Клочков Евгений Петрович

Дожить бы этак лет до 100..

Посту­пая в МЭИ, я, конечно, еще не думал, что буду рабо­тать в атомной науке, узнал об этом только в 1957 году. Леген­дар­ный пре­по­да­ва­тель МЭИ Тереза Хри­сто­фо­ровна Мар­гу­лова решила создать первую в мире кафедру атомных элек­тро­стан­ций. Я приехал с целины и узнал, что я в группе атом­щи­ков.

В Димит­ров­граде, где нахо­дится НИИАР, ока­зался по рас­пре­де­ле­нию вместе с двумя одно­кур­с­ни­ками. Ехали из Москвы за свой счет и поиз­дер­жались. Явились и первым делом сказали: «Нам нужны деньги!». Стипен­дия тогда была 250 рублей, а нам назна­чили оклад — одну тысячу четы­ре­ста рублей! Это было больше, чем зар­плата у моих роди­те­лей, вместе взятых.

Обста­новка в инсти­туте была уди­ви­тель­ная: теплая, дру­же­ствен­ная. В СССР тогда все было секрет­ное. Но рабо­тали, как обычно, ничего нам не мешало. В первые годы я участ­во­вал в стро­и­тель­стве реак­тора СМ-2. Затем про­ек­ти­ро­вал пет­ле­вые уста­новки — водяные и гели­е­вые. Когда начали соо­ру­жать иссле­до­ва­тель­ский реактор МИР, я уже имел большой опыт постро­е­ния пет­ле­вых кон­ту­ров. Там уже рабо­тать было полегче. Хотя, без­у­словно, соз­да­ние петель с натри­е­вым и свин­цово-вис­му­то­вым теп­ло­но­си­те­лем было для меня делом новым и непро­стым.

Мою жизнь в науке можно поде­лить на несколько крупных этапов. Первый — стро­и­тель­ство иссле­до­ва­тель­ских реак­то­ров, второй — соз­да­ние пет­ле­вых уста­но­вок, третий — мате­ри­а­ло­вед­че­ские иссле­до­ва­ния отра­бо­тан­ных сборок с под­ло­док и атомных ледо­колов, чет­вер­тый — работа в дис­сер­та­ци­он­ном совете, под­го­товка книг и моно­гра­фий. Каждый из этих этапов по-своему важен. Но все же, навер­ное, главное — соз­да­ние облу­ча­тель­ного устройства «Гир­лянда», поз­во­ля­ю­щего испы­ты­вать макеты твэлов для судовых реак­то­ров. В конце 1980-х годов в НИИАР при­ез­жал первый зам­ми­ни­стра Сред­маша, он тогда сказал: «На флоте у нас бла­го­даря «Гир­лянде» никаких нет проблем, все решено».

Желания поме­нять работу или куда-то уехать никогда не было. И что значит уехать? Не могу больше трех дней быть не на родине. Лучше нашей экс­пе­ри­мен­таль­ной базы нигде нет. Где еще отно­ше­ние к ученым более бла­го­дар­ное?! Это все миф. Был я и в США, и в Европе: везде такая же борьба за жизнь.

Моло­дежь в инсти­туте меня­ется в лучшую сторону. 20 лет назад сту­денты не могли назвать точную тем­пе­ра­туру кипения и замер­за­ния воды. К счастью, ситу­а­ция изме­ни­лась. Приятно видеть, что люди стали зани­маться и учиться, они знают много и хорошо под­го­то­в­лены.

В чем секрет успеха?! Рабо­тать надо! Рабо­тать, рабо­тать и еще раз рабо­тать! Я по пять лет без отпусков работал, в проф­коме меня ругали, но как уйти? Рабо­тать надо! Но многое зависит и от везения, и от кол­лек­тива. Атомная наука все-таки кол­лек­тив­ная.

Дети не пошли по моим стопам, никто не пошел. Даже многие род­ствен­ники на меня сер­ди­лись за то, что я работаю в атомной отрасли. Помню, дядя пришел ко мне в общежи­тие, увидел лозунг «Даешь Бело­яр­скую АЭС!» и стал кри­ти­ко­вать: в Челя­бин­ске такая ради­а­ци­он­ная обста­новка, а ты про­па­ган­ди­ру­ешь мирный атом.

На празд­но­ва­ние моего вось­ми­де­сяти­летия пришло много народа, но еще больше жела­ю­щих не попали — просто не хватило мест в зале. Кстати, заметил: мне коллеги любят дарить часы. После юбилея моя кол­лек­ция попол­ни­лась еще четырьмя. Какое желание загадал в день рожде­ния? Есть одна мечта — дожить бы этак лет до ста…