На заводе работали величайшие умы!
Родом я с севера Томской области, из Колпашевского района, куда в двадцатые-тридцатые годы ссылали «врагов советской власти». С колпашевской пропиской въезд в страну был запрещен. Для нас — «детей врагов народа» — не было шанса на получение хорошего образования и работы, а был уготован лишь Крайний Север и лесоповал. О Минсредмаше, куда совершенно случайно попал я и несколько моих друзей, мы даже мечтать не могли. А случилось все летом 60-го. На пляже в Колпашево мы с друзьями встретили вербовщика с Комбината №816. Он предложил пойти учиться в профессиональное училище №10 Томска-7, получить там рабочую специальность, которая откроет дорогу на секретный комбинат Минсредмаша. Там, как он обещал, нас ждала интересная работа, высокая зарплата.
Училище находилось внутри атомной зоны. Мы были его первыми студентами. Я поступил на химика-лаборанта. Для меня, "глухого" провинциала, это была совершенно незнакомая и очень интересная специальность. Нас поселили в общежитие. Обеспечили формой, кормили в студенческой столовой. Кстати, насчет питания. Где-то месяца через два-три после начала учебы произошел очень интересный случай. Нас, здоровых деревенских парней-сибиряков, привыкших к обильной высококалорийной пище — картошке, рыбе, икре — в училище кормили солдатским пайком. Было вкусно, но мало. Первый месяц мы терпели, потом начали жаловаться начальству училища. Ничего не менялось.
Тогда решили обратиться напрямую к руководству комбината. Собрались большой толпой, человек 250, перекрыли площадь возле управления. Из здания народ выбегает, все перепуганные; сначала подумали, что заключенные взбунтовались (их тогда в зоне Томска-7 было большое количество). Оно и понятно, вид у нас — ГПТУшников — тогда практически ничем не отличался от вида зэков: ходили в бушлатах, черных брюках и шапках. Нас попытались отговорить от акции, но не получилось. Стоим час, два. Выходит женщина, как выяснилось, — секретарь директора. Говорит: «Ваш вопрос решен. Идите в актовый зал и ждите!». Пришло руководство по социальной линии, главный из них зачитал приказ об увольнении всех ответственных за снабжение и питание студентов училища.
С тех пор нас кормили очень хорошо, всем хватало досыта наесться. И никаких гонений из-за митинга. Мы тогда прошли такой урок демократии! Убедились, что не надо сидеть сложа руки, в курилках материться, нужно идти и бороться за свои права. Через год — заводская практика. Я был направлен на 15-й объект (радиохимический завод комбината), в цех 24. Увидел завод — и был просто ошеломлен: гигантские лаборатории, огромные приборы, всюду мигают лампочки, люди в белых халатах, комбинезонах, респираторах делают какие-то анализы. Смотришь на результаты анализов, а там сосчитаны 6-7 знаков после запятой. Это было сложнейшее производство, требующее очень больших знаний. Я сразу понял, что надо усиленно учиться: не будет знаний — не будет работы, не будет денег, и ничего в жизни не достигну. Это подтолкнуло меня поступить в вечернюю школу, а потом и на вечернее отделение Томского института радиоэлектроники и электронной техники.
Вообще на комбинате царил культ знаний. На практике нам платили ежемесячно 100 рублей. Сказочная сумма! Мы зажили, как короли, и все были жутко счастливы. После первой зарплаты накупили себе модной одежды. Когда приезжали к родне, на нас смотрели с завистью, для деревенских девчонок мы были самыми завидными женихами.
После техникума мы попали на самую престижную в то время работу. Сибирский химический комбинат (Томск-7) объединял в себе все производственные стадии ядерного цикла. Пять его атомных реакторов и другие производства вырабатывали плутоний, который шел на атомные бомбы. Получали металлический плутоний, металлический обогащенный уран, изготовляли изделия из плутония и урана-235, осуществляли регенерацию урана из отработанных урановых блоков промышленных реакторов, а также вырабатывали электрическую и тепловую энергию. Радиохимический завод (объект «Б», объект 15), куда я был направлен на работу, являлся одним из ведущих звеньев ядерно-технологического цикла комбината. Он осуществлял переработку облученных в промышленных и энергетических реакторах урановых блочков, а также радиохимическую переработку отработанного ядерного топлива для получения плутония и урана.
На заводе работали величайшие умы, люди с огромным багажом знаний и опытом работы в освоении ядерной энергии. Многие из корифеев завода пережили сталинские репрессии, челябинскую аварию 1957 года (на химкомбинате «Маяк»). Мы попали к ним в лаборанты. Без всякой предвзятости и высокомерия они обучали нас, передавали свои знания, учили трудолюбию и ответственности. На заводе для выпускников училища был открыт неограниченный рост разрядов. Ходи, сдавай на разряд хоть раз в полгода. Буквально за год все получили самые максимальные — 6-е разряды, были допущены к секретным видам работы и трудились уже наравне с опытными коллегами, делали сложнейшие анализы.
Я работал в ядерно-физической лаборатории, возглавляемой Юрием Петровичем Бакулиным. Начальником цеха 24 был Владимир Иванович Филин. Я делал радиофизические анализы, по радиоактивности определял изотопный состав. Производство было сверхсекретное, царил строгий порядок и железная дисциплина. 15-й объект был самый отдаленный, рабочие добирались туда на спецпоездах. В зданиях завода не было ни окон, ни дверей. Серьезная пропускная система: чтобы дойти до своего рабочего места, приходилось преодолеть множество КПП, где стояли военные. Причем от раздевалки до санпропускника шли по длинным, многочисленным коридорам «в чем мать родила», лишь с пропуском в руках.
Работой все были сильно загружены. Но всегда находилось время для отдыха и учебы. Ходили с друзьями в рестораны. Тогда они в Томске-7 были очень мощные. В стране был голод, а у нас даже в заводской столовой — канадская телятина, белый хлеб, крупы. Часто всем коллективом ездили на рыбалку. Заказывали на два дня "веранду" — огромную крытую моторную посудину и плыли по Томи до Оби. Там рыбачили, купались, вечером собирались на уху у костра, пели песни, ночевали на берегу. Вместе с нами отдыхали наши руководители — технологи, главные технологи — великие в нашем понимании люди. И они нисколько не гнушались нашей компанией. Вообще на заводе не было иерархии, маститые спецы как с равными общались с нами — рядовыми рабочими.
На спорте были помешаны абсолютно все комбинатовцы. Спортивная база — мощная. Руководство комбината вело очень грамотную политику. Для каждого вида спорта — отдельный спортзал. Зимой в каждом квартале заливали катки. Прокладывали лыжни — освещенные и «дикие». Мы ходили на лыжах в 45-градусный мороз по 4-5 километров.
Я и все мои знакомые вставали в полшестого, делали зарядку, а потом бежали на стадион. Пристраивались к именитым спортсменам комбината — членам сборных СССР и тренировались со своими кумирами. Я занимался с волейболистом. С восхищением наблюдал, какие он выделывал мастерские трюки на сетке. Мы даже хвастались друг перед другом, с какими спортсменами делаем зарядку.
На Комбинате №816 я проработал 8 лет. И по сей день жалею, что не остался там работать дальше. Года три назад ездил в Северск, где прошла моя молодость. Без проблем выписали пропуск на проход в город, чему я был очень удивлен. Встретился со старыми друзьями, поговорили за жизнь, о комбинате. Ностальгия замучила.