Я человек счастливый
Я считаю себя счастливым человеком. Начиная со школы, мне всегда очень везло. Я учился в 6 разных школах, и везде ко мне хорошо относились. Я был любознательным и учился всегда с удовольствием. Это ведь тоже один из элементов счастья.
Особенно мне запомнилась школа в Раменском. У нас был замечательный класс, и учили нас по всем предметам потрясающие учителя. Мы всегда несколько обгоняли школьную программу, поэтому когда мне пришлось перейти в московскую школу, я легко справлялся со всеми заданиями, уже пройденными мною. Тем самым заслужил авторитет у новых учителей и постарался удержать его в течение последующих трех лет.
Школу я закончил с медалью и без экзаменов поступил в Московский инженерно-строительный институт. Вообще-то я собирался поступать в архитектурный институт и даже отходил целый год на подготовительные курсы МАРХИ. В семье у меня технарей не было, да и сам я с техникой не очень дружил, но мне нравилась архитектура, нравились фасады, красота зданий, особенно московских высоток. Но случилось так, что, забрав школьный аттестат, который медалистам вручали позже всех, я собирался ехать домой – а мы в то время жили за городом – и решил дойти пешком от Комсомольской площади до Курского вокзала. Иду по улице Разгуляй, вижу вывеску «Приемная комиссия МИСИ». Решил зайти посмотреть. Захожу, а там такая красота, лучше, чем в архитектурном – статуи стоят греческих и римских богинь! Приемная комиссия располагалась в зале для рисования, и там сидели два консультанта. Я рассказал, что собираюсь поступать в архитектурный. Они меня переубедили, сказав, что в МАРХИ готовят одних рисовальщиков, а здесь, в МИСИ, готовят инженеров; ну а если захотеть, то и архитектором можно стать. (Между прочим, моя однокурсница стала главным архитектором города Подольска). Одним словом, уговорили. Одним из консультантов был знаменитый архитектор Константин Мельников, а вторым был Дмитрий Чернопыжский. Как мы потом узнали, он был прототипом учителя рисования в романе «Как закалялась сталь». Вот эти два замечательных человека и определили мою дальнейшую судьбу.
В МИСИ я учился на факультете промышленного и гражданского строительства. Надо сказать, что первые три курса я учился не слишком прилежно, «мешала» личная жизнь. А когда на 3-м курсе женился, то учеба пошла в гору. В 1959 году, где-то за полгода до окончания института, как у нас говорили, я «сыграл в ящик». На наш курс пришли люди из отдела кадров Министерства среднего машиностроения и отобрали человек 50, больше половины из которых попали в п/я 1119. Это были строители, гидростроители, сантехники и др.
В Минсредмаше нас с В. Э. Кольбичем проинструктировали: ехать надо на автобусе от метро «Автозаводская» до остановки «Спортивная», там перейти мостик и войти в первую проходную. Только во время поездки ни слова, куда вы едете, куда устроились, никаких названий, все должно быть секретно. Ну, секретно так секретно. Едем, ждем остановку «Спортивная», а водитель на весь автобус объявляет: «Следующая остановка – Атомный институт!».
Естественно, я был принят в строительный отдел. В первый же день мне поручили посчитать фундамент под грохот с динамической нагрузкой. Я говорю ГИПу (главному инженеру проекта), что никогда этого не делал. – А что сложного? – сказал он. – Вот тебе инструкция, делай по ней.
Вот в таком духе, набираясь потихонечку знаний и опыта, я продолжал работать. На второй год я уже самостоятельно запроектировал механический цех – от фундамента до расчета ферм – и выпустил чертежи. Большую помощь мне оказывали А. М. Ломзин и А. В. Кульбакин. Работали мы сдельно: сколько выполнишь расчетов, сколько сделаешь чертежей - столько и заработаешь. Коллектив у нас был очень хороший – мы слаженно работали, дружили семьями, все вместе ездили отдыхать.
В 1961-1962 гг. нашему институту было поручено создать старты для межконтинентальных ракет. Мы первые начинали проектировать подземные шахты, из которых стартовали ракеты на полигоне «Капустин Яр». В этом проекте я был мало задействован, в основном проверял чертежи. В это же время пришло распоряжение «сверху», что необходимо срочно оказать техническую помощь нашим коллегам в Германии. И, по всей видимости, из-за того, что я мало был загружен на проекте подземных стартов ракет, меня направили работать в Германию.
Еще одно счастливое стечение обстоятельств! В Германии сложился отличный коллектив из советских и немецких специалистов. Работы были разноплановые и интересные. В частности, там я запроектировал для одного из объектов висящие бункера большого объема, которые работали только на растяжение. Целую цепочку. Считаю, что это была очень хорошая моя работа. Ну и дальше проектировал цеха флотации и прочие объекты. Самое удобное в работе было то, что ГДР маленькая страна. Сегодня запроектировал, а завтра уже поехал смотреть, как проект реализуется. Так что авторский надзор там был на высоком уровне.
После четырех лет работы в Германии я подал заявление, чтобы меня вернули в институт, так сказать, по семейным обстоятельствам. Моя жена считала, что жить в Германии неинтересно, хотя мне нравилось. У меня было хобби – почти каждое воскресенье я ездил на экскурсии, организуемые советской администрацией. Таким образом я посетил много интересных мест в ГДР и много фотографировал.
Вернулся в Союз - а в институте к тому времени сформировалось Бюро комплексного проектирования (БКП), и так как все мои друзья и наставники перешли работать в это новое подразделение, то я безоговорочно тоже присоединился к ним.
После подписания советско-американского соглашения о запрещении испытаний ядерных зарядов в атмосфере, космосе и в воде и принятия решения о проведении только подземных испытаний наш институт был привлечен к работам на Семипалатинском и Новоземельском полигонах, где ранее проводились воздушные и подводные испытания ядерного оружия. Задачей БКП было создание подземных штолен для проведения взрывов, а также обеспечение радиационной безопасности. Не было никакого опыта, не было никаких инструкций. Приходилось нам вместе со специалистами отдела №23, руководителем которого был К. В. Мясников, с учеными из организаций Министерства обороны разрабатывать методики по обеспечению безопасности проведения ядерных испытаний. Главными инженерами этих проектов были Ю. Л. Семак, В. М. Ермаков, Г. А. Никифоров и другие. Я стал ответственным за взрывную сейсмику. Нужно было прогнозировать последствия взрывов, а именно то, что может случиться с населенными пунктами, будут ли разрушения и т.д. Мы ездили в командировки, осматривали все здания, которые попадали в радиус воздействия взрывной волны, и оценивали их состояние. А после взрыва определяли степень разрушений.
Проблем возникало много. Так как никаких готовых методик не было, то по нашим наработкам мы вместе со специалистами Института физики Земли (ИФЗ) и лаборатории №12 (НИЛ-12) отдела №23 создали свою методику, которой пользуются до сих пор для определения степени повреждений зданий при проведении мощных взрывов. Работы было много. Приходилось выпускать по несколько проектов в месяц, особенно когда начались работы по использованию ядерных зарядов в интересах народного хозяйства. Правда, в то время мы обеспечивали оперативную радиационную безопасность, а вот на долговременную как-то особенно внимания не обращали. Сначала «радиационщики» числились в нашем БКП, а потом была создана лаборатория №11 (НИЛ-11), которую возглавил В. И. Чухин. Все лето проходило в разъездах, в постоянных командировках. Но работа была творческая, очень увлекательная. Я работал даже во время своих отпусков, потому что «надо!», да и потому что интересно было работать с такими изумительными, знающими людьми. Кроме того, было внутреннее ощущение гордости, что мы являемся участниками создания ядерного щита страны, хотя вслух высокопарных слов никто не высказывал, просто работали.
После того как ввели мораторий и на подземные взрывы, на Новой земле эксперименты продолжались, но в неядерно-взрывном варианте. С 1995-го по 2000 год я проводил от 4 до 6 месяцев в командировках, осуществляя авторский надзор и оказывая техническую помощь. И я опять был счастлив! Ну когда бы я еще мог попасть в этот суровый, но замечательно красивый край, увидеть белых медведей, приходящих в поселок, и фонтаны китов, проплывающих через Маточкин шар; услышать гомон северных птиц и посидеть рядом с нерпой, вылезшей погреться на солнышке?! В БКП мы также занимались ликвидацией последствий, в ряде случаев неизбежных, которые возникали после проведения ядерных взрывов, и проектировали пункты временного хранения фрагментов от списанных атомных подводных лодок.
Я по праву могу назвать себя счастливым человеком, потому что никогда не было такого, чтобы мне не хотелось идти на работу. И что самое главное, со мной всегда рядом были мои сослуживцы – работящие, искренние и доброжелательные. Даже в трагические для меня дни – смерть дочери, ранний уход из жизни жены, бессрочная инвалидность внучки – меня всегда поддерживал и придавал силы родной коллектив.
Я люблю наш институт и горжусь тем, что проработал в нем без малого 50 лет. За годы своего существования институту поручались ответственнейшие задачи, и в первую очередь – создание и развитие горнодобывающей и перерабатывающей урановой отрасли. Именно нашему институту поручались многие, казалось бы, непрофильные проекты, и наши инженеры и ученые успешно их претворяли в жизнь на уровне «впервые в стране и впервые в мире». Хотел бы выразить благодарность всем, с кем я работал, кто оказывал мне помощь. К сожалению, многих уже нет с нами на этой земле.