Геологическая династия
В геологическую профессию иногда приходят случайно, под влиянием романтики, начитавшись литературы или посмотрев кинофильмы о геологах. Долго такие люди в профессии не задерживаются. Частая перемена мест, отсутствие бытовых удобств, удаленность от центров цивилизации и другие факторы быстро отрезвляют романтические головы и заставляют искать иное приложение жизненных сил. Большая часть специалистов, работающих в геологии, делают свой выбор осознанно. Выбор профессии вообще нелегкое дело. Ведь желательно, чтобы дело, которое выбрал, было тебе по душе, стало основным в жизнедеятельности и оставалось таковым до конца жизни. Нередко выбору профессии способствуют семейные традиции.
Мне в этом отношении повезло. Мои родители — геологи. Поэтому мне, видевшему и частично вовлеченному в геологическую действительность с детства, при выборе жизненного пути не пришлось долго раздумывать. Дело в том, что в летние периоды в связи с полевыми работами мама часто брала меня с собой. Выезды с экспедициями в Казахстан, в республики Средней Азии, на Украину позволяли хорошо ознакомиться с сущностью геологической деятельности, принять ее и понять, что эта область полностью отвечает моим интересам. Мне не нужно было объяснять, что решение поставленных профессией задач по поискам и добыче необходимых для жизни полезных ископаемых можно найти, только усвоив опыт предыдущих поколений. Поступление после окончания школы в геологоразведочный институт открывало путь к этому познанию.
Судьбы моих родителей в геологии сложились по-разному. В начале 1939 г. они поженились, и родился мой старший брат, а через полтора года и я. А вскоре началась война.
Отец, Казанцев Владимир Петрович, к моменту женитьбы был уже вполне сложившимся специалистом-геологом. К сожалению, он прожил недолгую жизнь. Умер он в 1944 году от туберкулеза, находясь в служебной командировке во Львове. Ему был 41 год. В голодные военные годы туберкулез не излечивался. Мне тогда было 4 года, и я плохо помню отца. Информации о его геологической деятельности сохранилось немного. Родом он из Сибири (г. Новосибирск), после окончания института непродолжительное время работал в экспедициях Западно-Сибирского геологического управления, а в 1928 г. был откомандирован на работу в Москву, в Комитет по делам геологии при СНК Союза ССР. В середине тридцатых годов отец переходит на работу во Всесоюзный научно-исследовательский институт минерального сырья (ВИМС). На начальном этапе геологической работы он занимался поисками и разведкой месторождений барита на Урале.
Барит в тот период использовался как важный сырьевой компонент ряда промышленных производств, в частности — в резиновой и бумажной отраслях; кроме того, он незаменим как утяжелитель при бурении скважин. Зримым результатом работ этого периода является написанная отцом монография с описанием геологических условий всех известных на то время месторождений барита на Урале (В. П. Казанцев «Бариты Урала». Объединенное научно-техническое издательство НК ТП СССР, Москва, 1935). В монографию включено описание геологических характеристик месторождений барита, их запасы, дана качественная характеристика этого полезного ископаемого, описаны опыты обогащения и химической отбелки барита.
В последующий период отец работал в экспедициях, занимающихся поисками алмазов на Урале, проведением ревизионных работ по проверке сведений о находках единичных алмазов в верховьях реки Белой и в Миасском регионе, где были найдены массивы ультраосновных пород. В начале полевого сезона 1939 года Уткинская геологоразведочная партия ВИМСа, руководимая В. П. Казанцевым, открыла в бассейне реки Межевая Утка первое на Урале месторождение алмазов («Всемирная история». 2013, № 4. С. 37-39). Это была относительно небольшая алмазная россыпь, но этот почин стимулировал дальнейшие поиски алмазных россыпей на Урале. Комитет по делам геологии при СНК СССР приказом за № 214 от 08.08.1940 организовал на базе научно-исследовательских алмазных групп ВИМСа и ВСЕГЕИ единую уральскую алмазную экспедицию. Сотрудники этой экспедиции в течение 1940-41 гг. открыли уже промышленные месторождения алмазов в бассейнах рек Койвы, Вижан и др. В связи с важностью решаемых задач отец продолжал эти работы и в военные годы в качестве начальника геологоразведочной партии Алмазной экспедиции. Пожалуй, это наиболее весомые результаты его геологической работы.
Но мне бы хотелось отметить, что за относительно короткий период его семейной жизни отцу пришлось решать достаточно сложную жизненную ситуацию. Дом, в котором проживала наша семья на улице Горького, в 1941 г., перед самой войной, предназначался под снос, и семья с двумя малолетними детьми буквально выселялась на улицу. Взамен предоставляли участок земли в поселке Бутово (5 соток) и крайне незначительную сумму денег (2000 рублей на члена семьи) на постройку дома. Все попытки добиться от жилкомиссии какого-либо жилья успеха не имели. Но удалось найти семью, которая согласилась в обмен на участок и определенную сумму денег (пришлось дополнительно занимать) предоставить одну комнату (16 м2) в коммунальной квартире на ул. Мархлевского (ныне Милютинский пер.). Правда, пришлось добиваться разрешение на обмен у председателя Моссовета Пронина. Мы прожили в этой комнате до конца 1957 года.
Отец, слишком рано ушедший из жизни, никак не мог повлиять на мою профориентацию (разве что на генетическом уровне). Конечно, главным ориентиром в этом вопросе была мама.
Моя мама, Цыбульская Мария Станиславовна, пришла в геологию совсем молоденькой девушкой. Ее родители не имели к геологии никакого отношения. Отец был машинистом паровоза, а мать домохозяйкой, растила троих детей. После окончания школы моя мама поступила в горно-металлургический техникум в г. Владикавказе, где они жили. Еще учась в техникуме, Мария Станиславовна подрабатывала коллектором в геологической партии. После окончания техникума она некоторое время работала в Управлении Полиметаллразведка и в Микоян-Шахарском горнопромышленном комбинате, откуда в 1936 г. была направлена в Москву для поступления в институт. Для приобретения стажа она первоначально работала гидрогеологом во Всесоюзной конторе специального геологического картирования и минералогии, а затем минералогом ВИМСа. В 1939 г. она выходит замуж за В. П. Казанцева, и у нее рождается двое детей (1939 и 1940 г. рождения). Воспитывая сыновей, она, тем не менее, в течение 1940-1943 гг. находит возможность работать минералогом в Уральской геологической экспедиции, причем в 1943 г. семья находилась в эвакуации на Урале, где отец работал в геологической партии.
Вернувшись в Москву в 1943 г., мама поступает в Московский институт цветных металлов и золота, который оканчивает в 1948 г., написав диплом по разведке пегматитового месторождения Кара-Су в Средней Азии. Ее направляют на работу в Гиредмет, где в то время начинаются работы по урановой тематике. На этом этапе одним из основных методов поисков урановых месторождений являлось изучение всего каменного материала и ревизия всех действующих и разведуемых месторождений различных металлов: вольфрама, молибдена, полиметаллов и др. В этот период Мария Станиславовна посещает большое число объектов, главным образом в Средней Азии, где в Приташкентском районе были ранее обнаружены первые урановые месторождения. Работа была напряженная, во многом связанная с частыми перемещениями на многочисленные месторождения, причем основным транспортом того времени были арендованные лошади и ишаки. Кроме того, большие сложности обуславливались тем, что еще не были созданы портативные переносные радиометры для анализа руд, поэтому во многом приходилось ориентироваться на ранее приобретенный опыт.
В 1951 г. геологов Гиредмета переводят во вновь созданный специализированный урановый институт ВНИИХТ (в то время п/я 912). В этот период разворачиваются масштабные работы геологов на недавно открытых Первомайском и Желтореченском месторождениях урана в пределах Криворожского железорудного бассейна Украины. Мария Станиславовна занимается изучением петрографии и минералогии этих объектов, минералого-технологическими исследованиями руд для создания технологии их переработки. На основе полученных результатов в 1958 г. она защищает кандидатскую диссертацию.
В конце 1958 г. Мария Станиславовна командируется в Германию, где работает в СГАО «Висмут». В те годы это предприятие было одним из основных поставщиков урана для советской атомной промышленности. До 1971 г., работая на горнодобывающих предприятиях, она занимается выяснением условий рудолокализации и отработкой поисковых критериев и признаков уранового оруденения. Эти труды способствовали освоению новых рудоносных участков и слепых рудных тел. Условия работы в шахтах — экстремально тяжелые, и немецкие специалисты удивлялись тому, что женщина работает в шахте. В Германии это было запрещено.
По завершении работы в ГДР Мария Станиславовна с 1972 по 1974 гг. работает в Северном Казахстане в тематических научных группах, занимающихся под руководством Г. П. Полуаршинова поисково-оценочными работами на перспективных площадях Целинного горно-химического комбината. Научную работу она совмещала с организационной, в полевой сезон выполняя роль начальника геологической партии. В 1974 г. она в возрасте 59 лет выходит на пенсию, в общей сложности проработав во ВНИИХТе 23 года.
Выезжая с мамой в экспедиции с детства, я достаточно рано приучился к самостоятельности. Меня периодически оставляли одного на целый день на базе геологической партии или, в случае выхода геологов на длительный срок в дальний маршрут, куда по производственным причинам меня брать не могли, договаривались с какой-нибудь семьей в рудничных поселках о присмотре за мной. Иногда это приводило к интересным ситуациям. Так, однажды в Киргизии меня на месяц оставили в семье рудничных сотрудников. Наступает 1 сентября, соседские ребята пошли в школу. Мне в то время было 6 лет, но я тоже пошел вместе с ними. Однако вместо учебы нас вывозили в поле на сбор табака. Работали полный световой день, в течение которого всем выдавали по ломтю черного хлеба и куску брынзы. Так продолжалось пять дней в неделю, а один день был учебный, причем нас обучали киргизскому языку. Когда вернулись геологи, я рассказал о своей учебе, чем их очень повеселил.
Однако эта история имела продолжение. По возвращении в Москву в середине октября 1947 г. мама отвела меня в школу. Утром сдала заведующей учебной частью и уехала на работу. Завуч проводила меня в класс и удалилась. На первом уроке мы писали диктант. Азбуку я знал, но не все буквы в прописном исполнении, некоторые только в печатном. Сдали тетради и вышли на перемену, где меня тут же вовлекли в кучу-малу, из которой меня за ухо вытащил какой-то учитель и привел в свой класс, поставив в угол. Был урок географии, около меня сбоку висела карта страны, на которой я увидел, что на южной части острова Сахалин и на Курильских островах написано «Япония». Когда сейчас возникают разговоры о принадлежности Курил, я вспоминаю эту, как позже выяснилось, еще довоенную карту. Вечером после работы мама пришла забирать меня из группы продленного дня, и учительница сказала ей, что я очень отстал по русскому, и за диктант она мне поставила даже не двойку, а единицу. Мама была поражена. Какие диктанты в первом классе? Выяснилось, что меня из-за высокого роста привели во второй класс! На следующий день, уже в первом классе, оказалось, что мои познания в русском языке даже несколько лучше, чем у многих первоклассников.
Учеба в ВУЗе детально обнажила те проблемы, которые возникают перед геологами-уранщиками. Производственные практики в тайге Енисейского кряжа в Сибири, затем в песках Кызылкумов и на дипломной практике на Алдане в Якутии открыли мне многообразие существующих типов урановых месторождений и позволили понять сложность их поисков и освоения.
После окончания института в 1963 г. я пришел работать во ВНИИХТ и был направлен к одному из опытнейших минералогов-уранщиков Ю. М. Дымкову. Он практически не выезжал в поле, был типичным кабинетным исследователем, но в минералогии различных типов урановых руд разбирался досконально. Содружество с ним позволило мне быстрее определиться с выбором геологической специализации. Изучение минерального состава, физико-химических свойств руд, выяснение их природных типов ложилось в основу разработки технологии их передела. В этот период я работал на промышленных объектах различных рудно-формационных типов гидротермальных и гидротермально-осадочных урановых месторождений в Казахстане, Узбекистане, Киргизии, Украине. В 1974 г. на материале по изучению состава, зональности распределения, решению вопросов генезиса комплексных уран-молибденовых руд Кызылсайского месторождения в Южном Казахстане я защитил диссертацию кандидата геолого-минералогических наук. В 1974-1981 гг. выезжал для оказания технической помощи в Чехословакию, где принимал участие в разработке и внедрении методики оценки и разбраковки радиоактивных аномалий в Центральной Чехии и руководил группой по организации геолого-минералогических исследований с выделением труднорастворимых для способа ПВ типов руд на урановых месторождениях Стражского блока Северной Чехии.
В последующие годы, кроме урановорудных месторождений, я занимался решением вопросов комплексного использования редкометалльных, редкоземельных, золото-урановых и полиметаллических месторождений России. В частности, изучением минералого-технологических свойств свинцово-цинковых руд Павловского месторождения на стратегически важной территории архипелага Новая Земля.
В начале двухтысячных годов в связи со сворачиванием геологических работ по поискам и разведке месторождений урана в России и резким снижением ассигнований на работы геологического отдела я на некоторое время оставил институт и перешел на работу в другую организацию. Работая в этот период главным специалистом отдела твердых полезных ископаемых ОАО «Зарубежгеология», командировался в ряд зарубежных стран. В Исламской республике Иран занимался геолого-металлогеническим изучением восточной части территории страны. Нами был выделен ряд площадей, перспективных на обнаружение урановых месторождений. В Венесуэле проводил консультационные работы в связи с организацией научно-исследовательского центра и обучение специалистов-геологов проведению поисковых работ на уран. В Нигере по контракту с «Газпром ЭП Интернешнл» руководил группой экспертов по оценке ураноносности двух лицензионных блоков в его восточной части.
В целом, проработав во ВНИИХТе 46 лет, я прошел все ступени служебной лестницы: от лаборанта в испытательный срок при поступлении до начальника геологического отдела. Причем наиболее напряженными были годы последнего десятилетия. Длительное недофинансирование, периодические «оптимизации» структуры, кадровые сокращения и уход специалистов совпали с территориальными претензиями к институту, что практически предопределило его расформирование.
Такова вкратце судьба одной из геологических династий ВНИИХТа, на чью долю выпали периоды зарождения, становления, расцвета и упадка уранодобычи. Последнее полностью отразилось и на судьбе института как такового. Возникнув в 1951 г., к 2021 г. институт претерпевает переформирование и теряет свое местоположение.