Внештатные ситуации — будни конструктора
Мои родители работали на судостроительном заводе в Сормово. Отец учился в промышленной академии в Ленинграде, на кораблестроительном факультете. После школы и я решил подать заявление на Кораблестроительный факультет — только в Политехнический институт им. А. А. Жданова, на отделение «Силовые и судовые установки». После окончания всю нашу группу из 23 человек направили на преддипломную практику, в ОКБ, которым руководил сам И. И. Африкантов, в бюро по проектированию атомных энергетических силовых установок. Нас не посвящали в суть истинного профиля деятельности КБ. На тот момент мы располагали информацией лишь о том, что бюро занимается проектированием АЛ «Ленин». Каждого из 23 человек определили в различные отделы.
В августе мы пришли на производственную практику, и нас сразу же назначили на должность техников. В то время техник имел оклад в 400 рублей. Это было в два раза больше, чем наша студенческая стипендия. Кстати, стипендию нам оставили. Для ориентировки скажу, что буханка ржаного хлеба тогда стоила 1 руб. 40 коп., пшеничного (белого) — 1 руб. 80 коп. Так что зарплата — это была первая радость от устройства на работу, что добавило нам энтузиазма.
Здание, где в то время располагалось конструкторское бюро под управлением И. И. Африкантова, было синего цвета. Нас посадили в свободное, просторное помещение, которое было хорошо освещено; под потолок тянулись высокие окна, стены в коридорах, к слову, были стеклянные. Здесь располагалось бюро, разрабатывавшее оборудование паропроизводящих установок, от реактора до теплообменников, от фильтров до компенсаторов объёма (так раньше назывались компенсаторы давления), куда нас и определили.
Преддипломная практика переросла в разработку дипломного проекта. Для этого всем дали общую тему: «Атомная энергетическая установка мощностью 10 000 л.с. для морского танкера», и выделили три чертежных щитка на группу 5 человек. Расчётчики считали, чертёжники чертили — и все себе находили место. На тот момент проектировалась установка второго поколения ОК-300, шел технический проект, т.е. полное обеспечение данной установки не в конструктивном исполнении, а в доказательном: с чертежами, расчётами прочности, теплогидравликой и биологической защитой.
Проектантом биологической защиты для проекта ОК-300 на тот момент было КБ «Малахит» в Санкт-Петербурге. Так вот, нам предложили этот проект принять за основу, так как защита дипломного проекта предстояла непосредственно в ОКБ. Учитывая, что наша группа проектировала установку параллельно с базовой установкой, к нам часто подходили конструкторы отдела, предлагая что-то изменить, или проверяли альтернативные варианты исполнения отдельных элементов оборудования и разводки трубопроводов. Успешно обосновав и защитив его на «отлично» 7 марта 1961 года, я имел право на месяц отдыха. Но в это же время завершилась разработка технического проекта установки ОК-300, и предстояло выпустить «корректированный техпроект» и приступить к разработке рабочих чертежей. Сроки были минимальные, нужны были люди и меня попросили выйти на работу уже с 10 марта 1961 г., что и стало для меня точкой отсчёта официальной работы в ОКБМ.
Направили меня в бюро компоновок. Это бюро иначе как «звездным» назвать нельзя. Возглавлял его Семён Израилевич Майзус, высокий, чуть сутулившийся молодой ещё человек лет 35. В последующем он стал начальником реакторного отдела, лауреатом Государственной премии. Семён Майзус был большим техническим политиком, умевшим и главную идею проекта определить, и людей расставить, и шутливым крепким словцом подбодрить отстающего.
Мне дали место у стены. За первым чертежным щитком у окна работал Спартак Артемович Бадейнов, мало того, что талантливый конструктор, он был и техническим художником. Евгений Васильевич Комаров, впоследствии Главный инженер ОКБМ. При мне он вел биологическую защиту, готовил, как кратко произносили — ТЗ на БЗ, т.е. техническое задание на биологическую защиту. Борис Михайлович Михайлов, один из самых пожилых конструкторов отдела. Очень энергичный и жизнерадостный человек. Он занимался коммуникациями пара, практически внедрял новый тип паровых задвижек.
Губанов Константин Николаевич, «трудовая лошадка» бюро. Ему поручалась разводка самых сложных коммуникаций. Он же занимался прорисовкой самых затесненных мест. Любил шутить, был хорошим шахматистом, позднее возглавил это бюро.
Саянов Дмитрий Иванович, наиболее близкий мне по возрасту конструктор бюро. Он фактически стал моим наставником, такого термина в то время не применялось, но чаще всего с вопросами я обращался именно к нему.
Григорьев Юрий Сергеевич, уникальный конструктор уже потому, что был единственным схемщиком-режимщиком в отделе. Это им были взращены будущий блестящий эрудит, начальник бюро Борис Ефимович Рабинович, который сам, в свою очередь вырастил будущих начальников отдела и главных конструкторов И.В.Серова и С.М.Неевина.
Николай Александрович Теленков сидел за последним щитком в ряду. Как конструктору, ему поручались не очень сложные чертежи, но талант его был не в проектировании, а в оформлении демонстрационных чертежей.
Два уникальных документа было создано в нашем бюро: «Временные технические условия на изготовление оборудования…» и «Временные технические условия на изготовление трубопроводов и монтаж оборудования».
В последующем Временные ТУ в течение более 30 лет пользовались спросом чуть ли не во всех конструкторских отделах ОКБМ, а также на заводах-изготовителях и строителях. Ведение их поддерживалось в постоянном технически-современном состоянии. О востребованности ВТУ говорит количество изменений, которые были внесены в них: значит, документами пользовались, с ними спорили и стремились уточнить, приблизить к конкретным условиям.
Спроектированные нашим бюро сборки и детали изготавливались в цехах Машиностроительного завода. Это были так называемые путевые детали трубопроводов, которые не вызывали серьезных затруднений у опытных мастеров завода. Более сложно шло изготовление оборудования и труб на Адмиралтейском заводе, где вёлся монтаж нашей установки. Ездили мы туда по очереди, на 3 недели.
В одну из первых командировок я столкнулся с проблемой усадки сварных швов. При формировании бака ЖВЗ, как его тогда звали, торцевые стенки бака «всосались» к центру бака на 10 — 20 мм. Формально конструкторами бака были проектанты объекта, ленинградцы, но их заботой была прочность бака-фундамента, на которой эти миллиметры не сказались. Для ОКБМ же бак служил биологической защитой, и уже в те времена к ней относились с большим уважением. Сделали подробные обмеры усадки стенок, провели расчеты и приняли совместное решение на установку дополнительной биологической защиты. Случай с баком послужил мне хорошим уроком как с чисто технологической стороны (впоследствии мне самому пришлось проектировать первый в ОКБМ бак МВЗ), так и в деле контакта с контрагентами, которым мы выдавали техническое задание.
При разработке новой установки серии 650 ОКБМ приняло на себя новые проектные обязанности. Если раньше на конструкции биологической защиты мы выдавали техническое задание другому проектанту, а потом проверяли комплект его рабочих чертежей на соответствие своему ТЗ, то теперь было принято решение разрабатывать чертежи БЗ самим. Для реализации этого решения в начале 1966г. было создано новое бюро. Так, приехав из очередной командировки с монтажа установки ОК-300, я узнал, что работаю в новом бюро по разработке биологической защиты новой установки серии 650. Первое время работа была насыщенная и интересная. Пришлось столкнуться с новыми марками стали, с новыми технологиями сварки, с новыми материалами биозащиты.
Теснейшая связь конструкторов биологической защиты была с расчетчиками-физиками. Во времена разработки первых установок около щитков конструкторов стояли технологи, чтобы подготовить технологию одновременно с выпуском чертежа. Так и в начале разработки установки 3 поколения все перечисленные расчетчики-физики приходили в отдел практически ежедневно, делились результатами своих расчетов, искали вместе с конструкторами оптимальные наборы материалов защиты.
В конце 1975г. ОКБМ получило техническое задание на разработку 3-х вариантов установок одинаковой мощности, но с различным набором основного оборудования.
Первыми двумя вариантами шли установки с реакторами традиционного на тот момент типа, то есть с принудительной циркуляцией теплоносителя. Третьим вариантом предлагалось разработать установку с реактором на естественной циркуляции (ЕЦ) теплоносителя 1 контура. Все дружно включались в работу. И это при сохранении за нами задачи обслуживания монтажа на заводах-строителях.
Поиск оптимального варианта установки на ЕЦ шел широким фронтом. К работам были привлечены конструкторы, расчетчики и испытатели почти всех подразделений ОКБМ. Использовались все наиболее оригинальные технические решения, которые могли снизить габариты парогенерирующего блока. К сожалению, даже сейчас я не могу назвать и перечислить эти решения, т.к. они и поныне являются «ноу-хау» фирмы. Интересная поисковая работа способствовала активизации изобретательской деятельности конструкторов. Много конструкторских решений было защищено авторскими свидетельствами. Не все они вошли в осуществленный вариант установки, но сам процесс поиска способствовал творческому росту конструкторов.
Разработка вариантов ПГБ шла уже к завершению, но в дело вмешался случай. И случай этот связан с новой только что разработанной конструкцией парогенератора. Встал вопрос о сроках. До конца отведенного для разработки проекта срока оставалось буквально 2-3 месяца. Наш руководитель принял очень важное и смелое организационное решение: разработать новый вариант ПГБ с парогенератором нового типа.
Вариант поручено было разработать С.И.Евсееву — молодому талантливому конструктору, который сумел объединить в своем варианте, наряду с новым парогенератором, целых семь принципиально новых элементов, разрозненно применявшихся до этого как в действующих АППУ, так и в поисковых вариантах установок.
Новый блок «тянул» за собой разработку чертежей новой компоновки, схемы биологической защиты, разделов пояснительной записки и многих других документов. Как и в далеком уже 1961 году, без приказа «сверху» конструкторы сами продлили свой ненормированный рабочий день. Установка с блоком варианта Евсеева успела к сроку и в последующем стала базовым вариантом, который и был осуществлен «в металле».
Внештатными ситуациями можно назвать нашу ежедневную деятельность. Задача конструктора в чём состоит? Создать какую-то установку, спроектировать, составить техпроект и представить её на утверждение. Рабочий технический проект делается на готовом материале, никто ничего не считает, только чертят. И эти чертежи технолог берет на её обработку.
Внештатная ситуация: мы уже подписались, что разводка трубопровода, питательной воды нужно сдать к такому-то сроку. Вдруг приходит расчетчик и говорит, что у него обработка данного материала не проходит. Тут может быть много чего: либо труба не правильно согнута, либо опора не там поставлена, и прочее. И тут начинаешь уже думать, что необходимо исправить, чтобы картина сложилась.
При работе над проектом ОК-650 сложилась следующая ситуация. Вокруг реактора располагалось 12 парогенераторов, считалось, что при выходе из строя одного ПГ, паропроизводительность установки упадет всего на 8 %. На общем виде это смотрелось вполне приемлемо, но когда наше бюро стало прорисовывать биологическую защиту и бак МВЗ, то проблемы изготовления стали выходить на первое место. Было принято оперативное решение о сокращении количества ПГ до 8 штук.
После того как спроектировали установку должен быть изготовлен опытный образец соответствующего оборудования. Для этого в ОКБМ были созданы стенды. Необходимо было создать правдоподобные условия для апробирования оборудования. В истории предприятия сохранилось воспоминание о работе на стенде. Мы имитировали сварное соединение в масштабе 1:5, в итоге получался блин соразмерно автомобильному колесу. И как в реальном корпусе реактора то опускали, то поднимали давление. При лабораторном исследовании выяснилось, что стенд должен выдержать 11 тысяч раз перепады давления. Прошло 11 тысяч раз, а нам интересно, когда же он не выдержит? Попытались довести до 12 тысяч раз, так вот до этого показателя стенд не доработал. Это мы проделали не для забавы, а ради эксперимента, чтобы показать, насколько у нас предсказуемы расчёты и насколько они будут совпадать с практикой. Данный эксперимент мы проделывали не единожды с предварительными доработками и модернизациями. За это нас вызвали на совещание к замминистру судостроения, где пришлось оправдываться, что данная ситуация со стендом не непредвиденные обстоятельства, а научный эксперимент.
В конце 1967 года отдел праздновал победу, была сдана в эксплуатацию установка ОК-300, первый мой «металл», в рождении которого я принял участие. Изготовление 650 еще не началось, слишком однотипная и монотонная работа с длительным циклом от одного варианта проекта к другому толкала на поиск чего-то более интенсивного. У конструкторов свой прогресс, свои достижения, а мы уже наизусть выучив свою работу, заскучали. Под разными предлогами конструктора стали уходить из бюро.
В марте 1970 года мне предложили новую работу. Я согласился, и сменил работу в бюро специзоляции на выборную — в партбюро, — на 2 года, а потом ещё на один год, — в парткоме ОКБМ. Но хорошо там, где нас нет. К нам просачивалась информация о новых интересных проектах, и я опять попросился вернуться к конструкторской деятельности.
Меня назначили начальником бюро компоновок недавно созданного подразделения. Далее у нас началась очень интенсивная работа. Был организован отдел по обслуживанию эксплуатирующихся установок. И, чтобы не было скучно, давали задачи на проектирование различных установок. Этих легковесных проектов были десятки. Среди них были и неосуществленные, например, «Саха-92» мощностью 1 МВт. Я был руководителем данного проекта. На нём выросло не одно поколение студентов. Когда последние только приходят на работу им зачастую не дают допуск к секретной документации, и они практикуются на «Сахе».
В дальнейшем, благодаря студентам-дипломникам были выполнены проработки АЭС типа «Саха-92» мощностью до 3 МВт(э), а также варианты плавучих АЭС с этой установкой. В 1992 году мы представили на конкурс «Малая энергетика» рекламный проект атомной электростанции «Саха-92» электрической мощностью 1 МВт. Проект удостоился 2-го места, что вполне престижно, т.к. 1-ое место решено было не присуждать.
Партийная деятельность. После окончания института в 1961 году я стал слушателем в Вечернем университете марксизма-ленинизма. Там я проучился два года и получил диплом по его окончании в 1964 году. Хотя на тот момент данный диплом не признавался документом о высшем образовании, но, тем не менее, знания там давали весьма интересные и полезные.
Мне рекомендовали организовать кружок среди комсомольцев, где я читал молодежи курс марксистской философии. Фактически, курс включал в себя изучение вопросов молодёжной политики, в какой-то степени искусств, религии.
В 1967 года меня приняли в члены КПСС, потом избрали в партбюро. Здесь мы готовили доклады по производственной деятельности. А в 1970 года я стал секретарем партбюро Конструкторского отдела, как раз накануне 100-летия со дня рождения В. И. Ленина, так что торжественное собрание, посвященное этой дате, довелось вести мне.
По прошествии нескольких лет, партия самороспустилась, и, в дальнейшем, я был избран депутатом Горьковского городского совета по Московскому району. Там я с 1990 — 1993 гг. был депутатом в комиссии по гласности, где мы выпусками печатные издания и координировали митинги и шествия, и в комиссии по материнству и детству. Здесь я занимался организацией детского питания на молочной кухне. Времена тогда, сами знаете, были непростыми.
Жена моя, Анна Борисовна Черноверхская, тепло отзывалась о тех 33-х годах, когда находясь в стенах ОКБ, работала со всей отдачей и неиссякаемым энтузиазмом. Наш сын Дмитрий пошел в программирование и основал с товарищем свою фирму по управлению процессом производства. Но вот внуки вернулись к атомной энергетике.
Внучка Дарья окончила Политехнический институт с красным дипломом и устроилась в Нижегородскую инжиринговую компанию «Атомэнергопроект» и параллельно окончила Высшую школу экономики. Участвовала в различных международных конкурсах по атомным проблемам, и весьма успешно. На неё обратили внимание. Пригласили в Москву и рекомендовали в Финляндию быть представителем с финской стороны по приемке проектной документации атомной станции.
Внук мой, Степан Дмитриевич, также окончил Политехнический институт им. А. А. Жданова, и, будучи в ОКБМ проявил интерес в работе 45 отдела. На практику его послали на АЭС «Кольская» в г. Полярные зори, после чего он решил там остаться. Сейчас он работает оператором реакторного зала.
У меня, в своё время, была книжка, купленная лет 30 тому назад, о том, каковы перспективы энергетики в целом. Следуя ей, в наши дни нефть кончается, газ, а атомная энергетика должна была занять, боюсь называть такие цифры, около 30%. Находят все новые месторождения полезных ископаемых, а развитие атомной отрасли приостановилось.
Франция достигла своего «потолка» в использовании атомной энергетики, Германия обходится нашими нефтью, газом и спокойна. Зачем ей психологически травмировать свой народ? Важную роль играет стоимость электроэнергии. Возобновляемая энергетика имеет свои ограничения по локализации, площади размещения и эффективности выработки энергии.
Несмотря на эти факты, атомная энергетика будет развиваться в дальнейшем, но малыми темпами. Новые АЭС будут строиться, работающие постепенно усовершенствуются, но глобального перехода на атомную энергетику, всё же, не случится. Атомная энергетика никогда ранее не была основным источником энергии.