Фадеев Евгений Алексеевич

О своей жизни и о великих атомщиках

Начну с пре­ды­сто­рии. Атомной энер­гети­кой ЗиО начал зани­маться с 1946 года с обра­зо­ва­нием при заводе ОКБ «Гид­ро­пресс». Поста­но­в­ле­нием Совета Народ­ных Комис­са­ров СССР от 28 января 1946 года при Подоль­ском маши­но­стро­и­тель­ном заводе имени Орджо­ни­ки­дзе было пред­пи­сано создать «Особое кон­струк­тор­ское бюро по кон­струк­циям гид­ро­па­ро­прес­со­вого обо­ру­до­ва­ния (сокра­щенно ОКБ «Гид­ро­пресс»). Началь­ни­ком и Главным кон­струк­то­ром был назна­чен Борис Михайло­вич Шол­ко­вич. Назва­ние ОКБ «Гид­ро­пресс» не соот­вет­ство­вало целевой дея­тель­но­сти Бюро и было дано в целях соблю­де­ния секрет­но­сти.

Поста­но­в­ле­нием ЦК КПСС и Совета Мини­стров СССР от 11 ноября 1963 г. ОКБ «Гид­ро­пресс» было выве­дено с ЗиО и пере­дано в ведение Гос­ко­ми­тета по исполь­зо­ва­нию атомной энергии СССР. Фак­ти­че­ски полное выде­ле­ние ОКБ ГП от ЗиО про­и­зо­шло в феврале 1964 года.

Далее, события раз­ви­вались таким образом, что между ОКБ «Гид­ро­пресс» и заводом все больше поя­в­ля­лось раз­но­гла­сий. Кон­струк­торы ОКБ все реже бывали в цехах завода. Замед­ля­лось тех­ноло­ги­че­ское согла­со­ва­ние кон­струк­тор­ской доку­мен­та­ции, задер­жи­ва­лось офор­м­ле­ние кар­то­чек отступ­ле­ний от доку­мен­та­ции, осо­бенно, что каса­лось дефек­тов, допу­щен­ных в про­цессе изго­то­в­ле­ния обо­ру­до­ва­ния. Созре­вала идея соз­да­ния соб­ствен­ного завод­ского кон­струк­тор­ского бюро.

В 1967 году я вер­нулся на завод из инсти­тута тео­рети­че­ской и при­клад­ной меха­ники Сибир­ского отде­ле­ния Ака­демии наук, где про­ра­бо­тал с 1961 по 1966 год заме­сти­те­лем дирек­тора — главным инже­не­ром у ака­демика Хри­сти­а­но­вича С.А. — дирек­тора этого инсти­тута.

Долгий Алексей Арсен­тье­вич — дирек­тор ЗиО принял меня, пред­ло­жив долж­ность заме­сти­теля глав­ного инже­нера по экс­пе­ри­мен­таль­ным работам. В то время мед­ленно шло стро­и­тель­ство так назы­ва­е­мого «стен­до­вого корпуса», пред­на­зна­чен­ного для про­ве­де­ния экс­пе­ри­мен­таль­ных работ по котель­ной тема­тике и для паро­вого котла с пере­да­чей от него пара в Экс­пе­ри­мен­таль­ный корпус ОКБ «Гид­ро­пресс» (ОКБ ГП).

Двойной интерес к стен­до­вому корпусу соз­да­вал массу допол­ни­тель­ных согла­со­ва­ний, раз­де­ле­ния ответ­ствен­но­сти, решения вопро­сов со стро­и­те­лями, вопро­сов приема и хра­не­ния посту­пав­шего обо­ру­до­ва­ния, при­бо­ров, меха­низ­мов, мате­ри­а­лов. Долгий А. А. и решил назна­чить меня ответ­ствен­ным по всем вопро­сам стро­и­тель­ства этого корпуса и раз­ви­тия экс­пе­ри­мен­таль­ных работ на заводе по котель­ной тема­тике. В то время уже рабо­тала спе­ци­аль­ная лабо­ра­то­рия по экс­пе­ри­мен­таль­ным работам под руко­вод­ством Липеца Адольфа Уше­ро­вича. Она была в составе кон­струк­тор­ского отдела (КО-1).

С моим при­хо­дом на завод лабо­ра­то­рия перешла во вновь орга­ни­зо­ван­ный отдел КО-3. Это про­и­зо­шло 13 июля 1967 года по приказу Долгого А. А. № 427. Окон­ча­тель­ное офор­м­ле­ние КО-3 про­и­зо­шло 7 декабря 1967 по приказу №693 дирек­тора ЗиО Долгого А. А. В даль­нейшем мне удалось уго­во­рить Долгого А. А. принять в КО-3 Арте­мова Льва Нико­ла­е­вича, бывшего работ­ника ОКБ «Гид­ро­пресс» и рабо­тав­шего по моей реко­мен­да­ции у ака­демика Хри­сти­а­но­вича С.А. главным кон­струк­то­ром.

Орга­ни­за­ция КО-3 про­хо­дила в борьбе с Мини­стер­ством и пар­тийными орга­нами, от которых должно было быть полу­чено согла­сие на новые штатные единицы. Мне помо­гали Долгий А. А. и Сапож­ни­ков А.И. (началь­ник Главка Мини­стер­ства, бывший главный тех­нолог завода), а по пар­тий­ной линии — секретарь парт­кома завода Егоров Ю. А.

Артемов Лев Нико­ла­е­вич, как опыт­нейший кон­струк­тор и руко­во­ди­тель, был назна­чен, как и Липец А. У., моим заме­сти­те­лем. С при­хо­дом Арте­мова Л.Н. тема­тика КО-3 была рас­ши­рена до соб­ствен­ной раз­ра­ботки кон­струк­тор­ской доку­мен­та­ции по атомной тема­тике.

В это время между заводом и ОКБ ГП воз­ни­кло серьез­ное раз­но­гла­сие по кон­струк­ции сепа­ра­тора-паро­пе­ре­гре­ва­теля, раз­ра­бо­тан­ного ОКБ ГП для атом­ного энер­го­блока №3 Ново­во­ро­неж­ской АЭС с реак­то­ром ВВЭР-440. Кон­струк­ция СПП ОКБ ГП была очень сложной в изго­то­в­ле­нии (витой кон­струк­ции). Срок поставки СПП на Ново­во­ро­неж­скую АЭС был уже очень близок. Тре­бо­ва­лось немед­лен­ное решение. Лев Нико­ла­е­вич быстро пред­ло­жил свою очень простую кон­струк­цию СПП (пря­мо­труб­ную). Долгий А. А. на чертеже новой кон­струк­ции написал: «В2, по моему, это хорошо!» (так он образно обра­тился к гене­раль­ному кон­струк­тору-дирек­тору ОКБ ГП Сте­коль­ни­кову Василию Васи­лье­вичу).

Началь­ник Гла­ва­томэнерго Гри­го­рьянц Артем Нико­ла­е­вич, в ведении кото­рого была Ново­во­ро­неж­ская АЭС, согла­сился с Долгим А. А. изго­то­вить ука­зан­ный СПП по чер­те­жам ЗиО, т.е. КО-3. С тех пор КО-3 стал про­ек­ти­ро­вать СПП для разных атомных элек­тро­стан­ций с реак­то­рами типа ВВЭР. Вскоре при­шлось пере­про­ек­ти­ро­вать СПП для атомных элек­тро­стан­ций и с реак­то­рами РБМК. Пер­во­на­чально ЗиО изго­то­вил СПП витой кон­струк­ции для Ленин­град­ской АЭС по чер­те­жам ЦКТИ им. Пол­зу­нова (г. С.Петер­бург). СПП такой кон­струк­ции ока­зался нера­бо­то­с­по­соб­ным из-за больших дефор­ма­ций труб из нер­жаве­ю­щей стали при высоких рабочих тем­пе­ра­ту­рах.

Артемов Л. Н. и Липец А. У. пред­ло­жили более простую кон­струк­цию, и все ранее изго­то­в­лен­ные СПП по чер­те­жам ЦКТИ, были заме­нены на новые, которые надежно рабо­тают уже десятки лет на всех атомных элек­тро­стан­циях с реак­то­ром типа РБМК (Ленин­град­ская, Курская, Смо­лен­ская).

Также стали про­ек­ти­ро­вать теп­ло­об­мен­ники, подо­гре­ва­тели низкого и высо­кого дав­ле­ния и другое обо­ру­до­ва­ние. В связи с пере­груз­кой КО-1, КО-3 стало про­ек­ти­ро­вать также и котель­ное обо­ру­до­ва­ние (напри­мер, для мусо­ро­сжи­га­тель­ного завода в Москве). Помо­гали КО-2 про­ек­ти­ро­вать обо­ру­до­ва­ние для неф­те­хими­че­ской про­мыш­лен­но­сти. КО-3 были приданы: группа по АСУ-ТП (Кубышин П.Ф), группа про­грам­ми­стов и рас­чет­чи­ков по котлам (Лак­та­нов М.Д.), про­из­вод­ство взрыв­ных работ (Жук А. И.). В связи с пере­да­чей изго­то­в­ле­ния реге­не­ра­то­ров для газовой про­мыш­лен­но­сти с Нев­ского завода ЗиО КО-3 была пору­чена раз­ра­ботка кон­струк­тор­ской доку­мен­та­ции ука­зан­ных реге­не­ра­то­ров. К концу моего первого руко­вод­ства КО-3, (когда я был назна­чен главным инже­не­ром завода (декабрь 1973 года), КО-3 раз­ро­с­лось почти до 180 человек со многими под­раз­де­ле­ни­ями.

Визит Слав­ского

В марте 1974 года на завод при­е­хало большое началь­ство: Кок­са­нов И. В, из ЦК КПСС, министр судо­стро­и­тель­ной про­мыш­лен­но­сти Бутома Б. Е, министр Мин­сред­маша Слав­ский Е. П., министр тяже­лого, энер­гети­че­ского и тран­с­порт­ного маши­но­стро­е­ния Жигалин В. Ф. со своими первыми замами, а также заме­сти­тель глав­кома ВМФ Котов П. Г. Впервые на тер­ри­то­рию завода въехало сразу 5 «чле­но­во­зов» (бро­ни­ро­ван­ных тяжелых ЗИЛов).

Долгий знал за несколько дней о приезде такой высокой комис­сии, и поэтому по его заданию я тру­дился со своими помощ­ни­ками допо­здна. Нака­нуне приезда комис­сии Алексей Долгий решил про­ве­рить нашу работу. Зашел ко мне в кабинет, а меня нет!? Тогда он подумал, что я отдыхаю, а может, даже выпиваю (за моим каби­нетом был такая комната). Рванул дверь, влетел, чтобы нас «раз­не­сти», а мы сидим, корпим над соста­в­ле­нием послед­них гра­фи­ков выпуска военной и другой техники. «Почему, — шумит, — вы здесь?». Объ­яс­няю Алексею Арсен­тье­вичу: «А чтобы никто нам не мешал. В кабинет загля­нут, а меня нет, навер­ное, думают, в цехах, и уходят». Что-то буркнул удо­вле­тво­ренно и быстро ушел.

Мы гото­ви­лись к встрече с мини­страми очень тща­тельно. Осо­бенно большую работу провел началь­ник спе­ци­аль­ного тех­ноло­ги­че­ского отдела В. А. Арда­мат­ский. В каби­нете Долгого заранее выве­сили соот­вет­ству­ю­щие чертежи по всем военным заказам и графики хода изго­то­в­ле­ния спе­ци­аль­ного обо­ру­до­ва­ния. Во главе стола сидел Долгий, я с правой его руки. Рядом со мной сел Ефим Слав­ский, за ним Жигалин, Бутома. С левой руки — Кок­са­нов, Котов. В каби­нете за столом было 24 чело­века, осталь­ные просто стояли.

Долгий сделал краткое сооб­ще­ние по всем заказам: «земля», «космос», «море». Начал гово­рить о заказах гра­ждан­ских, Слав­ский его оста­но­вил: «Нас­колько завод отстает по 120 заказу от сроков, уста­но­в­лен­ных ЦК КПСС?» Долгий ответил, что завод, к сожа­ле­нию, отстает на несколько месяцев, и главной при­чи­ной явля­ется отсут­ствие доку­мен­та­ции на ряд узлов от ОКБ «Гид­ро­пресс». Тогда Слав­ский попро­сил назвать, какие именно чертежи не отдал Сте­коль­ни­ков. Я назвал. И добавил, в ряд чер­те­жей только что Гид­ро­пресс внес изме­не­ния суще­ствен­ного порядка, и нам при­дется неко­то­рые узлы пере­де­лы­вать заново. Слав­ский не успо­ко­ился и попро­сил пока­зать чертежи.

И тут про­и­зо­шел дра­ма­тич­ный эпизод. Я попро­сил Вин­ни­кова пере­дать чертежи, а тот вместо того, чтобы их подать, бросил на стол прямо перед лицом Слав­ского. Ефим Пав­ло­вич поба­гро­вел, взгля­нул на Вин­ни­кова и сказал сурово: «Ты, щенок, кому бро­са­ешь чертежи? И хотя мне 76 лет, я еще могу тебе врезать за твою дер­зо­сть». И поднял кулак. Затем Слав­ский набро­сился на меня: «Почему не видна здесь роль глав­ного инже­нера?» Кто-то ответил, что Фадеева назна­чили только три месяца назад. Слав­ский и Жигалин, посо­вето­вав­шись, решили не обсу­ждать про­блемы, а перешли к выводам. Слав­ский сказал Жигалину: «Вла­димир, помнишь, с нас спра­ши­вали не после трех месяцев, а сразу после назна­че­ния?» И подвели итоги сле­ду­ю­щим образом: дирек­тор завода доложил неу­бе­ди­тельно, завод сорвал третий срок поставки обо­ру­до­ва­ния для атомной под­вод­ной лодки. Надо по Долгому принять спе­ци­аль­ное решение, а Фадеева обязать зани­маться этим заказом осно­ва­тельно и вместе со Сте­коль­ни­ко­вым решить все вопросы по доку­мен­та­ции в бли­жайшие дни.

Через несколько дней Алексея Арсен­тье­вича сняли с работы, а меня поставили и. о. дирек­тора завода. Дирек­тор­ство­вал я при­мерно месяц. Долгий остался членом парт­кома завода.

Вскоре вопрос о постав­ках обо­ру­до­ва­ния для АПЛ заказа 120 рас­смо­трели на парт­коме. Этот заказ ока­зался самым сложным в истории завода, но и самым счаст­ли­вым для многих из нас. В работе над его выпол­не­нием выросли будущие руко­во­ди­тели ЗиО, цехов, отделов. Осо­бенно хочется отметить Вла­димира Овчара и Леонида Чубаря. Этот заказ поднял тех­ни­че­ский уровень завода еще на одну ступень.

Работа над ошибками

При­шлось решать много сложных вопро­сов, свя­зан­ных с ядерно-энер­гети­че­скими уста­нов­ками заказа 120 для атомной под­вод­ной лодки «Альфа». Доку­мен­та­ция не всегда была доброт­ной. И это есте­ственно, так как слож­нейшие кон­струк­тор­ские решения при­ни­мались впервые в мире, и всё соз­да­ва­лось в сжатые сроки под прессом ЦК КПСС и Совета мини­стров. Были и крупные про­счеты: в цехе № 7 пере­пу­тали трубки обо­грева, вместо сплава ЭП-350 рабочие вварили трубки из нер­жаве­ю­щей стали. В этом цехе шло изго­то­в­ле­ние паро­ге­не­ра­то­ров для АЭС, в которых при­ме­ня­лись трубки из нер­жаве­ю­щей стали наруж­ным диа­мет­ром 16 мм. Точно такого же диа­метра при­ме­ня­лись трубки для обо­грева обо­ру­до­ва­ния и тру­бо­про­во­дов ядерно-энер­гети­че­ской уста­новки заказа 120, но из сплава ЭП-350. Трубки пере­пу­тали ночью, когда кон­троль ста­но­вился менее жестким. Ошибка обна­ру­жи­лась в Севе­ро­двин­ске при сти­ло­ско­пи­ро­ва­нии концов труб, высту­па­ю­щих из пол­но­стью засвин­цо­ван­ного блока. Дело в том, что трубки из нер­жаве­ю­щей стали могли рабо­тать не более 1000 часов, а гаран­ти­ро­ван­ный ресурс корабля был 50 тысяч часов, и это время выдер­жи­вали трубки только из сплава ЭП-350.

Ситу­а­ция, конечно, ока­за­лась чрез­вы­чай­ной. Назна­чена была госу­дар­ствен­ная комис­сия. Собрались мини­стры: Слав­ский Е. П., Жигалин В. Ф., Бутома Б. Е., зам. глав­кома ВМФ Котов П. Г. Ака­демику Алек­сан­дрову А. П. пред­ло­жили руко­во­дить комис­сией и спасти поло­же­ние. Но Алек­сан­дров пред­ло­жил мою кан­ди­да­туру, сказав: «Фадеев «напор­та­чил», пусть и раз­би­ра­ется».

Комис­сия была солид­ная: четыре ака­демика и около 30 док­то­ров и кан­ди­да­тов наук. Засе­дали много раз, пока не выра­бо­тали необ­хо­ди­мые решения. А они были чрез­вы­чайно слож­ными и пио­нер­скими (раньше таких решений в мире не было). Энтин Сергей Давы­до­вич и Бекетов Борис Ива­но­вич (ЦНИ­ИТ­МАШ) внесли основ­ной вклад в раз­ра­ботку спе­ци­аль­ного токо­ви­хре­вого мини­а­тюр­ного датчика. С помощью этого датчика, который отличал сталь ЭП-350 от стали 08Х18Н10Т по их разным маг­нит­ным свойствам, удалось про­ве­рить и найти, в каких местах про­и­зо­шло пере­пу­ты­ва­ние трубок. Датчик пере­ме­щали в трубках вну­трен­ним диа­мет­ром всего 12 мм с помощью длин­ного и тонкого метал­ло­ру­кава. Нашли трубки из нер­жаве­ю­щей стали и заме­нили.

После этих событий Бекетов Б. И. с помощью Кротова В. В. был выдви­нут на работу в ЦК КПСС. А сын Энтина С. Д. — Юрий (ком­по­зи­тор) подарил мне свою пла­стинку про тру­ба­дура.

Перед комис­сией стоял главный вопрос — какой назна­чить срок экс­плу­а­та­ции лодки с учетом неу­ве­рен­но­сти в том, что все трубки из стали 08Х18Н10Т удалось заме­нить на трубки ЭП-350. Был про­ве­ден анализ экс­плу­а­та­ции многих под­вод­ных лодок и ледо­кола «Ленин». Вопрос решили.

Второй случай про­и­зо­шел в цехе № 7, когда в нем про­хо­дило тен­зо­мет­ри­ро­ва­ние сварных швов реак­тора на предмет изу­че­ния в них оста­точ­ных напря­же­ний. На сле­ду­ю­щий день после окон­ча­ния иссле­до­ва­ния не нашли метал­ли­че­ские платики тен­зо­дат­чи­ков. Где они? Может быть, остались в пазухах реак­тора? Засо­ре­ние реак­тора могло при­ве­сти к аварии в экс­плу­а­та­ции. Надо про­ве­рить пазухи. А как добраться до них? Про­бо­вали про­смо­треть через зеркала — ничего не полу­чи­лось. Вспо­ми­наю, что в Цен­траль­ную кли­ни­че­скую боль­ницу в Кунцеве из Японии при­везли длинный гастро­скоп. «Рванул» туда. Проник к доктору меди­цин­ских наук и уго­во­рил немед­ленно поехать со мной на завод. А там уже собра­лась комис­сия: научный руко­во­ди­тель из ФЭИ Громов Б. Ф., капитан первого ранга от военной приемки Лиф Б. А. и дирек­тор ЗиО Макаров Е. В. По очереди все осмо­трели пазухи в реак­торе с помощью при­ве­зен­ного гастро­скопа и ничего не обна­ру­жили.

Где платики? Позднее их нашли в куче мусора. Убор­щица рано утром заце­пила провода и выдер­нула из реак­тора. Ей пока­за­лось, что это мусор в виде паутины из какой-то про­волоки и железок.

Реа­ни­ма­ция паро­ге­не­ра­тора

— В 1974 году в цехе № 3 возник весьма непри­ят­ный инци­дент. В ночную смену про­во­ди­лась тер­ми­че­ская обра­ботка гото­вого паро­ге­не­ра­тора в среде аргона, и он «сгорел»: аргон, как защит­ный газ, в паро­ге­не­ра­тор не пода­вался, и вну­трен­ние его части из угле­ро­ди­стой стали покры­лись толстым слоем окалины. Пред­на­зна­чен­ный для атомной под­вод­ной лодки, был он весьма сложным изде­лием с циклом про­из­вод­ства в несколько лет. Изго­то­в­ле­ние паро­ге­не­ра­тора нахо­ди­лось под кон­тро­лем аппа­рата Цен­траль­ного Коми­тета.

Задер­жка его изго­то­в­ле­ния срывала выход в океан к берегам Америки сверх­ско­рост­ной атомной под­вод­ной лодки, вклю­чен­ной в общую стра­те­гию дав­ле­ния на США путем соз­да­ния ракет­ной базы на Кубе и обес­пе­че­ния пре­вос­ход­ства в ско­ро­стях атомных лодок-истре­би­те­лей над кора­б­лями против­ника.

Но мы смогли спасти паро­ге­не­ра­тор за трое суток. Мы «встрях­нули» его взрывом, обмотав дето­ни­ру­ю­щим шнуром, чтобы отбить окалину, а затем удалить её, ула­в­ли­вая при этом все мель­чайшие частицы и тща­тельно их взве­ши­вая, чтобы убе­диться, что в паро­ге­не­ра­торе окалины больше нет. А на имита­торе мы вос­про­из­вели весь процесс и точно знали, сколько окалины должно быть.

Ака­демики шутят

Вспо­ми­наю шутку ака­деми­ков Игоря Васи­лье­вича Кур­ча­това и Ана­то­лия Пет­ро­вича Алек­сан­дрова. Дни их рожде­ний были близки. И каждый год про­ис­хо­дило некое «действо». Ана­то­лий Пет­ро­вич в шутку дарил Игорю Васи­лье­вичу бритву (за рос­кош­ную бороду Кур­ча­това звали «Борода»). В ответ Кур­ча­тов дарил Алек­сан­дрову рас­че­ску (у того волос на голове прак­ти­че­ски не было).

В инсти­туте атомной энергии в Москве, дирек­то­ром был Кур­ча­тов, про­и­зо­шел курьезный случай. При­дир­чи­вый и очень серьезный началь­ник пожар­ной охраны инсти­тута, как-то, проходя мимо одного из кор­пу­сов, заметил в окне на чет­вер­том этаже огонек в то время, когда в инсти­туте уже никого не было. Загля­нув в комнату, откуда шел свет, пожар­ный увидел, как рожда­лась любовь между сотруд­ни­ками инсти­тута. Наутро он написал Кур­ча­тову доклад­ную записку об уви­ден­ном: «Проходя мимо корпуса № 3, я заметил, что свет не всюду выклю­чен. Про­ве­рил и обна­ру­жил, что во вне­у­роч­ное время «он» и «она» зани­мались любовью. Прошу Вас принять к нару­ши­те­лям порядка соот­вет­ству­ю­щие меры». Резо­лю­ция Игоря Васи­лье­вича была для пожар­ного оше­лом­ля­ю­щей: «Занятие любовью во вне­у­роч­ное время не пред­ста­в­ляет пожар­ной опас­но­сти». Записка и резо­лю­ция стали посте­пенно известны широ­кому кругу сотруд­ни­ков инсти­тута. При каждой встрече с пожар­ным слы­шался смех, и он уво­лился.

Встреча с мини­стром

Однажды, когда я испол­нял обя­зан­но­сти дирек­тора, приехал на завод Ефим Пав­ло­вич Слав­ский. Пошли с ним смо­треть, как сносить главный корпус и строить на его месте новый. Посмо­трел и говорит: «Сам сноси эту рухлядь, я твоими сор­ти­рами зани­маться не буду. Когда пло­щадку осво­бо­дишь — позвони мне». И уехал.

Затем я сним встре­чался несколько раз на Научно-тех­ни­че­ских советах Мин­сред­маша. Обычно вел НТС ака­демик А. П. Алек­сан­дров, а Слав­ский при­хо­дил, сидел с ним рядом и при­ни­мал живое участие. Я несколько раз делал доклады при нем. Он меня пере­с­пра­ши­вал, уточнял.

Послед­ний раз с Ефимом Пав­ло­ви­чем я я встре­чался на сове­ща­нии по вопро­сам пуска атомных элек­тро­стан­ций у Алиева, только что назна­чен­ного заме­сти­те­лем пред­се­да­теля Совета мини­стров СССР.

Когда Гейдар Алиевич попы­тался «наехать» на Слав­ского за то, что тот в назна­чен­ный прави­тель­ством срок не пустил на Игналин­ской АЭС первый блок мощ­но­стью 1500 МВт, Ефим Пав­ло­вич бук­вально взо­рвался, встал и направился к Алиеву с кула­ками. Сказал бук­вально сле­ду­ю­щее: «Щенки. Еще не поняли, как упала пов­се­местно дис­ци­плина. И что именно из-за вашей без­де­я­тель­но­сти тво­рится в про­мыш­лен­но­сти такое безо­б­ра­зие, за которое во времена Сталина просто рас­стре­ли­вали, и даже я, как руко­во­ди­тель круп­ного ком­би­ната, таких раз­гиль­дяев выгонял с работы и аре­сто­вы­вал». Далее добавил: «Как можно в срок пускать такие ответ­ствен­ные объекты, когда обо­ру­до­ва­ние посту­пает поздно и с большим браком, который при­хо­дится на месте устра­нять». По Игналин­ской станции привел кон­крет­ный пример: есть в Ленин­граде завод «Элек­тро­щит», он поставил шкафы упра­в­ле­ния без вну­трен­ней ком­плек­та­ции с нару­ше­нием тре­бо­ва­ний тех­ни­че­ской доку­мен­та­ции. Провода пень­ко­вой верев­кой пере­вя­заны без каких-либо обо­зна­че­ний и брошены в шкафы, а приборы в отдель­ном ящике, не про­шедшие про­верку, как поло­жено по прави­лам.

Алиев явно струх­нул, он знал, что Слав­ский — это «атомные бомбы», и что вхож в любое время к гене­раль­ному секретарю ЦК КПСС Бреж­неву. Алиев сам быстро замял этот скандал и решил госу­дар­ствен­ные вопросы миро­лю­би­вым тоном.

Многим нынеш­ним руко­во­ди­те­лям стоило бы поу­читься у Слав­ского. Напри­мер, он по выход­ным дням на само­лете облетал свои мно­го­чи­с­лен­ные объекты и помогал руко­во­ди­те­лям решать сложные вопросы. Он был вели­чайшим патри­о­том своей страны, вели­ко­леп­ным орга­ни­за­то­ром и с широчайшими зна­ни­ями.