Дисциплина залог успеха
Я окончил металлургический факультет Уральского политехнического института в 1962-ом году и по распределению приехал в Усть-Каменогорск на Ульбинский металлургический завод. Тогда это был почтовый ящик. Начал работать мастером. В то время чувствовался недостаток специалистов. Было много мастеров-практиков из рабочих, с опытом, но всё же без образования. Так что меня сразу поставили мастером в цех по производству тантала.
Ульбинский завод был предприятием уникальным. Во-первых, он производил тантал. Это один из редких тугоплавких металлов, который шел для нужд электроники. Там двойная плавка, дуговая и трубно-лучевая. Получали чистый тантал. Из него делали фольгу, ленту, проволоку. Все это шло в электронную промышленность. Еще производили бериллий: металлический бериллий, порошок бериллия и окись бериллия. Полный цикл производства бериллия. Особенно большой спрос был на изделия из окиси бериллия. Это детали для электроники, отражатели для труб, поскольку бериллий является замедлителем нейтронов. Еще работали по урану. В том числе производили таблетки — ну, это вам знакомо.
Короче, уникальнейшее было производство. Не знаю, как без него Россия обходится, потому что завод остался в Казахстане и, насколько я знаю, еле дышит. А в моё время он был одним из столпов 3-го главного управления Минсредмаша.
Хоть я и не верю в Бога, я благодарю его, что попал на производство тантала, поскольку все остальные производства были очень вредными. Многие из моих друзей и знакомых, с которыми я начинал в 62-ом году, уже давно в ином мире. Я проработал в Усть-Каменогорске 19 лет, из них 16 лет на производстве тантала — мастером, старшим мастером, технологом отделения и начальником отделения. Фактически это был отдельный корпус. Мы получали фтортанталат калия, восстанавливали до металлического порошка с помощью восстановителя металлического натрия. Потом этот порошок отмывали, он шел на спекание для подготовки к дуговой плавке, далее — дуговая плавка, электронно-лучевая плавка и уже на обработку давлением. Это прокат, волочение и фольга.
Как раз в период моей работы на предприятии произошел резкий скачок по технологии. Когда я пришел в 62-ом году, применялась старинная технология получения металлического тантала на аппаратах Суздальцева методом пропускания тока через штабик в вакууме. Были такие малопроизводительные аппараты. План с трудом выполняли, пока на заводе не изготовили еще 10 аппаратов. Тогда мы стали выполнять план. При мне произошел переход от технологии штабика, где максимальный вес изделия был 300-400 граммов, к дуговой плавке. Это уже 100 кг, 150, 200 кг, то есть крупногабаритные слитки. Соответственно, проволока стала исчисляться километрами, фольга — тысячами метров и так далее. Понятно, что электронщикам с такими слитками было работать удобнее. Это то, что касается тантала.
Печи для дуговой плавки проектировали в московском НИИ электротермического оборудования, изготавливали в Дагестане. Монтаж шести дуговых печей занял примерно год. Тогда никто не знал, как поведёт себя тантал, если в большом количестве в расплав попадет вода, будет ли образовываться взрывная смесь. На всякий случай печи поместили в огромные, восемь метров в высоту, барокамеры. По ходу эксплуатации выяснилось, что предосторожность была излишней, хотя, с другой стороны, береженого Бог бережёт. Безопасности много не бывает.
На танталовом производстве я защитил кандидатскую диссертацию в 9-ом институте по дуговой плавке тантала. Такой диссертации больше не было и вряд ли будет в ближайшее время.
В последние годы предприятие вместе с Институтом атомной энергетики занималось получением сверхпроводников. Сейчас это производство вроде бы восстановили в Глазове. Уже в 75-77-ом году мы выпускали сверхпроводники, выплавляли их в специальной печи, изготовленной по указанию Славского. Делали многожильные сверхпроводники. За это завод получил несколько государственных премий.
Потом мне предложили перейти в соседний цех на должность заместителя начальника цеха керамики по реконструкции. Туда поступило новое оборудование, я занимался его установкой и доводкой. А потом мой бывший начальник цеха, Коновалов Виталий Федорович, уехал вначале директором завода в Глазов, а из Глазова в Электросталь, и по договоренности директоров меня перевели сюда, на Машзавод.
Самое время сказать, что с Усть-Каменогорском у меня связаны самые лучшие воспоминания, и самые лучшие друзья тоже остались там.
Буквально месяца через два после того, как меня распределили в Усть-Каменогорск (а я приехал в сентябре) там открыли Дом молодых специалистов, где комнаты были на двоих, внизу была кафе-столовая. К этому зданию подъезжал служебный автобус и увозил на работу. Все было очень организовано. Через год я женился, через месяц после свадьбы мне дали однокомнатную квартиру в новом доме. То есть отношение к молодым специалистам было очень хорошее.
Снабжение тоже было вполне на уровне. В 80-е годы стало похуже, а в наше время было много мяса, любого — баранина, свинина, говядина, конина. Изобилие рыбы — там же течёт Иртыш. Водохранилище, озёра — природа изумительная. Я иду с работы, покупаю сазана на 6 килограммов. В ванну его, чищу. 76 копеек килограмм сазана, практически свежего, живого…
Отработав 12 лет, я купил машину «Москвич-412». Стоила она 5 тысяч. Полторы тысячи мы с женой накопили, остальные заняли у товарищей. Тогда инфляции практически не было, люди давали в долг без проблем. 412-ый первые шесть или семь лет был прекрасной машиной, в самый раз для наших дорог. Мы с семьей каждую субботу-воскресенье выезжали на озера. Все снасти, снаряжение были свои. В общем, это время я вспоминаю с благодарностью.
Там у меня практически 15 внедренных изобретений — не считая рацпредложений, грамот и прочее. Работали очень слаженно. Был отличный коллектив на заводе, в цехе. 14 лет я проработал под началом Коновалова Виталия Федоровича и благодарен ему за то, чтобы он разрешил мне перевод сюда. Коновалов работал у нас начальником цеха — а руководил ульбинским заводом, причём на протяжении довольно длительного времени, Потанин Владимир Петрович. Я считаю, что это незаслуженно забытый человек на сегодня. О Коновалове есть книга. А о нём нет. Хотя за время его руководства завод преобразился. Он дружил с учеными, он полностью изменил все заводские технологии. Коновалов был исполнителем, а руководил Потанин. Он ушел от нас в Москву начальником 3-го главка, он ценил и продвигал Коновалова, а теперь его почти не вспоминают. Это несправедливо.
Ладно, переезжаем в Электросталь. Поставили меня начальником 13-го цеха. Этот цех получал двуокись урана из тетрафторида урана, который поставляется с заводов обогащения, и перерабатывал все обороты, отходы до получения двуокиси урана. Еще там был склад кислот, водородная станция при цехе и отмывка отходов циркония, которые были возвратными и поступали обратно на Глазов (циркониевые отходы). Я проработал меньше двух лет, потом Коновалов перевел меня в цех 46, который производил таблетки для твэлов. Сейчас нет уже ни 13-го, ни 46-го.
В тот период на заводе была большая неритмичность, и постоянно выпускной 55-ый цех балансировал на грани выполнения-невыполнения плана. Не хватало изделий, надо отправлять, а в цехах неритмичный выпуск продукции. Хотя какой-то задел, конечно, был, но это приводило, назовем так, к штурмовщине. Первым делом на посту директора Коновалов поставил вопрос, чтобы все выпускалось в каждом цехе ритмично, будь там порошки выпускают, будь там таблетки, ТВЭЛы, сборки — все должно быть ритмично. То же самое касалось комплектующих. На заводе было выпущено специальное Положение о ритмичной работе. Ввели специальную добавку за ритмичную работу (небольшую, но, как говорится — копеечка к копеечке, а рубль набегает). Это был такой моральный и материальный стимул. Я считаю, что это одна из безусловных заслуг Коновалова, что он заставил всех работать ритмично.
Я и в 13-ом цехе работал над этим, и в 46-ом. Это была беда этих двух цехов: неритмичная работа. Вот представьте себе: в 46-ом цехе, когда я пришел, во вторую декаду выпускали 8% продукции, а в 3-ю декаду — 92%. Можно, конечно, петь хором песни ночью 32-го числа про выполненный план, но это не дело. Я и в 13-ом цехе за шесть месяцев переломил эту тенденцию, и в 46-ом цехе буквально через 3 месяца работа стала ритмичной. Потребовалась только дисциплина, каждый день четкий отчет, что выполнено, что не выполнено и по какой причине, кто и что задержал. У нас был разработан ежедневный график выпуска продукции, где черным отмечалось невыполнение, а красным — выполнение. Сначала эта таблица была сплошь черной, но постепенно краснела, краснела, пока совсем не стала красной.
Надо сказать, что это многим не нравилось, поскольку нужно было каждый день отчитываться, причем конкретно: где проспали, где оборудование сломалось, где комплектующие не завезли.
Вторая заслуга, как я считаю, Коновалова в том, что он поставил задачу по автоматизации производства твэлов. Первые шаги были сделаны на заводе еще до Коновалова. Одна линия уже работала, но он очень жестко поставил вопрос о том, чтобы все полностью автоматизировать. Если процесс не поддается автоматизации, надо менять. Очень много уделил внимания автоматизации в изготовлении твэлов. Все отмечают эту его заслугу.
В тот период на заводе шел монтаж оборудования двух так называемых немецких линий. Эти линии были заказаны еще в ГДР по той технологии, которая была в конце 70-ых годов. Сначала строители достроили корпус, штурмовали под натиском Коновалова. Потом немцы монтировали линии. Наши и немецкие специалисты. Надо сказать, что работа была дружная, продуктивная. Они помогали, обучали наших специалистов, рабочих ИТР по оборудованию. Помогали с запчастями, где надо. Только одна случилась заминка, и та нам пошла на пользу.
Работниками нашего цеха была разработана технология так называемого струйного травления. Она позволяла отказаться от ванн с кислотой, макания этого, открытого большого объема паров кислоты. А немецкая линия как раз эти ванны в себя вбирала. Коновалов распорядился этот участок линии демонтировать (уже готовый, смонтированный немцами). Тут, понятно дело, шум, гам, как-никак межправительственное соглашение. Якобы его вызывали в горком партии, что-то внушали и стращали: «Не позволим срывать дружбу народов!». Но Коновалов упёрся: «Мы всё решим, сделаем в срок». Действительно, эту часть линии демонтировали, изготовили новую. Всё вписалось по срокам, по вместимости и совместимости, немцы были довольны: фактически, мы усовершенствовали их линию своими силами.
Летом 85-ого года первая линия была принята в эксплуатацию. Приехал Славский, выступил на массовом митинге — говорил, как всегда, без бумажки, красиво, долго.
После митинга поехали на банкет в городскую столовую. Немецкий министр Майер, высокий такой, поднял тост: «Я счастлив и горд, что сижу рядом с таким выдающимся деятелем, как Славский Ефим Павлович!». Выпили, поговорили. Немцы быстренько распрощались, а Славский говорит: «Поехали на завод». Вызвали «рафик», поехали на завод и стали смотреть линию по производству изделий РБМК, которую никогда никому не показывали. Она была секретной. Немцам тоже её не показывали. Немцы делали линию для ВВЭР, а наши специалисты разрабатывали линию для РБМК. Немецкая линия была 300 метров длиной и на нескольких отметках, а наша линия занимала всего-навсего 30-40 метров.
Там «изюминка» в том, что на РБМК операции производятся с двух концов твэла сразу. Славскому это очень понравилось. Вскоре после этого за линию РБМК группе работников завода и института была присвоена государственная премия. За пуск немецкой линии ВВЭР тоже была присвоена государственная премия строителям и заводчанам, в том числе и мне.
В общем, вроде обжились в Электростали, устроились. В Усть-Каменогорске квартиру сдали, тут практически сразу получили. Всё по высшему уровню. Пришёл в горком: «Мне нужен гарнитур». — «Пожалуйста», — говорят. В другой раз пришёл: «Мне нужна машина», — «Пожалуйста». — Наверное, это кого-то могло задеть: люди годами стояли в очереди за машинами, за гарнитурами, а тут «зелёная улица» какому-то человеку со стороны.
На мою дальнейшую судьбу сильно повлияла Чернобыльская авария. Коновалова сразу после аварии перевели в Министерство, в замминистры. Директором пришел Мешков Александр Григорьевич, бывший первый зам у Славского. Человек явно пришел временно, пересидеть трудный период. Каждый день уезжал после работы в Москву, потом вроде стал тут жить (в смысле 2-3 дня, а потом опять уезжал). Производство его особо не интересовало. Не в обиду ему говорю, но человек он был уже немолодой. Это первый такой момент, что Коновалова забрали, пришёл новый директор. А второй момент: вышло постановление ЦК КПСС, что надо всех избирать: бригадира избирать, начальника цеха избирать, мастера избирать. И я попал под эту волну. Не только я, многие товарищи незаслуженно попали под это дело. Мне тогда было 50 лет, самый расцвет сил и производственной деятельности. И я был жестким, требовательным руководителем. Не знаю, все это понимают или нет, но кто производство прошел, тот знает, что без дисциплины, без требовательности ничего не сделаешь на заводе. А при выборах кого отсекают в первую очередь? Правильно: самых жестких и требовательных.
Начались собрания, голосования. Прошло первое голосование ИТР. Проголосовали. Там было примерно 80 человек. Грубо говоря, 50 человек «за», 30 человек «против». Я подумал: «Что нервы трепать с этими выборами, здоровье дороже», — снял свою кандидатуру и вернулся в 13-ый цех на должность зам начальника цеха. С 88-го года вернулся в 13-ый цех, а последние пару лет до пенсии работал начальником группы реконструкции.
В 2004-ом году ушел на пенсию.
А пенсии в 2004-ом году оказались самыми минимальными. И нам отменили надбавку за вредные условия труда, хотя не имели такого права. Нельзя выпускать законы, которые ухудшают положение человека. На сегодня такая ситуация, что в городе примерно 18 тысяч пенсионеров, имеющих право на повышенную пенсию за вредные условия труда, а получает только 1800. Мы создали группу и стали бороться за свои права. За права ветеранов атомной промышленности.
Но это уже немного другая история.