Кошелев Сергей Михайлович

Главное достижение — запись в трудовой: «АЭХК: 1965—2010».

Мое зна­ком­ство с Мин­сред­ма­шем состо­я­лось просто, но по нынеш­ним вре­ме­нам — абсо­лютно нере­ально. Я учился в обычной средней школе поселка Мун­ды­баш Кеме­ров­ской области. И вот, в декабре 1958 года, как сейчас помню, в нашу школу при­е­хали бывшие выпускники, ставшие сту­ден­тами Том­ского поли­тех­ни­че­ского инсти­тута. Они много рас­ска­зы­вали школь­ни­кам про инсти­тут, а осо­бенно про новое отде­ле­ние ядерной физики. И я решился. Вырвал из обычной тетради листок бумаги в клеточку и написал на нем зая­в­ле­ние: «Прошу принять меня на факуль­тет ядерной физики». Сту­денты мое зая­в­ле­ние забрали с собой и обещали пере­дать в при­емную комис­сию.

И вот, полгода прошло. Уже лето. Мы окон­чили школу, все разъе­хались посту­пать. А я сижу, жду вызова. Ведь зая­в­ле­ние же написал! Все посту­пили. Я жду. Уже июль прошел, август на исходе… Я жду. Упрямый был. И дождался. 22 августа пришел мне вызов на экза­мены в Томск.

Приехал, сдал. Набрал поло­жен­ное коли­че­ство баллов для поступ­ле­ния. И вот, соби­ра­ется при­ем­ная комис­сия нас зачи­с­лять. Человек этак 20. И пред­се­да­тель при всех доста­ет… мой листо­чек в клеточку! Тот самый, из школы. И читает: «Прошу принять меня на факуль­тет ядерной физики». А потом говорит — нет у нас такого факуль­тета! Ока­зы­ва­ется, я даже оформил свое зая­в­ле­ние неправильно. Но тем не менее, по итогам экза­ме­нов был бла­го­по­лучно зачи­с­лен на спе­ци­аль­ность: «физика ядерных реак­то­ров и раз­де­ле­ния изо­то­пов» на физико-тех­ни­че­ском факуль­тете.

Каза­лось бы такая простая история. Но для меня она — пока­за­тель того, чем был Мин­сред­маш в 1959 году. Сейчас даже сложно себе пред­ставить, что люди ТАК держали слово. Какой-то маль­чишка из поселка передал со сту­ден­тами листо­чек в клеточ­ку… И ждал до послед­него, верил, что пере­да­дут туда, куда надо. Не подвели. Пере­дали.

Учился я отлично! По окон­ча­нию инсти­тута я был первым в списке по баллам. А значит, мог сам выби­рать себе рас­пре­де­ле­ние на работу. И выбрал… Опять же, нынеш­ней моло­дежи это сложно понять. Зачем, имея в списке городов, куда можно было поехать рабо­тать, Москву, Ленин­град, Подольск, надо было выбрать стро­я­щийся малень­кий Ангарск. Да еще как выбрать! Дело в том, что про Ангарск и АЭХК уже тогда слагали слухи и легенды. Помню, еду в поезде, а бабули-попут­чицы мне «разъ­яс­няют», что мол, есть в Ангар­ске завод, который под землей ядерные бомбы соби­рает! Ну как тут было не заин­те­ре­со­ваться?! Хотя, я знал хорошо, чем зани­ма­ются на п/я 79.

Пришел я в рас­пре­де­ли­тель­ную комис­сию, говорю — хочу в Ангарск. А меня выста­в­ляют за дверь. Потому как на Ангарск заявок в этот год не было. Выбирай, говорят, из пред­ло­жен­ного списка. Есть же там такие хорошие места! А я — в Ангарск. В итоге они плюнули и выпи­сали путевку — на АЭХК. Собрал я жену (тогда уже был женат), ребенка и поехал. На таин­ствен­ный ком­би­нат «с подзе­ме­льями».

В Ангар­ске приняли непро­сто. Отдел кадров АЭХК тогда был в чет­вер­том поселке. Я сразу с путев­кой поехал туда. А мне началь­ник отдела кадров Виктор Андре­е­вич Дол­бу­нов говорит — «мы вас не ждали, заявок в Томск в этом году не пода­вали». Я разо­з­лился и говорю — тогда пишите на путевке, что я вам не нужен! На работу так и не оформил. Правда, и отказ не написал. И я, ока­зав­шись между небом и землей, решил не сда­ваться. Семь дней ходил в кадры как на работу, с утра до вечера. На дворе март, холо­дина, мокрый снег по щиколотку. Мерз, злился, но ждал.

И вот, на восьмой день приехал дирек­тор — Виктор Федо­ро­вич Новок­ше­нов. Увидел меня. Очень подробно рас­с­про­сил про инсти­тут, диплом. А потом задал вопрос: «Вы по диплом­ной работе — химик, а по спе­ци­аль­но­сти — физик. Где хотите рабо­тать?» Ну, это я сразу решил. Ведь спе­ци­аль­ность у меня была «физика ядерных реак­то­ров и раз­де­ле­ние изо­то­пов». А в Ангар­ске реак­то­ров не было. Значит — «раз­де­ле­ние изо­то­пов». На том и поре­шили.

Устро­или меня на раз­де­ли­тель­ный завод инже­не­ром. Жить отправили вместе с семьей в гости­ницу «Южная». Полгода мы там прожили. Поло­вину сто­и­мо­сти сами опла­чи­вали, поло­вину — ком­би­нат. А потом сдали новый дом в 207 квар­тале, где сейчас магазин «Бри­ган­тина». И выдали нам сразу двух­ком­нат­ную квар­тиру.

Платили молодым спе­ци­али­стам Мин­сред­маша тогда не то, чтобы пло­хо…­хва­тало. Но по пер­во­сти нажить что-то было все равно сложно. Когда мы въез­жали в новую квар­тиру, на руках у нас были только ребенок и чемодан. Ни сесть, ни лечь не на что. Так что ново­се­лье с това­ри­щами по работе я отмечал по-спар­тан­ски. При­не­сли откуда-то большие кар­тон­ные коробки, разо­рвали, уселись на них, посреди стол-кар­тонки, и начали засто­лье. Помню, из дома напротив народ глазел. Штор-то ведь не было!

А потом начали обжи­ваться. Зар­плата, так сказать, спо­соб­ство­вала. Оклад был 140 рублей, плюс «урало-сибир­ские» 30%, плюс премия. Всего, в среднем, рублей 200 — 210 в 1965 году выхо­дило. Это были большие деньги. Мин­сред­маш вообще хорошо заботился о людях. Даже будучи сту­ден­том, я получал стипен­дию в 68 рублей 70 копеек, как отлич­ник. Для срав­не­ния, моя жена, будучи мед­се­строй в Томске зара­ба­ты­вала 44 рубля.

А цены были… В это сейчас сложно пове­рить, но за рубль можно было весь вечер сидеть в ресто­ране. Наценок на алко­голь в то время в ресто­ра­нах не было, а хлеб и горчица на столах были бес­плат­ными. Кстати, пиво в ресто­ра­нах было дешевле, чем в мага­зи­нах на зало­го­вую цену посуды.

Кило­грамм стер­ляди или осет­рины в мага­зи­нах стоил 2 рубля 90 копеек. Пред­ста­в­ля­ете сейчас сту­дента, который мог бы 22 кило осет­рины на свою стипен­дию купить?!

Так что мебель и все необ­хо­ди­мое поя­ви­лись в нашем доме быстро, как и у соседей. Только вот машины были не у всех. «Волга» в то время стоила под пять тысяч рублей. И чтобы нако­пить на авто­мо­биль даже при наших зар­пла­тах надо было несколько лет не то, что ничего не поку­пать, даже кушать впро­голодь. Но мне машина тогда была не нужна. А значит, денег на все хватало.

Отно­ше­ния на ком­би­нате были хорошие. На работе — рабочие, а вот после — дру­же­ские. В послед­нее вос­кре­се­нье мая тра­ди­ци­онно все ходили на природу на День химика. Сейчас этого места — «Вет­рянки» в пойме Китоя у нового моста, уже нет. А раньше здесь соби­ра­лось очень много народу, и весело отды­хали.

В семи­де­ся­тые годы празд­ник пере­е­хал на ведом­ствен­ную турбазу «Явту­шен­ково». Кстати, могу гор­диться — я под­ска­зал это назва­ние. Дело в том, что Виктор Федо­ро­вич и его супруга Нина Про­ко­фьевна, когда откры­вали турбазу (кстати, постро­ен­ную самими работ­ни­ками — у каждого цеха был свой домик), зас­по­рили. Супруга дирек­тора пред­ла­гала назвать базу именем поэта Евгения Евту­шенко, дру­жив­шего с ком­би­на­том и часто бывав­шего в Ангар­ске. А Виктор Федо­ро­вич высту­пил против — ведь поэт еще жив. Зачем «уве­ко­ве­чи­вать»? И тут я вспо­мнил, что читал у Евту­шенко сти­хо­т­во­ре­ние, где есть строчка: «мы все Явту­шенки». Вот и стала база «Явту­шен­ково». Понрави­лось всем. И самому поэту тоже.

А еще у нас был КВН. С 1967 года игры велись между всеми под­раз­де­ле­ни­ями ком­би­ната. Потом поя­ви­лись твор­че­ские вечера «Слава труду», и даже «Олим­пи­ады». Это «изо­б­рете­ние» было при­у­ро­чено конечно-же к Олим­пи­аде-80. Но наши олим­пи­ады были не спор­тив­ными, а твор­че­скими. Опять же, сорев­но­вались между собой под­раз­де­ле­ния ком­би­ната, а потом мы еще и на другие пред­при­ятия стали ездить.

В феврале 1970 года прошел КВН — «онлайн». Правда, скайпа тогда не было, вместо него исполь­зо­вали обычные теле­фоны и дис­пет­че­ров. Одно­вре­менно про­хо­дили две встречи в Ангар­ске и Томске-7, в которых участ­во­вали четыре команды (по две от АЭХК и СХК).

И болель­щики в залах знали, как про­хо­дят игры в обоих городах.

Конечно, в том, что про­из­вод­ство имело всю эту твор­че­скую «про­с­лойку» была огром­ная заслуга Нины Про­ко­фьевны Новок­ше­но­вой. Ведь для участия в кон­кур­сах и твор­че­ских меро­при­ятиях руко­во­ди­тели кон­ку­ри­ру­ю­щих цехов даже могли осво­бо­дить людей от работы. Чего не сде­ла­ешь ради победы! Но, на уди­в­ле­ние, это никак не влияло ни на про­из­во­ди­тель­ность труда, ни на пока­за­тели про­из­вод­ства.

И это здорово, что «физики» были еще и «лири­ками». Ведь не работой единой жив человек. Он должен уметь куль­турно отды­хать, реали­зо­вать себя в твор­че­стве. Так, напри­мер, я вместе с това­ри­щами Борисом Рыбин­це­вым и Стасом Девя­то­вым писал стихи. Началь­ник цеха меня при­ка­зом заставил участ­во­вать в первом КВН в 1967 году. А потом я уже и сам «втя­нулся». Так что кроме работы, при­хо­ди­лось гото­вить твор­че­ские вечера, писать сце­на­рии (тогда клуб веселых и наход­чи­вых играл только в сти­хо­т­вор­ной форме!), празд­но­ва­ний Дня Победы, олим­пиад и так далее.

На работе мы выкла­ды­вались по полной и отно­си­лись ко всему с полной серьез­но­стью и ответ­ствен­но­стью. Были, конечно, и кри­ти­че­ские ситу­а­ции, и даже аварии.

Для меня нав­се­гда оста­нется загад­кой, как Виктор Федо­ро­вич умуд­рялся из огром­ного общего потока инфор­ма­ции выде­лить по насто­я­щему важное. Я одно время работал главным дис­пет­че­ром раз­де­ли­тель­ного завода и при­сут­ство­вал на всех еже­д­нев­ных опе­ра­тив­ках, вел про­то­колы опе­ра­тив­ных сове­ща­ний. И вот сижу, пишу. Один началь­ник встает и… бу, бу, бу… поток инфор­ма­ции. Отчитался. Второй встает — то же. Третий начал… Говорил, говорил, и тут Новок­ше­нов: «Стоп! А вот с этим болтом, что вылетел, разо­браться надо!»

И с чего бы он в общей кипе инфор­ма­ции выделил какой-то болт?! Начи­нают раз­би­раться. И выяс­ня­ется, что за этим бол­ти­ком стояла более серьезная про­блема. А часто — и гря­ду­щая авария. Но… Вовремя «заце­пи­лись», исправили. И пре­дот­вра­тили. Мне дове­лось рабо­тать со многими людьми. Но такой инже­нер­ной инту­и­цией как Новок­ше­нов (кстати, даже не бывший по обра­зо­ва­нию атом­щи­ком!) не обладал больше никто. Может, чудо. А может — просто чело­ве­че­ский гений.

Глав­ными своими награ­дами я считаю то, стал Лау­ре­а­том премии АЭХК и был помещен на доску почета в Галерею Славы АЭХК. Все осталь­ное, конечно, тоже важно, но не так. У меня есть Орден Дружбы, нагруд­ный знак «Ефим Пав­ло­вич Слав­ский». Знаки побе­ди­теля соц­со­рев­но­ва­ния и даже Почет­ная грамота Цен­траль­ного Коми­тета ком­пар­тии Совет­ского Союза. Смешно, что когда эту грамоту мне вручали, бук­вально за минуту до этого такую же полу­чила моя жена — тогда уже главная мед­се­стра МСЧ-28. И секретарь горкома уди­в­ленно спро­сила: «Это вы откуда, такая семейка?!»

Многие из тогдаш­них наград сейчас уже не коти­ру­ются. А когда-то были очень важными и почет­ными. Но главное дости­же­ние, навер­ное, это все же един­ствен­ная запись в тру­до­вой книжке. «Принят на АЭХК в 1965 году, уволен — в 2010».

Из дирек­то­ров для ком­би­ната больше всех, конечно, сделал Новок­ше­нов. Я при нем про­ра­бо­тал до 1985 года. Виктор Федо­ро­вич был одержим идеей модер­ни­за­ции. И пов­се­местно ста­рался вне­дрять новое во всем. Именно он принял решение о пере­ходе раз­де­ли­тель­ного завода на новую энер­го­с­бе­ре­га­ю­щую тех­ноло­гию -газовые цен­три­фуги. Виктор Федо­ро­вич даже успел первый болт отвер­нуть на демон­ти­ру­е­мом газо­диф­фу­зи­он­ном обо­ру­до­ва­нии. Но до пере­хода всего ком­би­ната на новую тех­ноло­гию не дожил. Пускать цех начали уже в 1990 году, при Юрии Вла­дими­ро­виче Тихо­молове. А потом дирек­то­ром стал Виктор Пан­те­лей­мо­но­вич Шопен. Послед­ним я застал на посту руко­во­ди­теля АЭХК Алек­сан­дра Бело­у­сова. Но больше всего времени, конечно, я про­ра­бо­тал под началом Новок­ше­нова. За это время прошел ступени от смен­ного инже­нера до дирек­тора раз­де­ли­тель­ного завода. Каждый дирек­тор, конечно, при­в­но­сил что-то свое. Но такого подъема как при Викторе Федо­ро­виче, и тру­до­вого, и куль­тур­ного, уже, конечно, не было. Да и само время изме­ни­лось.

Я ушел на пенсию в 68 лет. Сейчас мне 72. И меня конечно, помнят. Зовут на все вечера. И я хожу. Отчего ж не сходить? А пенсия… Как у всех. А еще раз в квартал ком­би­нат выде­ляет мате­ри­аль­ную помощь Заслу­жен­ным работ­ни­кам ком­би­ната. Я вхожу в их число.

Ни на что не жалуюсь. Мы, что могли, делали для страны, боро­лись за великую идею. А теперь отды­хаем. И «пен­си­он­ная справед­ли­вость» мне нравится. Когда-то я, простой инженер, знал оклад гене­раль­ного дирек­тора и даже мини­стра Слав­ского. И не только я. Весь город, вся страна знала, кто на какой долж­но­сти сколько полу­чает. Все были равны. Теперь, на пенсии, у нас так же. А вот новому поко­ле­нию морально сложнее. Другой строй. Другие идеалы. Не будем судить, хорошо это или плохо. Но, по другому, это точно.

Мин­сред­маш запо­мнится потом­кам, конечно, своим вкладом в деес­по­соб­ность страны. Конечно, постро­ен­ными пред­при­яти­ями. Многие из них успешно рабо­тают до сих пор. А еще — огром­ной ответ­ствен­но­стью. Ведь когда воз­во­дился ком­би­нат, к примеру, в Ангар­ске, для тех, кто будет здесь рабо­тать, пла­ни­ро­ва­лось все: жилье, детские садики, боль­ница. Пла­ни­руя про­из­вод­ство, заботи­лись о мате­ри­аль­ных и куль­тур­ных нуждах своих будущих сотруд­ни­ков. Так поя­ви­лись «Совре­мен­ник», «Ермак». Мини­стер­ство брало на себя ответ­ствен­ность, что мы — работ­ники атомной про­мыш­лен­но­сти, и наши семьи будут жить достойно. И за это его стоит помнить и уважать.