Ермаков Генрих Константинович

У истоков атомной метрологии

Я при­шел на работу в СНИИП в 1958 году. Помню, как я про­хо­дил мимо завод­ского корпуса, где сто­яло обо­ру­до­ва­ние… Пер­вое впе­чат­ле­ние создает запоми­нающи­еся зри­тель­ные образы: помню, я тогда понял, что это действи­тельно серьез­ный инсти­тут. Мне повезло, я попал в группу Сергея Ива­но­вича Мои­се­ева. Группа встре­тила меня хорошо, в ней рабо­тали весьма обра­зо­ван­ные и компе­тент­ные люди. Сам Сергей Ива­но­вич был пер­вопро­ход­цем, выход­цем из ЦКБ-1, на базе кото­рого и созда­вался СНИИП (тогда он назы­вался "поч­то­вый ящик").

Пер­вое зада­ние, кото­рое мне пору­чили, — раз­ра­ботка лебедки для каро­таж­ного при­бора по поиску ура­но­вых руд на глу­бине свыше 2 км. Блок детек­ти­ро­ва­ния маленького диаметра (чтобы прошел в скважину) и кабель для него делал дру­гой чело­век, а мне пред­сто­яло делать саму лебедку, кото­рая должна была быть пор­та­тив­ной и носиться за спи­ной. Я спра­вился с этим зада­нием, и до сих пор в реклам­ных бук­ле­тах, рас­ска­зы­вающих об этапах раз­ви­тия СНИИП, фигу­ри­рует моя лебедка, чем я могу гор­диться.

Затем появи­лось зада­ние по созда­нию при­бо­ров ради­аци­он­ного кон­троля для атом­ного ледо­кола «Ленин». Это был пер­вый раз­ра­бо­тан­ный мною гамма-реги­стри­рующий при­бор. Я его потом видел на ледо­коле, он стоял в каком-то тес­ном закутке реак­тор­ного отсека и кон­тро­ли­ро­вал гамма-актив­ность потока, про­хо­дившего из актив­ной зоны на паро­ге­не­ра­тор. Помню, мы с това­рищем при­е­хали в коман­ди­ровку, ледо­кол стоял в сухом доке, а мы, чтобы попасть на корабль, про­хо­дили у него под брю­хом. Ощуще­ния были неза­бы­ва­емые. Чтобы добраться до палубы, при­хо­ди­лось под­ниматься по много­чис­лен­ным лест­ни­цам при­мерно как на две­на­дца­тый этаж. Меня пора­зило все: при­бор­ная часть цен­траль­ной рубки, шикар­ная кают-компа­ния с двумя гро­мад­ными лест­ни­цами (как на "Тита­нике" в одно­имен­ном фильме), и обед в кают-компа­нии в обще­стве капи­тана.

В конце 50-х — начале 60-х годов атом­ной энерге­тики в промыш­лен­ном масштабе еще не суще­ство­вало, и отрасль давала о себе знать лишь в локаль­ном плане, направ­ляя ред­кие заказы на раз­ра­ботку еди­нич­ных при­бо­ров. Мой това­рищ по Арза­масу-16, Ана­то­лий Михай­ло­вич Родо­ва­нюк, кото­рый тоже при­шел в СНИИП из Сарова, пред­ложил перейти к нему в кон­струк­тор­ское бюро инсти­тута. Я согла­сился. Он позна­комил меня с кол­лек­ти­вом, кото­рый спе­ци­а­ли­зи­ро­вался на при­бо­рах для иссле­до­ва­тельских и промыш­лен­ных реак­то­ров, по теме пер­спек­тив­ных атом­ных элек­тро­станций. Тогда это были иссле­до­ва­тельские реак­торы для ФЭИ в Обнин­ске и НИИАР в Димит­ровграде, но вскоре при­шло зада­ние на систему кон­троля пер­спек­тив­ной АЭС с реак­то­ром РБМК, спро­ек­ти­ро­ван­ным инсти­ту­том ака­демика Н. А. Дол­лежаля. Этот инсти­тут про­ек­ти­ро­вал пер­вые реак­торы и для атом­ных под­вод­ных лодок. В то время уде­ляли большое внима­ние кон­тролю герме­тич­но­сти теп­ло­вы­де­ляющих сбо­рок. Это был началь­ный этап промыш­лен­ного изго­тов­ле­ния твэ­лов, кото­рые тогда вели себя не все­гда адек­ватно. В результате облу­че­ния и пере­пада темпе­ра­тур в обо­лочке воз­ни­кали трещины, и про­дукты деле­ния могли попасть в пер­вый кон­тур. Сегодня на всех действующих аппа­ра­тах, кроме БН, такой системы кон­троля уже нет, так как твэлы сей­час очень каче­ствен­ные. Кон­тро­ли­ру­ется лишь общий уро­вень гамма-актив­но­сти. А тогда тре­бо­ва­лись при­боры, сле­дящие за состо­я­нием обо­ло­чек твэ­лов, и в СНИИП создали спе­ци­аль­ный отдел, кото­рый раз­ра­ба­ты­вал аппа­ра­туру кон­троля герме­тич­но­сти обо­ло­чек твэ­лов. Началь­ни­ком отдела был Вик­тор Ильич Поли­карпов, кан­ди­дат тех­ни­че­ских наук; диплом ему подпи­сы­вал сам Кур­ча­тов.

В ходе работы над системой кон­троля герме­тич­но­сти твэ­лов для Ленинград­ской АЭС (она назы­ва­лась «Ветер») я позна­комился с ака­деми­ком Н. А. Дол­лежа­лем. Как была устро­ена система? Из актив­ной зоны реак­тора через тех­но­логи­че­ские каналы про­ка­чи­ва­ется теп­ло­но­си­тель — вода, кото­рая попа­дает через кол­лек­торы в тру­бопро­воды, соеди­нен­ные с бара­бан-сепа­ра­то­рами. На входе в бара­бан-сепа­ра­торы трубы обра­зуют что-то вроде аллеи, по обеим сто­ро­нам кото­рой они и про­хо­дят. Тех­но­логи­че­ски по каж­дой трубе про­ка­чи­ва­ется теп­ло­но­си­тель, обслужи­вающий опре­де­лен­ный уча­сток актив­ной зоны. Кон­тро­ли­руя эти трубы по гамма-актив­но­сти, в слу­чае разгерме­ти­за­ции твэла можно было опре­де­лить уча­сток, где это про­изошло, и выгру­зить повре­жден­ную сборку. Кон­струкция РБМК поз­во­ляла делать это «на ходу», не оста­нав­ли­вая работу реак­тора. Трубы были горя­чие, свыше 200 гра­ду­сов, и кон­троль детек­то­рами, чув­стви­тель­ными к теплу, был невозможен. Поэтому решили сде­лать спе­ци­аль­ный закрытый кори­дор с воз­душ­ным охла­жде­нием, по кото­рому на рель­сах перемеща­лись блоки детек­ти­ро­ва­ния, один из кото­рых кон­тро­ли­ро­вал пра­вый ряд труб, а дру­гой — левый. Однако такая система тре­бо­вала много энергии, кото­рая бра­лась от выра­ботки самой АЭС, что не нра­ви­лось пред­ста­ви­те­лям НИКИЭТ. Устро­или совеща­ние под руко­вод­ством самого Дол­лежаля. Помню, как меня пора­зила широта и глу­бина его зна­ний, уме­ние понимать и ана­ли­зи­ро­вать ситу­ацию. Дол­лежаль под­держал наш про­ект. Окон­ча­тель­ное реше­ние в пользу нашей системы при­нял ака­демик А. П. Алек­сан­дров. Это была пер­вая моя раз­ра­ботка, за кото­рую я полу­чил пра­ви­тельствен­ную награду, медаль «За тру­до­вую доб­лесть».

В даль­нейшем мы делали подоб­ные системы для Били­бин­ской АЭС, Ново­во­ро­неж­ской АЭС. Все это время я не остав­лял своей мечты полу­чить уче­ную степень. Я выбрал тему кон­троля по запаз­ды­вающим нейтро­нам. У меня было много нара­бо­ток, и в 1970 году я защи­тил кан­ди­дат­скую дис­сер­тацию. К тому времени я был началь­ни­ком кон­струк­тор­ского бюро, раз­ра­ба­ты­вавшего в СНИИП раз­лич­ные при­боры для атом­ной отрасли.

При­шли 90-е годы. Стало плохо с зарпла­той. Зака­зов ста­но­ви­лось все меньше и меньше, затем они и вовсе прак­ти­че­ски исчезли. При­ш­лось орга­ни­зо­вы­вать дочер­ние предпри­я­тия, занимавши­еся рабо­той в самых раз­ных обла­стях. Они стали сво­его рода палоч­кой-выру­ча­лоч­кой, поз­во­лившей многим сотруд­ни­кам остаться в СНИИП и зара­ба­ты­вать деньги на жизнь. В даль­нейшем этот сохра­нен­ный костяк сотруд­ни­ков поз­во­лил СНИИП реин­кар­ни­ро­ваться и воз­ро­диться во вто­рой раз. Ситу­ация стала выправ­ляться в начале 2000-х годов после при­хода нового руко­вод­ства, в част­но­сти, Сергея Бори­со­вича Чебышова. Я снова вер­нулся в кон­струк­тор­ский отдел в каче­стве науч­ного сотруд­ника, где и рабо­таю по сей день. Самое тес­ное обще­ние со спе­ци­а­ли­стами-физи­ками, элек­тронщи­ками, мет­ро­логами или тех­но­логами поз­во­лило накопить свой фраг­мент зна­ний, кото­рые воплоща­лись в кон­струк­тор­скую идею. За время работы в СНИИПе в соав­тор­стве с кол­легами и лично мною напи­сано и опуб­ли­ко­вано свыше 85 ста­тей, полу­чено более 50 автор­ских сви­де­тельств и патен­тов на изоб­ре­те­ния и промо­бразцы. Опыт кон­струк­тор­ской (и не только) работы поз­во­ляет сде­лать вывод, что зна­ния и твор­че­ский под­ход — хорошее лекар­ство от рутины.

СНИИП сыг­рал важ­ную роль в ста­нов­ле­нии и раз­ви­тии атом­ной промыш­лен­но­сти. Об этом гово­рили отцы-осно­ва­тели отрасли, такие, как И. В. Кур­ча­тов, кото­рый понимал, что без при­бор­ного оснаще­ния атом­ная тех­ника не может раз­ви­ваться. Помню, в 50-х годах в одном из запад­ных жур­на­лов вышла ста­тья, в кото­рой обсуж­дался вопрос: спо­собны ли рус­ские создать соб­ствен­ную атом­ную промыш­лен­ность. Одним из дово­дов «про­тив» было утвер­жде­ние, что в СССР отсут­ствует спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­ное атом­ное при­бо­ро­стро­е­ние. И оно тогда действи­тельно отсут­ство­вало. Когда был создан СНИИП, перед отрас­лью сто­яли такие задачи, как поиск и раз­ведка руд, поэтому пер­вые радиометры и дозиметры пред­на­зна­ча­лись для поиска глу­боко залегающих пла­стов урана. Дру­гой важ­ной зада­чей было оснаще­ние спе­ци­аль­ными при­бо­рами армии. На реше­ние этих пер­во­оче­ред­ных задач и были брошены все наши силы. Сегодня все работы по оснаще­нию внут­ри­ре­ак­тор­ным кон­тро­лем, ради­аци­он­ным кон­тро­лем, системами кон­троля герме­тич­но­сти про­во­дятся благо­даря раз­ра­бот­кам СНИИП. Эти системы мы модер­ни­зи­руем в рам­ках текущих новаций, обнов­ляются радио­тех­ни­че­ская база и комплек­тация.

СНИИП стоял у исто­ков созда­ния атом­ной мет­ро­логии. Без при­бо­ров изме­ре­ния невозможно раз­ви­тие промыш­лен­но­сти, тем более атом­ной, когда речь идет об излу­че­нии, кото­рое нельзя уви­деть. Любая наука, любая промыш­лен­ность тре­буют сво­его мет­ро­логи­че­ского оснаще­ния. СНИИП раз­ра­бо­тал линейку при­бо­ров для мет­ро­логии, мет­ро­логи­че­ское обо­ру­до­ва­ние для кон­троля и поверки при­бо­ров на объек­тах и про­должает делать их до сих пор. Это как узна­ва­ние точ­ного времени. Вы не про­сто спраши­ва­ете у соседа, кото­рый час, а при­езжа­ете в аст­ро­номи­че­скую лабо­ра­то­рию Штерн­берга, где опре­де­ля­ется самое точ­ное время, и све­ря­е­тесь по нему. Так и СНИИП осно­вал голов­ную мет­ро­логи­че­скую лабо­ра­то­рию, выпол­няет роль точ­ных часов для настройки и поверки изме­ри­тель­ных при­бо­ров в атом­ной промыш­лен­но­сти.