Кормушкин Юрий Павлович

Главный по безопасности

Сильный интерес к физике поя­вился у меня в старших классах средней школы, и к моменту её окон­ча­ния сфор­ми­ро­ва­лось твёрдое решение посту­пать в один из физи­че­ских вузов в Москве. Наи­боль­ший интерес вызывал МИФИ, так как именно там гото­вили спе­ци­али­стов для атомной про­мыш­лен­но­сти. В МИФИ все курсы по физике реак­то­ров читал заме­ча­тель­ный учёный, про­фес­сор Савелий Мои­се­е­вич Фейн­берг. Именно его лекции опре­де­лили мои про­фес­си­о­наль­ные инте­ресы и пред­по­чте­ния на всю жизнь. Я ещё не знал тогда, что мне пред­сто­яло в течение многих лет тесно сотруд­ни­чать с этим выда­ю­щимся спе­ци­али­стом по физике реак­то­ров.

В 1961 году комис­сия по рас­пре­де­ле­ния удо­вле­тво­рила моё желание и направила рабо­тать в г. Меле­кесс в недавно орга­ни­зо­ван­ный НИИ, который ещё не имел назва­ния, а только номер почто­вого ящика. В даль­нейшем он получил назва­ние НИИ атомных реак­то­ров (НИИАР). Там, как раз, гото­ви­лись к пуску первого в СССР высо­ко­по­точ­ного иссле­до­ва­тель­ского реак­тора СМ-2. Там я впервые встретился с людьми, с кото­рыми мне пред­сто­яло рабо­тать в течение многих лет, и которые оказали большое влияние на мой жиз­нен­ный путь. Это Вла­димир Михайло­вич Грязев — началь­ник лабо­ра­то­рии, где я начал свою тру­до­вую жизнь; Вла­димир Андре­е­вич Цыканов, под непо­сред­ствен­ным руко­вод­ством кото­рого я почти чет­верть века зани­мался физикой реак­то­ров. Особо хочу упо­мя­нуть моего друга и первого учителя Вла­димира Сер­ге­е­вича Фофа­нова. Он закон­чил МИФИ на несколько лет раньше меня и очень многому меня научил и в науке и в жизни.

Научным руко­во­ди­те­лем соз­да­ния иссле­до­ва­тель­ского реак­тора с рекор­дно высоким нейтрон­ным потоком (реак­тора СМ-2) был С. М. Фейн­берг, когда наши с ним пути пере­се­клись надолго. Реактор СМ-2 был запущен в октябре 1961 года и, надо сказать, что после несколь­ких модер­ни­за­ций он успешно рабо­тает до сих пор под именем СМ-3. В этом реак­торе, наряду с ещё одним аме­ри­кан­ским реак­то­ром, достиг­нута самая высокая в мире плот­ность потока нейтро­нов. За соз­да­ние этого реак­тора кол­лек­тив авторов, куда входили С. М. Фейн­берг и В. А. Цыканов, был удо­стоен Ленин­ской премии. Участие в пуске и модер­ни­за­ции реак­тора СМ-2 было моей первой серьёз­ной работой и, можно сказать «боевым кре­ще­нием». С этим реак­то­ром была связана и тема моей кан­ди­дат­ской дис­сер­та­ции, защита которой состо­я­лась в 1969 году.

Вот вам ещё одна яркая иллю­стра­ция того, как тесен мир, по крайней мере, наш «атомный мир». На пред­ди­пломную прак­тику и диплом­ное про­ек­ти­ро­ва­ние меня направили в г. Обнинск, в Физико-энер­гети­че­ский инсти­тут. Работал над дипло­мом я в отделе, который раз­ра­ба­ты­вал реак­торы на быстрых нейтро­нах. Руко­во­дил отделом про­фес­сор Олег Дмит­ри­е­вич Казач­ков­ский. Я и не мог пред­по­ла­гать, что спустя немного времени пути наши снова пере­се­кутся — вскоре он будет назна­чен дирек­то­ром НИИ атомных реак­то­ров, где мне пред­сто­яло рабо­тать. Руко­во­ди­те­лем моего диплома был началь­ник лабо­ра­то­рии, кан­ди­дат наук Н. В. Крас­но­я­ров. Мы с ним опре­де­лили тему диплома «Схемы пере­гру­зок топлива для реак­тора на быстрых нейтро­нах». Тема была новая, лите­ра­туры по ней почти не было, опе­реться было не на что. При­хо­ди­лось многое «изо­б­ретать» самому.

Моя диплом­ная работа была защи­щена с оценкой «отлично». Её высоко оценил пред­се­да­тель госу­дар­ствен­ной экза­ме­на­ци­он­ной комис­сии, где я защи­щался, мате­ма­тик Гурий Ива­но­вич Марчук. (Впо­след­ствии Г. И. Марчук был Пре­зи­ден­том Сибир­ского отде­ле­ния Ака­демии наук, а затем Пре­зи­ден­том Ака­демии наук СССР). Как потом мне сказал О. Д. Казач­ков­ский, мате­ри­алы моей диплом­ной работы были поло­жены в основу прин­ци­пов пере­грузки топлива для реак­тора БН — 350. Он обладал хоро­шими дело­выми каче­ствами. И в инсти­туте, и в городе, и в области его очень уважали.

Олег Дмит­ри­е­вич Казач­ков­ский извест­ный учёный, доктор физико-мате­ма­ти­че­ских наук, фрон­то­вик, руко­во­дил НИИ атомных реак­то­ров с 1964-го по 1974 год. Он обладал всеми каче­ствами, необ­хо­ди­мыми для руко­вод­ства крупным научным кол­лек­ти­вом — умный, интел­ли­ген­т­ный, с огром­ной научной эру­ди­цией. Олег Дмит­ри­е­вич был одним из ини­ци­а­то­ров раз­ви­тия в СССР напра­в­ле­ния по мас­штаб­ному стро­и­тель­ству реак­то­ров на быстрых нейтро­нах. При его актив­ном участии в НИИАРе в корот­кие сроки был построен и запущен первый в СССР реактор на быстрых нейтро­нах, про­из­во­дя­щий элек­тро­энер­гию — реактор БОР-60. Олег Дмит­ри­е­вич не дожил одного года до своего сто­летия. Его не стало в 2014 году.

Работа в НИИАР мне очень нрави­лась, я зани­мался своим любимым делом — физикой реак­то­ров. Рабо­тать было легко и приятно до тех пор, пока судьба не привела меня в одно тупи­ко­вое напра­в­ле­ние атомной энер­гетики — реак­торы с орга­ни­че­ским теп­ло­но­си­те­лем.

Какие же при­вле­ка­тель­ные осо­бен­но­сти имеют реак­торы с орга­ни­че­ским теп­ло­но­си­те­лем по срав­не­нию с водо-водя­ными? Таких осо­бен­но­сти две, и обе они связаны со свойствами орга­ни­че­ских жид­ко­стей, исполь­зу­е­мых в каче­стве теп­ло­но­си­те­лей. Первая — моле­кула орга­ни­че­ского теп­ло­но­си­теля в отличие от воды не имеет в своём составе атома кисло­рода и поэтому не акти­ви­ру­ется, проходя через актив­ную зону. Сле­до­ва­тельно, первый контур реак­тора не нужда­ется в биоло­ги­че­ской защите. Вторая — орга­ни­че­ский теп­ло­но­си­тель имеет высокую тем­пе­ра­туру кипения, а значит, первый контур может рабо­тать при низком дав­ле­нии, корпус реак­тора и тру­бо­про­воды могут быть тон­ко­стен­ными. Бла­го­даря этим осо­бен­но­стям воз­ни­кают пред­по­сылки для соз­да­ния доста­точно лёгкой и ком­пак­т­ной тран­с­пор­та­бель­ной АЭС неболь­шой мощ­но­сти.

Я к тому времени воз­главил лабо­ра­то­рию, которая зани­ма­лась рас­чётами нейтронно-физи­че­ских харак­те­ри­стики этих реак­то­ров. По физике реак­тора вопро­сов не воз­ни­кало. Лабо­ра­то­рия быстро освоила рас­чёт­ные про­граммы, мы нау­чи­лись довольно точно пред­ска­зы­вать физи­че­ские харак­те­ри­стики актив­ной зоны. Рас­чёт­ный запас реак­тив­но­сти обес­пе­чи­вал дли­тель­ность непре­рыв­ной экс­плу­а­та­ции не менее года, но дли­тель­ной кам­па­нии не полу­ча­лось. В орга­ни­че­ском теп­ло­но­си­теле под облу­че­нием обра­зу­ются смо­ли­стые веще­ства, которые имеют обык­но­ве­ние оседать на горячих поверх­но­стях, како­выми в реак­торе всегда ока­зы­ва­ются поверх­но­сти теп­ло­вы­де­ля­ю­щих эле­мен­тов (ТВЭЛов). В резуль­тате, суток через 80 начи­нало ката­стро­фи­че­ски быстро расти гид­ра­в­ли­че­ское сопроти­в­ле­ние актив­ной зоны, а суток через 100 актив­ную зону нужно было пол­но­стью менять. Отмыть её было невоз­можно. И так пов­то­ря­лось с каждой новой загруз­кой.

Было изучено несколько орга­ни­че­ских теп­ло­но­си­те­лей, кстати, все они по составу очень близки к дизель­ному топливу. Для очистки теп­ло­но­си­теля при­ме­ня­лись раз­лич­ные фильтры, с каждой новой загруз­кой разные. Чтобы избавить ТВЭЛы от отло­же­ний актив­ную зону облу­чали уль­тра­з­ву­ком. По этому напра­в­ле­нию было заре­ги­стри­ро­вано несколько изо­б­рете­ний и ноу-хау. Но резуль­та­тов это не при­но­сило, роковые 100 суток пре­сле­до­вали уста­новку АРБУС. Именно тогда у сотруд­ни­ков лабо­ра­то­рии, поняв­ших бес­пер­спек­тив­ность этого напра­в­ле­ния, воз­ни­кло желание сменить работу. Как пока­зало время, мы были правы, и это напра­в­ле­ние через несколько лет было закрыто, как тупи­ко­вое. В резуль­тате в начале 1986 года при­ка­зом по Минэнерго СССР я был назна­чен на стро­я­щу­юся Ростов­скую АЭС на долж­ность заме­сти­теля глав­ного инже­нера по ядерной безо­пас­но­сти. Вместе со мной на Ростов­скую АЭС при­е­хали ещё четыре работ­ника НИИАРа.

Сле­ду­ю­щим важным этапом моей жизни была борьба с «зелёными» всех сортов и мастей за Ростов­скую АЭС, которая, к счастью, завер­ши­лась победой здра­вого смысла и нашей общей победой — пуском в 2000 году первого блока Ростов­ской АЭС. Этот энер­го­блок был мно­го­кратно юби­лейным. Он был первым, запу­щен­ным в России после мно­го­лет­него «застоя», первым в третьем тыся­че­летии, трид­ца­тым в России и зна­ме­но­вал вступ­ле­ние в строй действу­ю­щих десятой АЭС России — Ростов­ской АЭС. Здесь есть, чем гор­диться.

Моим главным увле­че­нием всегда была работа. Моя семья всегда раз­де­ляла мои взгляды и гор­ди­лась моей работой. Никогда я не боялся ни излу­че­ния, ни других опас­но­стей, свя­зан­ных с «капризными» свойствами реак­то­ров и кри­ти­че­ских сборок. И к своей работе я отно­сился как к люби­мому делу.

Гер­ма­ния, которая отка­зы­ва­ется от атомной энер­гетики делает огромную, непро­сти­тель­ную глу­пость, их АЭС были весьма совер­шен­ными и безо­пас­ными. В России должна быть и будет безо­пас­ная атомная энер­гетика.

Второй Чер­но­быль уже про­и­зошёл, это Фуку­сима. Этой аварии вполне можно было избе­жать, будь японцы поумнее и не такими фор­мали­стами. Кстати, и Чер­но­быль, и Фуку­сима пока­зали, что их послед­ствия не носят фаталь­ного харак­тера. Эти аварии, как раз, и пока­зали, что при умном подходе к атомной энер­гетике она может быть и должна быть безо­пас­ной.