Барышникова Антонина Александровна

Жизнь продолжается

Пер­вые позна­ния об атом­ных станциях я полу­чила от моих даль­них род­ствен­ни­ков — Покров­ского Юрия Нико­ла­е­вича и его жены Гер­труды Георги­евны, кото­рые жили в городе Обнин­ске и рабо­тали на экс­пе­римен­таль­ной АЭС. Они занима­лись науч­ными рабо­тами. Предпо­лага­лось, что после школы они устроят меня лабо­ран­том в свою лабо­ра­то­рию, а учиться я буду на вечер­нем отде­ле­нии в фили­але МИФИ (1963 год). Неко­то­рое время я жила в их семье. И тогда у меня сложи­лось очень уважи­тель­ное отноше­ние к реак­тору, тер­мо­па­рам, хотя, при­знаться, я многого не понимала.

Я при­е­хала из деревни Федцово Кали­нин­ской (ныне Твер­ской) обла­сти, где Покров­ские отды­хали во время отпуска. Надо отме­тить, что вме­сте с моим взрос­ле­нием деревня расцве­тала. Про­вели элек­три­че­ство, и мы радо­ва­лись этой «волшеб­ной» лампочке (помню керо­си­но­вую лампу в доме), про­вели всем бес­плат­ное радио, появи­лись белая мука, масло, сахар, одежда. Кол­хоз бога­тел, мы пережи­вали на выбо­рах за пред­се­да­теля. Сви­нар­ники, птич­ники, фермы, конюшни, мастер­ские, рига для сушки зерна — повсюду была работа для людей. В деревне рабо­тали фельд­шер, вете­ри­нар (моя мама), агро­ном и другие спе­ци­а­ли­сты. У каж­дого жителя было свое хозяйство, 50 соток земли. Солому на крышах домов заме­няли дран­кой. Моя мама сама покрыла нашу крышу. Я ей пода­вала досочки. Муж­чин было мало после войны, под­рас­тала моло­дежь. А сегодня деревни запущены, на полях рас­тет ядо­ви­тый борще­вик, этот сор­няк движется на восток…

Когда я пере­ехала в Обнинск, мне еще не было 18-и лет, и на атом­ную станцию меня не при­няли. Сна­чала устро­и­лась на овощ­ной базе, потом — уче­ни­ком про­давца в отделе игру­шек мага­зина "Дет­ский мир", мне все нра­ви­лось. Успешно сдала экза­мены в Химико-тех­но­логи­че­ский инсти­тут им. Мен­де­ле­ева в Москве на факуль­тет неорга­ники. При­е­хала учиться, а меня не зачис­лили — набрали сту­ден­тов с других факуль­те­тов с про­пис­кой в Мос­ков­ской обла­сти. Это было пер­вое в жизни серьез­ное огор­че­ние. Потом заочно учи­лась на фило­лога.

Во времена моей моло­до­сти по выход­ным мы ходили на танцы в Дом культуры. На дам­ский танец я при­гла­сила высо­кого брю­нета в очках. Это была моя судьба — будущий физик-ядерщик Слава Барыш­ни­ков.

Мы поже­ни­лись, у нас роди­лась дочка Леночка. Слава начал рабо­тать в Обнин­ском Физико-энерге­ти­че­ском инсти­туте. Занимался нау­кой, сдал кан­ди­дат­ский минимум.

В сту­ден­че­ские годы мой муж вме­сте со студ­от­ря­дом рабо­тал в Каре­лии, неда­леко от места стро­и­тельства будущей Кольской АЭС. Он и его дру­зья не раз обсуж­дали возмож­ность работы на Кольской АЭС. В Москве под­держали эту иници­а­тиву и дали направ­ле­ние Барыш­ни­кову, Осипову и Карми­ленко. Вот так за год до пуска АЭС Вяче­слав стал рабо­тать физи­ком в физ­ла­бо­ра­то­рии Кольской АЭС.

После рож­де­ния дочери я рабо­тала в Инсти­туте медицин­ской радио­логии, где впер­вые встре­ти­лась с поня­тием полез­ного облу­че­ния (сна­чала живот­ных, позже — рако­вых боль­ных). Парал­лельно я учи­лась на вечер­нем отде­ле­нии Обнин­ского поли­тех­ни­кума. На послед­нем курсе пере­ве­лась в Ива­нов­ский энерге­ти­че­ский тех­ни­кум, успешно защи­ти­лась. На Кольской АЭС меня при­няли рабо­тать в хими­че­ский цех лабо­ран­том. Занима­лась водоподго­тов­кой (гото­вили химо­бес­со­лен­ную воду для реак­тора — глав­ный теп­ло­но­си­тель в системе). Мы даже стажи­ро­ва­лись в ВТИ у самого Кост­рыкина — автора книг по водоподго­товке.

Еще до пуска АЭС я пере­ве­лась в лабо­ра­то­рию внеш­ней дозимет­рии тех­ни­ком-радио­хи­ми­ком. Мы обсле­до­вали окружающую среду: воз­дух, землю, рас­ти­тель­ность, воду, мясо оле­ней, рыбу. Опре­де­ляли суммар­ную фоно­вую актив­ность и нали­чие в этих сре­дах долго­жи­вущих ради­о­нук­ли­дов (цезий, церий, стронций, иттрий и др.) Они пред­став­ляют наи­большую опас­ность для здо­ро­вья чело­века. Обсле­до­ва­ния про­во­ди­лись в ради­усе 70 км вокруг АЭС. Наши дозимет­ри­сты-про­бо­от­борщики при­во­зили нам пробы раз­ных сред с раз­ных точек. Грустно вспом­нить, как мы из 40 лит­ров воды выде­ляли мил­лиграммы сооса­жден­ных на ста­биль­ных изо­топах солей, взвеши­вали, вычис­ляли процент выхода, заме­ряли фоно­вую актив­ность на при­бо­рах (1 х 10 в минус 13-й степени). Все 12 лет моей работы во внеш­ней дозимет­рии актив­ность сред оста­ва­лась фоно­вой. А сегодня появи­лись такие умные сверх­чув­стви­тель­ные при­боры: изме­ряют пробы сразу, в небольших объемах, выда­вая суммар­ную актив­ность и изо­топ­ный состав пробы.

Кольская АЭС рас­по­ложена в живопис­ных предго­рьях Хибин, на берегу озера Имандра. Посе­лок Зашеек (сегодня пгт. Поляр­ные Зори)нахо­дится в 15 километ­рах от станции, на берегу озера Пино­зера. Белые ночи, озера, леса, сопки, быст­рые речки, где води­лось много рыбы (щука, голец, гор­буша, сиг, форель) — все это нас оча­ро­вы­вало, при­вно­сило в наши сердца осо­бый роман­тизм. И работа на таком объекте каза­лась нам очень важ­ной. Летом в лесах росли грибы, чер­ника, брус­ника. Осе­нью мы соби­рали их вед­рами. В 40 км от нашего поселка нахо­ди­лось Белое море, куда мы ездили на авто­бусе, любо­ва­лись при­ли­вами и отли­вами. Несмотря на тучи кома­ров, нас вос­хищало все, даже снежок в июне, а зимой — заво­ражи­вающее север­ное сия­ние и груст­ные корот­кие дни без солнца. В мага­зи­нах было отлич­ное снабже­ние, много импорт­ных про­дук­тов. В вит­ри­нах лежали блоки тунца, свежий пал­тус, треска, крас­ный окунь.

1972 год выдался очень жар­ким, нам не хва­тало кис­ло­рода (там его в воз­духе на 1,5% меньше, чем в сред­ней полосе). Мой муж Вяче­слав Барыш­ни­ков рабо­тал инже­не­ром в Физ­ла­бо­ра­то­рии. Он прошел прак­ти­че­скую спе­ци­а­ли­за­цию в Кур­ча­тов­ском инсти­туте у самого ака­демика Алек­сан­дрова. Физики кури­ро­вали реак­тор, гото­вили его к загрузке топ­лива. Помню, что на станции сто­яли паро­возы для началь­ной подачи пара, так как пуско­ре­зерв­ной котель­ной не было. Люди, при­е­хавшие на стройку, были вооду­шев­лены. Кол­лек­тивы быстро спла­чи­ва­лись, все понимали свою ответ­ствен­ность и зна­чимость объекта.

Вспоми­наю пер­во­майский празд­нич­ный вечер атомщи­ков в кафе за год до пуска АЭС. На станции нас было всего 70 чело­век. Люди умели не только рабо­тать, но и весе­литься. Спе­ци­а­ли­сты постарше обу­чали млад­ший пер­со­нал. Вспоми­наю своих любимых настав­ни­ков: Луизу Нико­ла­евну Калмы­кову, Нико­лая Вик­то­ро­вича Кузыка и его жену Ели­за­вету Дмит­ри­евну. Очень много хороших, умных, заме­ча­тель­ных людей встре­ти­лось мне за время моей тру­до­вой дея­тель­но­сти. О каж­дом вспоми­наю с теп­ло­той, каж­дый инте­ре­сен по-сво­ему, обо всех не рас­скажешь. Работы было много, но и отды­хать мы умели. Многие увле­ка­лись рыбал­кой, охо­той. Летом соби­рали лес­ные ягоды, грибы, делали вос­хож­де­ния на сопки. Дружили семьями, ходили в гости друг к другу. Кол­лек­тивно отме­чали празд­ники и знаме­на­тель­ные события в ресто­ране, в ДК. К нам часто при­езжали поэты, музы­канты.

Пуск 1-го блока Кольской АЭС состо­ялся в июне 1973 года. Мой муж Вяче­слав Барыш­ни­ков непо­сред­ственно участ­во­вал в пуске реак­тора. Это был празд­ник стро­и­те­лей, атомщи­ков. Дирек­тор Белов пере­дал власть новому дирек­тору Вол­кову. Стро­и­лись дома, мага­зины, дет­ские сады, школы, кафе. Во дво­рах домов стро­и­тели остав­ляли пята­чок леса. Спе­ци­а­ли­стам почти сразу выде­ляли жилье. Сна­чала у нас была ком­ната, но уже через год год мы пере­ехали в отдель­ную двух­ком­нат­ную квар­тиру. В 1974 году наша дочка Лена пошла в пер­вый класс и поступила в музыкаль­ную школу по классу фор­тепьяно.

Надо отме­тить, что за поляр­ным кругом на Кольской АЭС нам пла­тили оклад плюс 40% поляр­ных, и за каж­дые полгода стажа при­бав­лялся север­ный коэффици­ент — 10%. После пуска еще и премия — 50%. Поэтому неко­то­рые спе­ци­а­ли­сты, при­е­хавшие года на три, оста­ва­лись на севере до пен­сии. Так пус­ка­лись блоки, и не раз мы за работу полу­чали награды и поощ­ре­ния.

Со време­нем наша семья пере­бра­лась в четырех­ком­нат­ную квар­тиру. А было так: наш аст­ра­хан­ский друг Валера пода­рил мне книгу о как­ту­сах и дал раз­ных деток как­ту­сов. Я за ними ухажи­вала, они выросли большие. Одна­жды как­тус зацвел, и у нас родился сын Миша. Через год зацвел дру­гой как­тус — и у нас родился еще один сын, Дима. Лишь недавно я узнала, что цве­те­ние как­туса пред­вещает рож­де­ние детей. Я была счаст­лива, несмотря на труд­но­сти. Ведь были и печаль­ные события: в 53 года умерла моя мама, а ещё через полгода ушел из жизни отчим.

Дочка учи­лась в школе, маль­чики ходили в садик, мы с Вяче­сла­вом рабо­тали. Летом хоте­лось вывезти детей на юг. Путе­вок нам с детьми не давали (было не совсем спра­вед­ли­вое рас­пре­де­ле­ние). Иногда мы отды­хали в Аст­ра­хани у Сла­ви­ной мамы, но у нее была маленькая ком­натка, соседи. Нас часто выру­чал Сла­вин друг Валера. Он остав­лял нам свою квар­тиру, а сам уезжал по путев­кам. Благо­даря моему брату Саше у нас появи­лась машина "жигули" — «копе­йка» крас­ного цвета. На ней мы и ездили в отпуск, жили в польской пятимест­ной палатке на берегах Азов­ского, Каспийского, Бал­тийского морей. Ни о какой опас­но­сти мы и не думали. Трудно, но нам нра­ви­лось ехать по Рос­сии, не все­гда уда­ва­лось устро­иться на ноч­лег в гости­нице. Ноче­вали в лесу, на сто­ян­ках, у озер. Одна­жды мы отды­хали в кемпинге (кажется, в 1983 году) на берегу Бал­тийского моря в При­бал­тике. Вече­ром после кино мест­ные молод­чики прошлись по нашим палат­кам с ножами, было очень непри­ятно. Уже тогда в этих рес­пуб­ли­ках шеве­ли­лось недо­вольство. Хотя снабже­ние там было отлич­ное. Дороги при­бал­тийских рес­пуб­лик вос­хищали нас. Рос­сия, кроме Москвы, выгля­дела нищей с пло­хими дорогами и частым отсут­ствием бен­зина на заправ­ках. При­хо­ди­лось возить с собой кани­стры с бен­зи­ном.

Дочка поступила в музыкаль­ное учи­лище, сыно­вья посещали музыкаль­ную школу. В сво­бод­ное время занима­лись пла­ва­нием, дзюдо. Зимой — лыжи, коньки. На работе в те времена про­во­ди­лись сорев­но­ва­ния по лыжам, пла­ва­нию, шахма­там, стрельбе; состя­за­лись доб­ро­воль­ные народ­ные дружины. Есте­ственно, про­из­вод­ствен­ные пока­за­тели тоже должны были быть в норме. Народ празд­нично выхо­дил на демон­страции 1 мая, 7 ноября. В День Победы воз­лагали венки на могилы погибших сол­дат, дома с дру­зьями накры­вали стол. А 8 марта, 23 фев­раля, и осо­бенно 22 декабря — День энерге­тика — празд­но­вали в Доме культуры. Были концерты, фуршеты, танцы. Каж­дый Новый год встре­чали по-дет­ски радостно, семейно, с дру­зьями.

Самый надеж­ный и любимый наш друг, физик Ана­то­лий Корми­ленко, часто выру­чал нас в труд­ные минуты. Они со Сла­вой раз­ра­бо­тали и подали раци­о­наль­ное пред­ложе­ние: выра­бо­тан­ные в цен­тре реак­тора твэлы перегружать на перифе­рию реак­тора, так как там исполь­зо­ва­лись кас­сеты с меньшим процен­том обогаще­ния урана. Впо­след­ствии их метод стали исполь­зо­вать во многих перегруз­ках реак­то­ров.

Так тру­ди­лись и жили атомщики Запо­ля­рья. Про­ра­бо­тав 12 лет тех­ни­ком-радио­хи­ми­ком во внеш­ней дозимет­рии, где был заме­ча­тель­ный кол­лек­тив, я пере­ве­лась тех­ни­ком в лабо­ра­то­рию инди­ви­ду­аль­ного дозимет­ри­че­ского кон­троля (ИДК) этого же отдела. Там вела учет облу­ча­емо­сти пер­со­нала станции, рабо­тающего в зоне иони­зи­рующего излу­че­ния. Работа мне нра­ви­лась. Осо­бенно мы сле­дили за пер­со­на­лом, про­во­дившим ремонт­ные работы во время перегрузки топ­лива. Обсле­до­вали их на СИЧе (счет­чик излу­че­ния чело­века) на нали­чие цезия, кобальта, йода. Это был период пере­хода от фото­кас­сет (диапа­зон изме­ре­ний от 0 до 2 БЭР — био­логи­че­ский экви­ва­лент рентгена) — к термо­люми­несцент­ным дозимет­рам (3 таб­ле­точки из фто­ри­стого лития в одном дозиметре, три парал­лель­ных пока­за­теля сразу, диапа­зон 0 — 1000 БЭР). В моем отделе ради­аци­он­ной без­опас­но­сти рабо­тал друж­ный, спло­чен­ный кол­лек­тив. Осо­бенно мне дороги инже­нер-радио­хи­мик Галя Гре­бе­нюк, лабо­рант Нина Остар­кова (мы и по сей день дружим). Моими руко­во­ди­те­лями были Эду­ард Васи­льев, Алек­сандр Дмит­риев, Юрий Оди­но­ков. Очень много хороших людей оста­лось в сердце моем, обо всех не напишешь. Благо­даря их труду Кольская станция заре­комен­до­вала себя как надеж­ное, эффек­тив­ное и эко­логи­че­ски чистое предпри­я­тие. Уро­вень без­опас­но­сти 4-х бло­ков ВВЭР-440 отве­чал высо­ким современ­ным тре­бо­ва­ниям.

Ава­рию на Чер­но­быльской АЭС мы воспри­няли как соб­ствен­ное горе. Многие спе­ци­а­ли­сты поехали на Чер­но­быльскую АЭС лик­ви­ди­ро­вать послед­ствия. Мы выдали им новые дозиметры. Мой началь­ник, только про­ле­тев на вер­то­лете над раз­ру­шен­ным реак­то­ром, полу­чил дозу в 30 бэр. Печально все это вспоми­нать, тем более что за год до ава­рии мои дети отды­хали в пио­нер­ском лагере «Ска­зоч­ный», при­над­лежащем Кольской и Чер­но­быльской АЭС. Я в свой отпуск рабо­тала там в пра­чеч­ной. Эти места, город При­пять поко­рили нас своей кра­со­той, оби­лием ягод, фрук­тов. Чудес­ный смешан­ный лес, речки, бога­тый край, города — все ока­за­лось заражено ради­ацией в ради­усе 30 и более километ­ров… Масштаб этого раз­ру­ше­ния огромен.

Мой муж, Вяче­слав Барыш­ни­ков, пере­велся рабо­тать в отдел инспекции инспек­то­ром по ядер­ной без­опас­но­сти. В 1987 году он был на конфе­ренции по ядер­ной без­опас­но­сти, и его при­гла­сили (Алек­сандр Бог­да­нов) рабо­тать на Ростов­скую АЭС. Дочь вышла замуж. Они с мужем Андреем оста­лись жить в нашей квар­тире на Севере. Мне на Кольской АЭС, по чест­ной оче­реди, выде­лили машину ВАЗ 2109 белого цвета. Тогда это была пре­стиж­ная машина. На ней муж и отпра­вился на новую работу в фев­рале 1988 года. Почти сразу ему дали четырех­ком­нат­ную квар­тиру в Волго­дон­ске. В мае туда пере­ехала вся наша семья. Отдел кад­ров (началь­ник Зина­ида Мирош­ни­кова) сде­лал мне вызов на работу с 15 мая. При­ш­лось сры­вать моих маль­чи­ков из школ на Севере и оформ­лять под конец учеб­ного года в школы Волго­дон­ска. Столько хлопот было с пере­ез­дом, оформ­ле­нием, про­пис­кой! В то время выда­вали талоны на сахар, а мы еще не про­пи­саны, нам не положено. Я так спе­шила при­е­хать по вызову к 15 мая на работу, пре­рвали учебу детей, а когда оформи­лась, меня отпра­вили рабо­тать на кон­серв­ный завод, на месяц. Завод меня впе­чат­лил. К сожа­ле­нию, в 90-е годы там все раз­ва­лили, разгра­били.

На Ростов­ской АЭС я опти­ми­стично взя­лась за орга­ни­за­цию лабо­ра­то­рии инди­ви­ду­аль­ного дозимет­ри­че­ского кон­троля (ИДК), благо опыт есть, а обо­ру­до­ва­ние и при­боры на складе уже были. Лабо­ра­то­рию орга­ни­зо­вали во времен­ных помеще­ниях. Кол­лек­тив отдела (а это спе­ци­а­ли­сты, при­е­хавшие с раз­ных концов страны) тоже ока­зался очень друж­ный и ответ­ствен­ный. Мой муж до нашего при­езда при­об­рел дом и 25 соток земли в хуторе Овчин­ни­кове, на берегу Цим­лян­ского моря, поса­дил даже кар­тошку, фасоль. Там же купили себе дома еще четыре семьи с Кольской АЭС. Юрий Михай­ло­вич Бодру­хин пер­вый при­об­рел там поме­стье и всем нам тоже при­смот­рел сво­бод­ные «фазенды». Сразу с поезда Слава повез нас на рынок за рас­са­дой поми­до­ров, перца. Помню, земля была сухая, лопата с тру­дом ее резала. Воду для полива сыно­вья носили вед­рами из моря. Позже мы про­ложили трубы и вме­сте с сосе­дями уста­но­вили насос. Сна­чала было трудно, но мы радо­ва­лись солнцу, зелени, а когда стали поспе­вать абри­косы (на даче было четыре дерева), мы каж­дую ягоду жалели, соби­рали, сушили, делали соки, вино… Из Аст­ра­хани мы забрали к нам жить Сла­вину маму, ей было 75 лет. Она, спе­ци­а­лист по дач­ным делам, строго коман­до­вала нами, но и сама ста­ра­лась. Ей нра­ви­лось там жить.

После Чер­но­быльской ава­рии нача­лись недо­вольства, выступ­ле­ния про­тив стро­ящейся АЭС. Но мы верили в лучшее и гото­ви­лись к пуску 1-го блока. Готов­ность была на 90%. Я не пишу о поли­ти­че­ских стра­стях, но они при­ближа­лись. «Зеле­ные» настой­чиво вре­дили атомщи­кам. Даже не про­пус­кали наши авто­бусы на станцию: устра­и­вали живые цепи на дороге. Депу­таты под дав­ле­нием сверху потре­бо­вали закон­сер­ви­ро­вать станцию. Да и в стране начался раз­вал. Кому-то было это выгодно. Мы еще наивно верили, голо­со­вали... На станции обра­зо­ва­лись два лагеря. Кто-то начал при­сва­и­вать имуще­ство, недвижимость. Кое-кто орга­ни­зо­вы­вал посред­ни­че­ские фирмы, при­глашая туда пер­со­нал со станции. Наступили смут­ные времена. Стро­и­тели исчезли, но многие руко­во­ди­тели дорожили пер­со­на­лом и хотели сбе­речь спе­ци­а­ли­стов. Зарплату пере­стали выда­вать, нас обес­пе­чи­вали про­дук­тами через мага­зин по записи под зарплату. Однако Евге­ний Ива­но­вич Игна­тенко (с ним мы были лично зна­комы еще с Кольской АЭС) утвер­ждал, что в Москве зарплату людям по-преж­нему выдают.

В моей семье тоже про­изошли изме­не­ния: Моего любимого и, мне каза­лось, любящего меня мужа увлекла другая женщина, и он оста­вил меня в 53 года с 14- и 16-лет­ними сыно­вьями и своей 80-лет­ней мамой. Барыш­ни­ков с новой женой вер­нулся на Кольскую АЭС, кото­рая в эти годы рабо­тала, и пер­со­нал полу­чал зарплату. Он оста­вил нам машину «Моск­вич», а «девятку» про­дал гру­зи­нам, кото­рые пообещали ему 7 тысяч сверх оценки в комис­си­он­ном (машина была куп­лена за 9 тысяч в Мурман­ске). В то время подоб­ные опе­рации счи­та­лись спе­ку­ляцией и пре­сле­до­ва­лись зако­ном. Гру­зины из Зуг­диди при­шли к нам домой, вме­сте посчи­тали деньги, что сверх цены, и пере­дали их Славе, завер­нув в газету. Потом вме­сте поехали в комис­си­он­ный мага­зин оформ­лять про­дажу. Вече­ром муж обна­ружил в свертке только 300 руб­лей вме­сто 7 тысяч обещан­ных — шулеры под­ложили ему «куклу». Такое было разо­ча­ро­ва­ние…

Мне при­ш­лось выучиться на води­теля. В период кон­сер­вации станции я пере­ве­лась на пуско-резерв­ную котель­ную (ПРК) маши­ни­стом, обогре­вала станцию. Обя­зан­но­сти дирек­тора испол­нял П. К. Голов­ченко. Каза­лось тогда, что только ему да нам, работ­ни­кам, и нужна эта станция. Грустно и сложно писать про эти непро­стые годы, когда искус­ственно рож­да­лись капи­та­ли­сты и бед­нел рабо­чий класс. Сме­хо­твор­ной была при­ва­ти­за­ция: кто-то при­своил заводы, при­брал к рукам недвижимость на скуп­лен­ные по дешевке ваучеры, а кто-то купил на свой ваучер пухо­вый пла­ток. Наши семей­ные ваучеры, пре­вращен­ные в акции «РОСИФ», оста­лись пустыми бумаж­ками, лежат до сих пор. 

Моя одно­курс­ница Таня рабо­тала на Шпиц­бергене тех­ни­ком на котель­ной уста­новке (концес­сия Рос­сии и Нор­вегии по добыче угля). Она соби­ра­лась уезжать и пред­ложила мне ее заме­нить — пора­бо­тать там и зара­бо­тать денег. Я поехала в Москву в орга­ни­за­цию «Арк­ти­куголь», меня при­няли, прошла тща­тель­ную мед­комис­сию. Мой вылет на Шпиц­берген был назна­чен на апрель 1996 года. Но изме­ни­лись семей­ные обсто­я­тельства, жалко было остав­лять сыно­вей, болела Сла­вина мама, с дачей надо было что-то делать. Отец высылал сыно­вьям алименты, мне иногда выда­вали пен­сию (я пен­си­о­нерка с 45 лет), под­держка друга Васи­лия (он тоже рабо­тал на станции) — всё это пере­си­лило, и я отка­за­лась лететь на Шпиц­берген. И пра­вильно сде­лала, ибо в апреле наш само­лет раз­бился над горами. В нем летела смена шах­те­ров и другие люди, погибло около ста тридцати чело­век….

Маль­чики окон­чили школу, поступили в Радио­тех­ни­че­ский инсти­тут города Таган­рога. Дачу я про­дала, купила сыно­вьям компью­теры. Бабушке дала заначку, себе — в память о даче — при­об­рела длин­ное, с под­стеж­кой из сви­ной кожи пальто цвета асфальт.

Постепенно, благо­даря неустан­ной борьбе и дока­за­тельствам наших спе­ци­а­ли­стов-атомщи­ков, пре­дан­ных АЭС и Рос­сии, поли­тики начи­нают понимать, что аль­тер­на­тивы АЭС нет. В стране уже раз­ва­лены все про­из­вод­ства. На станции появился насто­ящий дирек­тор В. Ф. Пого­ре­лый. Пре­дан­ный пер­со­нал сохра­нил станцию. Мы вос­кресли после застой­ных 90-х годов. При­е­хало много спе­ци­а­ли­стов с Укра­ины, в част­но­сти — с Запо­рож­ской АЭС (там, кстати, за эти годы постро­или 4 блока, а мы без­действо­вали). Появи­лись стро­и­тели, мон­таж­ники, налад­чики — работа закипела. В каж­дое под­раз­де­ле­ние наби­рали недо­стающий пер­со­нал. Я пере­ве­лась в отдел ядер­ной без­опас­но­сти (ОЯБ) лабо­ран­том-радиомет­ри­стом. Юрий Пав­ло­вич Кормуш­кин, В. П. Пова­ров, А. В. Жар­ков — мои руко­во­ди­тели в ОЯБиН. Эти неза­у­ряд­ные люди многое сде­лали, что бы станция ожила.

Пер­вое время я занима­лась докумен­тацией. Все ста­рые пере­писки были сохра­нены, начи­на­лась работа по воз­об­нов­ле­нию и вос­ста­нов­ле­нию дого­во­ров с инсти­ту­тами, предпри­я­ти­ями. Мы осва­и­вали новые помеще­ния, гото­вили узел свежего топ­лива для завоза ими­та­то­ров топ­лив­ных кас­сет, позд­нее и самих кас­сет твэ­лов (теп­ло­вы­де­ляющих элемен­тов). Настра­и­вали спек­трометры, кото­рые все годы были в рабо­чем состо­я­нии благо­даря физи­кам Лебе­деву О.В., Куз­нецову В.И. и др. Кстати, кис­ло­род­ная станция все годы исправно рабо­тала и для города. А физики все это время полу­чали там жид­кий азот для детек­то­ров и тем самым сохра­нили при­боры. Пре­крас­ный кол­лек­тив! Сво­ими ста­тьями, выступ­ле­ни­ями перед обще­ствен­но­стью они внесли нема­лую лепту в воз­рож­де­ние станции.

Мы начали ожи­вать. Мои старший сын Миша окон­чил инсти­тут и уже рабо­тал на Кольской АЭС. Млад­ший сын Дима годом позже тоже полу­чил диплом, и его при­няли инже­не­ром в лабо­ра­то­рию ОЯБиН на Ростов­скую АЭС. Кажется, жизнь налажи­ва­лась — и станци­он­ная, и лич­ная… Но 16-го сен­тября 1999-го года тер­ро­ри­сты взо­рвали мой дом. Была ранена в висок наша бабушка. Было раз­ру­шено все, что мы накопили за целую жизнь. Но страш­нее всего поте­рять эту жизнь… При взрыве погибло 18 чело­век, много людей было пока­ле­чено. Мы были морально убиты. Род­ная станция (в доме про­жи­вало много атомщи­ков), адми­ни­страция города очень хорошо помогали нам в эти дни физи­че­ски, морально и мате­ри­ально. Сам Вла­ди­мир Филиппо­вич Пого­ре­лый гово­рил с нами, успо­ка­и­вал.

Похо­ро­нив сво­его любимого руко­во­ди­теля А. В. Жар­кова, погибшего при взрыве, мы с новыми силами стали гото­вить лабо­ра­то­рию к пуску. Вот и сверши­лось: зара­бо­тал 1-й блок. Энергия пошла по про­во­дам. Это был успех всех атомщи­ков, неза­ви­симо от долж­но­сти. Кто это пережил, тот меня поймет. Наша лабо­ра­то­рия под руко­вод­ством С. Е. Смир­нова сле­дила за актив­но­стью теп­ло­но­си­теля 1-го кон­тура, опре­де­ляла герме­тич­ность рабо­тающих твэ­лов.

Огром­ное коли­че­ство пре­крас­ных людей встре­ти­лось мне на про­тяже­нии моей тру­до­вой дея­тель­но­сти. О них я вспоми­наю с теп­ло­той. Пустили и 2-й блок. Зарплаты повы­си­лись, появи­лись про­дукты в мага­зи­нах, страна поне­многу вос­ста­нав­ли­ва­лась.

А годы летят, пен­си­о­не­ров сокращают, дают выход­ное посо­бие при уволь­не­нии, при опре­де­лен­ных усло­виях. Я не под­хо­дила под это положе­ние по воз­расту и уво­ли­лась без «пин­ко­вых» (без посо­бия) в 2010 году.

Вете­ран­ская орга­ни­за­ция Ростов­ской АЭС насчи­ты­вает 600 чело­век. О каж­дом из нас забо­тятся. Раз в 3 года выде­ляют бес­плат­ные путевки в сана­то­рии, выво­зят на экс­кур­сии, выде­ляют билеты на концерты, поздрав­ляют юби­ля­ров, при необ­хо­димо­сти ока­зы­вают помощь. Можно бес­платно ходить в бас­сейн, в сауну. Действуют группы с тре­не­ром по скан­ди­нав­ской ходьбе с пал­ками. Ни в одной орга­ни­за­ции нет такого внима­ния к пен­си­о­не­рам, как в нашей. Я довольна своей жиз­нью. Конечно, пен­си­о­неры многое не могут себе поз­во­лить, но у меня хорошие дети, они мне помогают. Мои сыно­вья со сво­ими семьями часто берут меня в поездки за гра­ницу. Я побы­вала с ними в Швейца­рии, Франции, Турции, Египте, Гру­зии. Мне везде понра­ви­лось. Но Рос­сия — это Родина, любимая страна. Жаль, что нам еще далеко до насто­ящего благопо­лу­чия граж­дан. Появ­ляются господа и слуги. Культуру бытия людей хоте­лось бы повы­сить. Мы, пен­си­о­неры, вор­чим, а сде­лать-то ничего не можем…

У меня пять вну­чек и один внук. Радост­ных чувств и эмоций от встреч с ними хва­тает надолго. Жизнь про­должа­ется инте­ресно, да еще с Интер­не­том…