана. Коэф­фи­ци­ент рудо­нос­но­сти извест­ных тогда жил дер­жался в пре­де­лах 0,05-0,01, то есть на ста метрах про­ходки по жиле руда встре­ча­лась всего на 5-10 метрах. Мощ­ность ура­но­вого ору­де­не­ния изме­ря­лась мил­ли­мет­рами, реже — сан­ти­мет­рами. Раздувы до 30 см и более были исклю­чи­тель­ными собы­ти­ями.

Пока­за­те­лен пример борьбы за выпол­не­ние плана добычи урана на 2-м Объекте в районе г. Обер­шлемы. Насту­пило уже 28 декабря, а месяч­ный план добычи был выпол­нен всего на 20%. Соот­вет­ственно, и месяч­ный и годовой планы всего «Висмута» (тогда еще войско­вой части №27304) были под угрозой. А это грозило серьезными непри­ят­но­стями. Всех выру­чила штольня «Марк Земмлер», где нео­жи­данно было встре­чено очень богатое ору­де­не­ние. В связи с Рожде­ством (Вайн­нахт) и при­бли­жа­ю­щимся Новым годом большая часть немец­ких гор­но­ра­бо­чих разъе­ха­лась по домам. Рожде­ствен­ские празд­ники — святое дело, и удер­жать немцев в забое было трудно. И тогда под землю полезли совет­ские сотруд­ники, начиная от нем­но­го­чи­с­лен­ных солдат и кончая инже­не­рами самого высо­кого ранга. Рабо­тали непре­рывно и неи­стово, не под­ни­ма­ясь на поверх­ность до вечера 31 декабря. Под землей и ели, и пили, и спали, бурили и взры­вали, грузили и отка­ты­вали ваго­нетки, засы­пали рудой круглые жестя­ные банки-кани­стры. Никаких смен не было. Человек работал изо всех сил, что назы­ва­ется, до упаду, а затем его сменял другой — и так непре­рывно, до без­у­слов­ного выпол­не­ния плана добычи. На встречу Нового года многие пришли еле держась на ногах, но доволь­ные и радост­ные бла­го­даря чувству выпол­нен­ного долга!

К осени поло­же­ние с добычей урана ста­би­ли­зи­ро­ва­лось, нала­ди­лось геоло­ги­че­ское обслу­жи­ва­ние действу­ю­щих руд­ни­ков, поток спе­ци­али­стов из СССР неу­клонно воз­ра­с­тал, и мы смогли выде­лить время и силы для решения других задач. Было созвано сове­ща­ние геоло­гов и гео­фи­зи­ков по про­блеме поисков урана в Сак­со­нии, на котором все­сто­ронне рас­сма­т­ри­вались воз­мож­но­сти исполь­зо­ва­ния име­ю­щейся аппа­ра­туры и при­ме­не­ния извест­ных в то время поис­ко­вых методов. А вся-то наша гео­фи­зи­че­ская аппа­ра­тура была пред­ста­в­лена лепест­ко­выми элек­тро­ско­пами для лабо­ра­тор­ных опре­де­ле­ний урана в пробах и образ­цах и верным другом — ради­о­мет­ром ПР-5. Было еще немного ради­о­мет­ров ВИРГ, но они были менее надежны и исчезли. А ПР-5 весил 8 кило­грам­мов и изрядно натер нам и плечи, и шеи. Для экс­пе­ри­мен­тов наметили районы Обер­шлемы-Ауэ и Иоган­н­ге­ор­ген­штадта. Вскоре мы поняли, что это самые непод­хо­дя­щие для опытов районы, но тогда у нас ничего лучше не было. Большая часть извест­ных там рудных тел рас­по­ла­га­лась непо­сред­ственно под город­скими квар­та­лами и была надежно пере­крыта асфаль­том и брус­чат­кой дорог и пло­ща­дей, застро­ена мно­го­этаж­ными домами или экра­ни­ро­вана мощным чехлом совре­мен­ных рыхлых отло­же­ний. В таких усло­виях оба испы­ты­вав­шихся метода (эма­на­ци­он­ная съемка и гам­ма­метод) не дали поло­жи­тель­ных резуль­та­тов, но в неко­то­рых случаях эма­но­метр все же отметил слабое повы­ше­ние актив­но­сти.