Любимый ледокол — «Россия»
В отрасль я пришел в 1972 г, у меня были знакомые познакомившие меня с начальником лаборатории, я остался и работаю здесь уже более 40 лет. Сначала мы занимались системами автоматизированного проектирования, первая моя большая работа была связана с системами внутриреакторного контроля. Мы делали устройство отображения информации, фактически это был первый дисплей, который был сделан в СНИИПе. Проект был разработан для Нововоронежской станции, после чего он был тиражирован на другие АЭС. Следующим этапом моей работы стали системы радиационного контроля для судов с ядерными энергетическими установками. И в настоящее время большинство гражданских атомных судов ходит с аппаратурой, разработанной при моем непосредственном участии. Практически все действующие атомоходы, кроме последнего — «50 лет Победы» оснащены нашей СНИИПовской аппаратурой. Сейчас я работаю над системами радиационного контроля для плавучей атомной теплоэлектростанции (ПАТЭС), строящейся на «Балтийском заводе» в Петербурге. Вкратце- это мои главные дела в нашей отрасли.
При этом, сами мы на ледоколах ходили достаточно редко. Я принимал участие в ходовых испытаниях ледокола «Россия» — это был первый серийный ледокол, на базе которого были построены такие суда, как «Советский Союз» и «Ямал». В настоящее время из этой серии в работе остался один «Ямал». Кроме того в эксплуатации находятся мелкосидящие ледоколы «Таймыр» и Вайгач», а также атомный лихтеровоз «Севморпуть», который, после долгого ремонта сейчас снова вышел в море. Аппаратура радиационного контроля, установленная на этих судах модернизирована нами в 2003 — 2008 гг.
Из корифеев, хотя это слово на мой взгляд достаточно тяжелое, я был близко знаком с Пологих Борисом Григорьевичем, лауреатом многочисленных премий и Героем соцтруда. Его работы явились основой для разработки защиты ядерных установок, применявшихся на всех атомных ледоколах, начиная с первого атомного ледокола «Ленин». Очень спокойный, интеллигентный человек, от которого можно было научиться не только профессиональным знаниям, но и тому, как вести переговоры, спокойно и аргументированно объяснять свою позицию. Из наших институтских руководителей, я бы отметил Игоря Сергеевича Крашенинникова, заместителя директора по науке, который курировал мою первую работу по внутриреакторном контролю, и потом мы довольно часто взаимодействовали. Человек очень технически грамотный, он умел быстро и грамотно решать вопросы и находить нестандартные выходы из сложных ситуаций — качество, которым обладали далеко не все руководители. Так же сильное влияние на мое формирование как специалиста оказал начальник отдела, в котором я начинал работу в СНИИПе — Белов Александр Филиппович. Спортсмен, заслуженный мастер спорта, он научил меня быстро и жестко реагировать на требования заказчика бороться за свое мнение и в то же время находить компромиссное решение. Любая разработка — это поиск компромисса между желанием и возможностью. Желания и возможности всегда не совпадают, при этом, ресурсы на реализацию, как правило ограничены, но, как правило, компромисс находится всегда.
Системы радиационного контроля на судах и атомных станциях различаются, и прежде всего по объемам. Реактор АЭС гораздо большей мощности чем на судне. Но самое главное различие — это автономность. Когда ледокол уходит в плавание, он минимум 4 месяца не попадает в порт. Поэтому система должна работать надежно и требовать минимального обслуживания соответствующим рабочим персоналом. Еще одно отличие — площадь судна небольшая, поэтому оборудование требуется компактное. Время также накладывает свой отпечаток на требования к системам радиационного контроля. Если раньше служба радиационного контроля на корабле составляла в среднем 10 человек, то сейчас их численность сокращена до трех человек. Отчасти, это обусловлено повышением надежности работы атомной энергетической установки на судне, но в то же время обеспечивается высокой надежностью аппаратуры радиационного контроля и оптимизацией организации взаимодействия персонала службы с данной аппаратурой .
Мой самый «любимый» ледокол — это, конечно, самый первый ледокол, на котором была установлена система, сделанная с моим участием — «Россия»! Экипаж, который пришел на «Россию» с ледокола «Ленин» многому научил меня: и в части организации работы экипажа с нашей аппаратурой и в части организации ее обслуживания.. К сожалению, в настоящее время, устанавливая нашу аппаратуру на ПАТЭС, нам приходится самим учить экипаж основам организации радиационного контроля на судах.
А самый сложный, с которым случались все неприятности, которые только могли быть, — это ледокол «Таймыр». Началось это на этапе его постройки, а строился этот ледокол в Финляндии. При монтаже нашей системы финны применили новую технологию монтажа, но, когда ледокол привели на достройку на «Балтийский завод» выяснилось, что монтаж не выдержал перехода и его полностью пришлось переделывать. Неприятность продолжились на этапе пуска ядерной установки, когда мы обнаружили, что из-за ошибки проектанта под помещением, где была установлена наша аппаратура, проложен трубопровод и температура в помещении достигала 50 градусов. После начала штатной работы ледокола при проведении учебной пожарной тревоги и включении пожарной сигнализации наша аппаратура дала команду на сброс стержней для остановки реактора. Но мы, к счастью, быстро разобрались в чем дело — оказалось причина в заводском браке в группе блоков детектирования. И это далеко не весь перечень неприятностей, с которыми мы столкнулись на этом ледоколе.
Вообще, когда приезжаешь на ледоколы на пуско-наладочные работы или на техническое обслуживание, не знаешь, что тебя ожидает, каков объем работы, но сроки почти всегда строго ограничены и поэтому работать приходится не по 8 часов в сутки, а гораздо больше. Раньше, когда гостиниц было мало и они были для нас недоступны мы жили в общагах. И время, остававшееся после работы, уходило на то, чтобы добраться от завода до общаги, немного поспать и снова отправляться работать.
У меня два сына. Один программист. Трудно сказать насколько его работа совпадает с моей специальностью… Я тоже занимаюсь программированием, но это не основная часть моей работы. Второй — физик, работает в Курчатовском институте, но и его работа так же отличается от моей. Но, по крайней мере, оба они «технари». С моей женой мы кончали один институт, и, отчасти, она занималась похожей с моей работой. Но сейчас она уже на пенсии. Если говорить об увлечениях — это музыка: авторская песня, джаз… но это как, говорится, по мере возможностей…
Если говорить о качестве управления в 70-80-х годах и сегодня — то его просто нельзя сравнивать. Сейчас к оценке работы предъявляются абсолютно другие критерии: упор делается на прибыль. И с одной стороны это понятно и правильно. Но очень многое зависит от верно выстроенной стратегии. Если предприятие будет гнаться за сиюминутной прибылью, не вкладывая деньги в перспективные разработки, то какое-то время оно будет «на коне», но потом потеряет свой рынок. И если в Советском Союзе у СНИИПа конкурентов внутри страны не было, то сегодня они есть, и они, зачастую, нас обходят. Другой вопрос, насколько они решают сиюминутные задачи и на сколько смотрят в будущее. Если говорить о СНИИПе, я не столь компетентен, чтобы давать оценки, но по моему глубоко субъективному мнению, стоило бы больше вкладываться в перспективные, стратегические разработки.
Еще одна сложность — излишняя забюрократизированность. Для разработчика сегодня получить новую комплектацию и использовать ее в новой серийной аппаратуре — большая проблема. Чтобы получить комплектацию необходимо проводить тендер, на что уходит изрядное количество времени. А без новых комплектующих мы не можем проектировать современную аппаратуру — возникает задержка во времени. Я понимаю, зачем нужны тендеры, но, как разработчику мне от этого легче не становится. Только процесс заключения договора может длиться чуть ли не год. Поэтому, в этом отношении нам стало тяжелее. Помимо этого, с моей субъективной точки зрения в отрасли становится меньше квалифицированных людей. Приходят новые кадры, которые, мягко говоря, не всегда понимают специфику ядерного приборостроения. А это не правильно! Есть опыт зарубежных корпораций таких, как Apple или Hullet-Packard, когда в эти корпорации приходили «эффективные менеджеры», а затем, не поняв специфику этих корпораций, с позором уходили. И не дай бог мы к этому придем. В СНИИПе мощная экономическая служба, есть директор по экономике, но директора по науке сейчас нет. Делается упор на серийное производство, а не на новые разработки. И это, по моему мнению, — ошибка. Если смотреть на Запад, то в стоимости серийной аппаратуры, более 50 % это стоимость патентов, ноу-хау. Даже в мобильном телефоне Apple 85 % стоимости — это доход Apple за ее интеллектуальную собственность, а 15 % остается китайцам за производство физической оболочки. Необходимо уделять внимание новым разработкам и это, в дальнейшем должно привести к большей эффективности аппаратуры и, как следствие — к большей прибыли. Но это не просто — ведь каждая отрасль имеет свою специфику и свои законы…