Дуб Владимир Семёнович

Пара слов о нашей конкурентоспособности

Я родился в Москве, в 1935-ом году. Роди­тели мои окон­чили в своё время Гор­ную Ака­демию, там позна­коми­лись, потом поже­ни­лись. Мы с женой тоже позна­коми­лись в Гор­ной Ака­демии, кото­рую к тому времени раз­де­лили на три инсти­тута: Гор­ный инсти­тут, Инсти­тут стали и Неф­тя­ной. Теперь Неф­тя­ной стал Ака­демией имени Губ­кина, а Гор­ный и МИСиС снова объеди­ни­лись.

Так вот — Гор­ный инсти­тут пом­нит Дубов. Скоро будет сто лет, как все семьи в нашем роду созда­ва­лись под сенью этого знаме­ни­того зда­ния с «восемью непьющими» на фрон­тоне — там восемь ста­туй шах­тё­ров, кото­рых зовут «восемью непьющими», един­ствен­ными непьющими в инсти­туте. И сын у меня там учился, и внук, и внучка, и все наши жёны…

Для нас это именно домаш­ний инсти­тут, и атмо­сфера там была на удив­ле­ние домаш­няя, склон­ная к доб­роже­ла­тель­ному обу­че­нию. Препо­да­вали у нас звёзды, в част­но­сти, кафед­рой тео­ре­ти­че­ской физики заве­до­вал будущий лау­реат Нобе­лев­ской премии ака­демик Абри­ко­сов Алек­сей Алек­се­е­вич. И вообще, Инсти­тут стали — он такой спе­ци­аль­ный. Вот мы всё время гово­рим про атом­ные дела, про атом­ную энерге­тику — а ведь основ­ные реше­ния, свя­зан­ные с атомом, были выношены и рож­дены метал­лургами. Вообще все принци­пи­аль­ные реше­ния ХХ века рож­дены метал­лургами, поскольку соль про­блемы, что Ман­хэт­тен­ского про­екта, что пер­вого атом­ного совет­ского про­екта — вся соль там в метал­лургии. И наш знаме­ни­тый «Маяк» — это же пол­но­стью метал­лурги­че­ское про­из­вод­ство.

Всё наше обу­че­ние, если на то пошло, было зато­чено под это. Не слу­чайно пер­выми руко­во­ди­те­лями атом­ной отрасли были выпуск­ники Гор­ного: Ван­ни­ков Борис Льво­вич, Заве­нягин Авра­амий Пав­ло­вич, да и Слав­ский, кстати, был метал­лургом…

А в пяти­де­ся­тые годы инсти­тут был небольшой, атмо­сфера в высшей степени доб­роже­ла­тель­ная, заме­ча­тель­ная, демо­кра­ти­че­ская. При этом степень тре­бо­ва­тель­но­сти к усва­и­ва­емым зна­ниям — наи­высшая. Именно в Инсти­туте стали был создан факуль­тет на уровне уни­вер­си­тета — я имею в виду хими­че­ский факуль­тет. И вообще, по уровню зна­ний он соот­вет­ство­вал физфаку МГУ. Это потом уже появился Физ­тех — как раз­ви­тие тех нара­бо­ток, кото­рые были опро­бо­ваны в Гор­ном.

И знаме­ни­тый МИФИ вышел из Мос­ков­ского меха­ни­че­ского инсти­тута. А пер­вым его дирек­то­ром, между про­чим, был выхо­дец из ЦНИ­ИТМАШа, поскольку все меха­ни­че­ские науки закольцо­ваны между собой.

Так вот, атмо­сфера была доб­роже­ла­тель­ная и демо­кра­ти­че­ская — это при том, что Гор­ный инсти­тут был цели­ком закрытый, и все его сту­денты со вто­рого курса полу­чали опре­де­лен­ную степень допуска. Сей­час это, может быть, не очень понятно, но в те времена про­из­вод­ство так назы­ва­емых фер­ро­спла­вов, то есть мате­ри­а­лов, исполь­зу­емых при выпуске стали, — оно счи­та­лось одним из важ­нейших в ту пору. Одним из важ­нейших сек­ре­тов госу­дар­ства. И, поэтому, все заводы и все инсти­туты метал­лурги­че­ские были сильно закрыты.

Рас­пре­де­лили меня в Ста­линград, то бишь Волго­град, на знаме­ни­тый завод «Бар­ри­кады». Там — теперь это уже не сек­рет — дела­лись основ­ные изде­лия для корпу­сов реак­то­ров атом­ных под­вод­ных лодок и наи­бо­лее круп­ные изде­лия для атом­ных ледо­ко­лов. Потом их пере­во­зили на другие заводы, комплек­то­вали и оснащали, но основ­ные метал­лурги­че­ские части дела­лись на «Бар­ри­ка­дах».

Мы там все были выдвиженцы, энту­зи­а­сты, все рва­лись с бой, в цеха. Это сей­час народ идёт в офисы, а мы все пер­вым делом — в цех! Нас пыта­лись забрать в отделы, так мы оттуда про­сто убегали. За это нас нака­зы­вали — мы снова убегали. Через цех, через про­из­вод­ство я дошел до долж­но­сти заме­сти­теля глав­ного метал­лурга завода. Стал им, заметьте, в 23 года. Заме­сти­те­лем глав­ного метал­лурга круп­нейшего про­из­вод­ства!

В те поры, надо ска­зать, роль моло­дых кад­ров понимали пра­вильно. Был такой, если вы пом­ните, Усти­нов Дмит­рий Федо­ро­вич, в те годы — министр обо­рон­ной промыш­лен­но­сти. Он сооб­ра­зил, что кадры, кото­рые выиг­рали войну, они будущую войну уже не выиг­рают. Они уже... Надо им покло­ниться, надо их поти­хоньку... а, может, и не поти­хоньку.

Поэтому нас на завод в 1957-ом году при­е­хало сразу 150 моло­дых спе­ци­а­ли­стов. Во все места. Во все места при­е­хали моло­дые спе­ци­а­ли­сты. И потом из этих людей выросло всё. Не только у нас. На Трак­тор­ном, на «Крас­ном Октябре», на судо­верфи, на заводе Пет­рова. И на заводе Кирова. На всех заво­дах. И весь город состоял, в общем, из одно­группни­ков, одно­каш­ни­ков, одно­ле­ток. И Толя Мохов, будущий гене­раль­ный дирек­тор (это когда уже в конце совет­ской эпохи появи­лись гене­раль­ные дирек­торы) был там. Я ушел — он при­шел на мое место. И Витя Лебе­дев, будущий заме­сти­тель мини­стра обо­рон­ной промыш­лен­но­сти, тоже там начи­нал. В общем, все они были свои, из одного гнезда завод­ского, и сво­ими оста­лись.

Я, конечно, очень хотел учиться дальше, но меня катего­ри­че­ски не отпус­кали. Не отпус­кали всеми доз­во­лен­ными и не очень спо­со­бами, так что в аспи­ран­туру ЦНИ­ИТМАШа, про­ра­бо­тав на «Бар­ри­ка­дах» пять лет, я поступал фак­ти­че­ски нелегально, хит­рым манёв­ром. Уехал в Ленинград, в коман­ди­ровку, и оттуда, из Ленинграда, ездил в Москву сда­вать экза­мены в аспи­ран­туру. И в результате такого глу­бо­кого обход­ного манёвра попал сюда.

Когда я в начале 60-х совсем ещё моло­дым чело­ве­ком при­шел в ЦНИ­ИТМАШ, здесь довольно плотно занима­лись раз­ра­бот­кой мате­ри­а­лов для паро­ге­не­ра­то­ров. Для лодок тоже были сде­ланы новые стали и комплекс­ные тех­но­логии их изго­тов­ле­ния при­ме­ни­тельно к раз­ным судо­верфям, к раз­ным типам лодок прак­ти­че­ски на всех метал­лурги­че­ских заво­дах Совет­ского Союза.

Ну, а потом, когда воз­никла потреб­ность в раз­ви­тии вообще тяже­лой промыш­лен­но­сти, когда стало понятно, что одного «Уралмаша» вме­сте с «Бар­ри­ка­дами» не хва­тает, тогда воз­никла про­блема Ижор­ских заво­дов, при­вле­че­ния Ижор­ских заво­дов как гото­вой базы для реше­ния про­блемы.

И где-то с 1970-го года ЦНИ­ИТМАШ (и я вме­сте с ЦНИ­ИТМАШем) системно занима­емся орга­ни­за­цией про­из­вод­ства и свя­зан­ных с ним вопро­сов мате­ри­а­ло­ве­де­ния, тех­но­логии для реак­то­ров большой мощ­но­сти.

Вообще, надо ска­зать, что ЦНИ­ИТМАШ, кото­рый был создан для про­движе­ния высо­ких тех­но­логий в обла­сти энерге­ти­че­ского и тяже­лого маши­но­стро­е­ния, явля­ется без натяжек уни­каль­ной орга­ни­за­цией. Начи­ная с его осно­ва­ния в 1949-ом году, всё, что отно­сится к так назы­ва­емой кон­венци­о­наль­ной энерге­тике (то есть теп­ло­вая и гид­рав­ли­че­ская), все мате­ри­алы и вся тех­но­логия — всё в обя­за­тель­ном порядке про­хо­дило через ЦНИ­ИТМАШ и сполна обес­пе­чи­ва­лось им же как в науч­ном, так и в орга­ни­за­ци­он­ном пла­нах. Тут я скажу с неко­то­рым нажимом в голосе: благо­даря ЦНИ­ИТМАШу всю вто­рую поло­вину ХХ века, вплоть до скон­ча­ния Совет­ской вла­сти, все вопросы, свя­зан­ные с энерге­ти­кой всех видов, мы решали только внутри госу­дар­ства, в том числе и все сопут­ствующие вопросы, свя­зан­ные с орга­ни­за­цией, авто­ма­ти­за­цией, моде­ли­ро­ва­нием и так далее — всё реша­лось и обес­пе­чи­ва­лось только за счёт внут­рен­них интел­лек­ту­аль­ных, тех­ни­че­ских и орга­ни­за­ци­он­ных ресур­сов.

Я до сих пор помню, как где-то в 70-х годах по моло­до­сти лет (ну, по отно­си­тель­ной моло­до­сти) охотно вступал в пари с пред­ста­ви­те­лями ведущих запад­ных фирм о том, что по каче­ству реше­ния мате­ри­а­ло­вед­че­ских задач, по каче­ству испол­не­ния, по про­из­вод­ству основ­ных изде­лий энерге­тики то, что про­из­во­ди­лось в Совет­ском Союзе, вполне кон­ку­ри­ро­вало с самыми извест­ными зару­беж­ными фирмами. В те поры японцы ещё не коти­ро­ва­лись — но вот с запад­но­ев­ропе­йскими, аме­ри­кан­скими (а потом частично и с япон­скими) — мы вполне выдержи­вали кон­ку­ренцию. Время пока­зало, что я был прав.

Реше­ние метал­лурги­че­ских задач, свя­зан­ных с пере­хо­дом с кис­лого металла на основ­ной (это уже совершен­ный тех­ницизм, но без него никак), ока­за­лось настолько голо­во­лом­ным, что в процессе его на Западе про­изошло не менее шести ката­строфи­че­ских ава­рий на теп­ло­вых станциях, при­вед­ших к большим раз­ру­ше­ниям и жерт­вам. Они, действи­тельно, носили ката­строфи­че­ский харак­тер, эти ава­рии.

А мы так постро­или тот же самый пере­ход, что у нас, в общем, ава­рии можно пере­счи­тать по паль­цам, при­чем ни одна из них не кон­чи­лась ката­строфой — такими, какие имели место в Канаде и в Шта­тах. У нас таких ава­рий не было.

Или дру­гой при­мер. Вы зна­ете, что под действием нейтро­нов про­ис­хо­дит дегра­дация и охруп­чи­ва­ние метал­лов. Интен­сив­ность охруп­чи­ва­ния зави­сит от состава металла и, в част­но­сти, от при­сут­ствия в нем мино­ри­тар­ных при­ме­сей, к каким отно­сится в первую оче­редь фосфор и медь. Потом мы поняли, что туда еще и крем­ний отно­сится, и марга­нец. Но это потом...

А тогда задача сто­яла — обес­пе­чить хотя бы 30 лет экс­плу­а­тации реак­то­ров-тысяч­ни­ков. В той самой уже упоми­навшейся кис­лой печи тре­бо­ва­лось добиться неслы­ханно низ­кого содер­жа­ния назван­ных элемен­тов, в первую оче­редь меди и фосфора, — вдвое ниже того, что мы имели обычно в металле. Нужно было добиться.

И пре­зи­дент Ака­демии Наук, вели­кий ака­демик Алек­сан­дров Ана­то­лий Пет­ро­вич — он при­езжал в ЦНИ­ИТМАШ, как на работу. Меня ста­вили перед ним, мы вме­сте про­ве­ряли рас­чёты, ходили от стола к столу, и он посто­янно допыты­вался: «Ну как же мы это сде­лаем?» И где-то на пятый день, уже созво­нившись со всеми сво­ими това­рищами на заво­дах, я нако­нец-то осме­лился и ска­зал: «Мы поста­ра­емся и думаю, что у нас полу­чится…» И тут он с облег­че­нием ска­зал: «Ну, я на тебя надеюсь…», — и сразу уехал. Это, конечно, про­из­вело на меня впе­чат­ле­ние. Тут уж из кожи вон, но слово сдержи. И я его сдержал. Мы сде­лали это. Забрали ресурсы из обо­рон­ных отрас­лей. Реше­ние при­нима­лось на уровне Сек­ре­та­ри­ата ЦК. Собрали пять мини­стров: чер­ной метал­лургии, Сред­маша, Тяж­маша, Энерго­маш­строя и Коми­тета по атом­ной энергии. На уровне пяти мини­стров при­нима­лось реше­ние. И такую железку выдали для актив­ной зоны 5-го энерго­блока Ново­во­ро­неж­ской АЭС, что она до сих пор как новенькая. Ни у кого в мире такой железки нет.

Или то, что мы назы­вали «наш ответ госпо­дину Рейгану». В тече­ние двух лет осво­или про­из­вод­ство дис­ков для газо­тур­бин­ных уста­но­вок мощ­но­стью 25 мега­ватт. Там наи­слож­нейшая тех­но­логия про­из­вод­ства: из Крама­тор­ска в «Дне­про­спец­сталь», из «Дне­про­спец­стали» в Чебар­куль и из Чебар­куля на «Нев­ский завод». Вот такой закру­чен­ный трафик.

Но в тече­ние полу­тора лет сде­лали, осво­или и пре­красно поста­вили. И никто больше не гово­рит, что это невозможно. То есть пона­чалу все гово­рили, а мы сде­лали! Вот такие были реше­ния.

До сих пор на Южно­уральском маши­но­стро­и­тель­ном заводе стоит элек­тронно-луче­вая печка для слит­ков мас­сой 30 тонн. Мы там всю схему сде­лали. И на Орском метал­лурги­че­ском ком­би­нате такую же уста­новку поста­вили. А сей­час этот цех доукомплек­то­вали един­ствен­ной в рос­сийское время сде­лан­ной уста­нов­кой элек­трошла­ко­вого пере­плава, кото­рую назы­вают «30/15». Она поз­во­ляет сде­лать слитки до 120 тонн, пред­став­ля­ете?

Дело не в 120-ти тон­нах, а в том, что на ней можно решать принци­пи­ально новые задачи в обла­сти тех­но­логии, и, глав­ное, себе­сто­и­мо­сти, чего никогда не было в этом направ­ле­нии метал­лургии. Такие были реше­ния.

Ещё в конце 60-х годов при нашем актив­нейшем соуча­стии в СССР были созданы два самых круп­ных пресса, 65 и 70 тысяч тонн, при­чём один поста­вили в Самаре, то есть в Куй­бышеве, а дру­гой про­дали во Францию. Всё железо для этих гигант­ских прес­сов и по номен­кла­туре, и по тех­но­логии было наше. Тоже, как гово­рится, пред­мет для гор­до­сти.

А ещё — реше­ния по хра­не­нию отра­бо­тан­ного топ­лива. Пеналы из нейтро­нопоглощающих мате­ри­а­лов. Заодно, вме­сте с метал­лургами, осво­или про­из­вод­ство нейтро­нопоглощающих труб. Вон там, в кори­дор­чике, очень кра­си­вая гале­рея. Десять госу­дар­ствен­ных премий заслужил наш отдел. Это, согла­си­тесь, не кот напла­кал. Десять госу­дар­ствен­ных премий!

То есть, я что хотел вам ска­зать? Время под­твер­дило, что наши тех­но­логи­че­ские и мате­ри­а­ло­вед­че­ские реше­ния тех лет были вполне кон­ку­рен­то­спо­собны. И если бы мы не проморгали оче­ред­ную рево­люцию, то и сей­час могли бы успешно кон­ку­ри­ро­вать. Хотя и сей­час, в общем-то, кон­ку­ри­руем доста­точно успешно — пока. Но в связи с тем, что мир активно движется в эру раз­ра­ботки и при­ме­не­ния циф­ро­вых тех­но­логий с точки зре­ния ана­логово-циф­ро­вого управ­ле­ния со всем комплек­сом реша­емых задач, то в этом отноше­нии мы начи­наем поти­хоньку сда­вать позиции.

А другая угроза свя­зана с тем, что, если раньше мы гор­ди­лись своей тяже­лой промыш­лен­но­стью, то теперь от тяже­лой промыш­лен­но­сти внутри страны остался, мягко говоря, пшик. У нас остался один Ижор­ский завод. Ижор­ская площадка, раз­де­лен­ная на множе­ство заво­дов. Землю, к сча­стью, поде­лить нельзя. Поэтому комплекс, состо­ящий из нескольких заво­дов, остался на своём месте. Но это един­ствен­ный пол­ноцен­ный комплекс в стране. «Уралмаша» больше нет, «Бар­ри­кад» нет, «ЮМЗа» нет, Элек­тро­стальского завода тяже­лого маши­но­стро­е­ния нет. Всё. Я уж не говорю про «Энерго­маш­спец­сталь», кото­рый знаю с пер­вого кола, с пер­вого вагон­чика. В 1964-м году я туда при­е­хал в чистое поле. У нас там был соб­ствен­ный филиал, мы там год про­си­дели без­вылазно, когда осва­и­вали заго­товки для атом­ной энерге­тики. Он был не про­сто, как род­ной. Там мышка не могла про­бежать без нашего ведома. А теперь всё, отре­зан­ный ломоть.

Короче, так. На сего­дняш­ний день промыш­лен­ная база для успеш­ной кон­ку­ренции с миро­выми про­из­во­ди­те­лями недо­ста­точно раз­вита. И нет вложе­ний — ни со сто­роны госу­дар­ства, ни со сто­роны част­ных вла­дельцев. Все друг на друга косятся, а никто пер­спек­тивы не видит. Никто не хочет понять, что же явля­ется для нас пер­спек­ти­вой. У нас бы спро­сили, что ли…