Обращение к сайту «История Росатома» подразумевает согласие с правилами использования материалов сайта.
Пожалуйста, ознакомьтесь с приведёнными правилами до начала работы

Новая версия сайта «История Росатома» работает в тестовом режиме.
Если вы нашли опечатку или ошибку, пожалуйста, сообщите об этом через форму обратной связи

Участники атомного проекта /

Говердовский Андрей Александрович

Совет­ский и рос­сийский физик. Ген­ди­рек­тор Физико-энер­гети­че­ского инсти­тута, доктор физико-мате­ма­ти­че­ских наук. Лауреат премии Прави­тель­ства Рос­сийской Феде­ра­ции в области науки и техники.
Говердовский Андрей Александрович

Я никогда не хотел быть физиком — я хотел быть физиком-ядер­щи­ком. Как-то по теле­ви­зору молодой про­фес­сор из МИФИ рас­ска­зы­вал, что такое ядро, что такое эле­мен­тар­ная частица, как их изучают. И мне стало очень инте­ресно. Я сразу пошел в биб­ли­о­теку, взял книги по ядерной физике. Я учился в МИФИ. О Физико-энер­гети­че­ском инсти­туте много знал, хотел туда. Приехал в Обнинск на диплом — и с тех пор здесь. Диплом­ная работа была посвя­щена изме­ре­нию отно­ше­ния сечения деления урана-238 и урана-235 нейтро­нами с энер­гией 16 МэВ. Мы зани­мались нейтрон­ной физикой, кон­стан­тами.

Я пришел в ФЭИ в очень инте­рес­ное время: огромный экс­пе­ри­мен­таль­ный отдел, пять уско­ри­те­лей — сейчас их все заме­няет один тан­дет­рон. Мне дали воз­мож­ность рабо­тать на двух уско­ри­те­лях. Вот и работал: днем на одном, ночью — на другом. Жил я тогда в поселке Протва, послед­ний автобус уходил в 23:30, я на него никогда не успевал. И оста­вался в инсти­туте. Было безумно инте­ресно. Потом я увлекся физикой деления, нашел еди­но­мыш­лен­ни­ков. Мы сотруд­ни­чали с зару­беж­ными инсти­ту­тами. Пять лет про­ра­бо­тали с ЦЕРНом. Жили там же, в хостеле. Провели несколько очень серьезных экс­пе­ри­мен­тов, опу­б­ли­ко­вали в Physical Review 20 статей. Мне понрави­лось в ЦЕРНе. Общались посто­янно, пре­ры­вались только на сон. В России этого не хватает. Наши спе­ци­али­сты ничем не хуже зару­беж­ных, а в чем-то даже лучше. Но надо выхо­дить в мир, общаться с кол­ле­гами из других стран.

В то же время я никогда не хотел уехать за границу насо­в­сем. В 1990-е звали в Гер­ма­нию. Обещали хорошую зар­плату. А мы тогда прак­ти­че­ски голо­дали. Радо­вались, что детей кормят в садике. Но ехать я отка­зался. Я патриот. К тому же опыты, которые мы ставили, были гораздо глубже и инте­рес­нее. За гра­ни­цей ты не сво­бо­ден в выборе того, чем зани­ма­ешься. А 1990-е годы здесь были совер­шенно сво­бод­ными для пытли­вого ума, потому что финан­си­ро­ва­ния не было, заказов не было, а элек­три­че­ство не отклю­чали. Уско­ри­тели рабо­тали, вода была. Иссле­до­вали, что хотели. Пони­ма­ете, жизнью движет интерес. Если нет инте­реса, то это просто какое-то про­зя­ба­ние. Дорогие «мер­се­десы», яхты — это все неин­те­ресно. А вот создать что-то новое, при­от­крыть окно в неиз­вест­ное — это жизнь. Сейчас свободы в иссле­до­ва­ниях меньше, но если нельзя, но сильно хочется, то можно. В любых НИОКР, которые нам зака­зы­вают госу­дар­ство или частная ком­па­ния, всегда можно нат­кнуться на неи­зу­чен­ный элемент. Это не жуль­ни­че­ство, просто пытли­вый мозг везде находит инте­рес­ное. Сегодня и задачи ставят такие, что без фан­та­зии их не решить. Я рад, что в гос­кор­по­ра­ции есть пони­ма­ние, что без глу­бо­ких поис­ко­вых иссле­до­ва­ний новое создать невоз­можно.

В ФЭИ меня взяли в 1981 году старшим лабо­ран­том. В 1983 году я поехал на меж­ду­на­род­ную кон­фе­рен­цию по нейтрон­ной физике, у меня был пле­нар­ный доклад. Началь­ники запи­сали меня инже­не­ром, потому что старший лабо­рант — как-то несо­лидно. А меня это совер­шенно не вол­но­вало. Началь­ни­ком стал после защиты док­тор­ской, в 1995 году. Старая лабо­ра­то­рия меня уже не устра­и­вала. Я пошел к дирек­тору и сказал, что мне это не инте­ресно. Он ответил: «Так сделай свою лабо­ра­то­рию». Ну я и сделал — про­блемную лабо­ра­то­рию дина­мики деления, мы начали изучать холод­ное деление. Все сотруд­ники, которые хотели перемен, пришли в эту лабо­ра­то­рию. В ней за 10 лет защи­тили 18 кан­ди­дат­ских и четыре док­тор­ские дис­сер­та­ции. Потом поя­ви­лась вакан­сия началь­ника отдела, в который входила моя лабо­ра­то­рия. Я посмо­трел на претен­ден­тов — никто не понравился. Выдви­нул свою кан­ди­да­туру. Победил. Потом стал началь­ни­ком отде­ле­ния, потом — всего инсти­тута. Это про­и­зо­шло в тяже­лейшее для ФЭИ время. Про­верки вскрыли огром­ное коли­че­ство кор­руп­ци­он­ных пре­ступ­ле­ний; для неко­то­рых работ­ни­ков, в том числе ген­ди­рек­тора, это закон­чи­лось пла­чевно. Руко­вод­ство гос­кор­по­ра­ции решило пору­чить упра­в­ле­ние инсти­ту­том чело­веку, который в пороча­щих связях не был замечен. Я, как гово­рится, ока­зался не в то время и не в том месте. Надо было дома поси­деть, а я поехал на кон­фе­рен­цию (шучу, разу­ме­ется). Там меня и заметили. Вызвал меня тогдаш­ний руко­во­ди­тель «Роса­тома» Сергей Кири­енко и сказал — надо. Я не спорил: надо так надо. Думал, иду месяца на три-четыре: порядок наведу — и вернусь к себе в отде­ле­ние.

Научным кол­лек­ти­вом, вообще говоря, осо­бенно и руко­во­дить не надо. Это само­ор­га­ни­зу­ю­ща­яся система. В лабо­ра­то­риях, отделах мно­же­ство опытных и авто­ри­тет­ных людей, которые точно могут опре­де­лить, куда дви­гаться, что иссле­до­вать. Правда, мнения довольно часто стал­ки­ва­ются. В первые годы ко мне даже при­хо­дили и просили рас­су­дить. Но как я могу всех рас­су­дить? Явля­ются реак­тор­щики и спра­ши­вают, какой реактор им делать — тот или этот. Да я ни бель­меса не понимаю в реак­тор­ных тех­ноло­гиях! Люди довольно быстро поняли, что дого­ва­ри­ваться при­дется между собой.

Я не обма­ны­ваю сотруд­ни­ков. Самую тяжелую правду говорю. Лучше, пока не пошли сплетни по курил­кам, объ­яс­нить людям, что нас ждет. Моло­дежь требует к себе особого отно­ше­ния. Даже если сотруд­ники тебе во внуки годятся, им нельзя при­ка­зы­вать, «ставить в угол». Они незави­симы, знают себе цену и рас­счи­ты­вают на ува­же­ние, на под­дер­жку. Я кате­го­ри­че­ски запре­щаю впи­сы­вать меня в автор­ский кол­лек­тив патента, статьи, моно­гра­фии, даже если там есть пара моих мыслей. Не секрет, что многие руко­во­ди­тели "нака­чи­вают" себе коли­че­ство пуб­ли­ка­ций. Я не поста­влю свою фамилию на доку­менте, который написал не я. Сам же я пишу по вечерам. Когда мне было на 40 лет меньше, я неде­лями из себя слова не мог выдавить. Сейчас другой подход: пока едешь на работу, мысли рожда­ются, потом просто запи­сы­ва­ешь.

Помню, когда я только стал дирек­то­ром, что ни скажу на НТС, на сове­ща­ниях — все правильно, все согласны. Мне уже начало казаться, что в инсти­туте остался один ученый — это я. Быстро дал понять, что со мной можно и нужно не согла­шаться. Считаю, это главное мое дости­же­ние на посту дирек­тора. Люди должны быть незави­си­мыми, должны иметь соб­ствен­ное мнение. На семи­на­рах у нас теперь спорят, ссо­рятся, почти дерутся. И всем это нравится. Команду я обновил про­цен­тов на восемь­де­сят, — не сразу, посте­пенно. Когда Сергей Кири­енко приехал меня пред­ста­в­лять кол­лек­тиву, весь зал был седой. Поко­ле­ние сме­ни­лось — пришли молодые дирек­тора отде­ле­ний. Тут же поя­ви­лись новые темы, выбили новую технику.

Отдыхаю я на огороде. Выра­щи­ваю цветы, огурцы, поми­доры. Чтобы полу­чать энергию, надо общаться с землей. Тот, кто вкла­ды­вает в землю силы, живет дольше!