Чечеткина Земфира Ивановна

Редкое имя, необычная судьба, интересная жизнь…

Я окон­чила школу в Алма-Ате с сереб­ря­ной меда­лью и вме­сте с подру­гой поехала в Москву, где и поступила в МИФИ на спе­ци­аль­ность «метал­лофи­зика». Диплом­ную работу по теме «Иссле­до­ва­ние свойств нержа­веющих ста­лей», раз­ра­бо­тан­ных для оте­че­ствен­ных атом­ных реак­то­ров я защи­тила в ФЭИ г. Обнин­ска, где про­хо­дила прак­тику. С будущим мужем позна­коми­лись в инсти­туте и мы по рас­пре­де­ле­нию уехали рабо­тать в Обнинск. Рабо­тать было очень инте­ресно. Пер­вая в мире АЭС, новейшие раз­ра­ботки. Полу­чила пер­вый опыт работы в насто­ящей науч­ной лабо­ра­то­рии, где началь­ни­ком был В. С. Ляшенко — круп­ный учё­ный в обла­сти физики метал­лов, осно­ва­тель лабо­ра­то­рии мате­ри­а­ло­ве­де­ния для атом­ных реак­то­ров ФЭИ. Инте­ресно, что мы изу­чали те мате­ри­алы, кото­рые затем прак­ти­че­ски все были внед­рены в атом­ную тех­нику и исполь­зуются сегодня. После стажи­ровки в Обниске нужно было сде­лать выбор. Мы могли остаться в ФЭИ, но воз­никли слож­но­сти с полу­че­нием жилья, и мы собрали вещи и поехали в Меле­кесс, где начи­на­лось стро­и­тельство пер­вых корпу­сов научно-иссле­до­ва­тельского инсти­тута атом­ных реак­то­ров. Сюда при­были пер­вые учё­ные, кото­рым пред­сто­яло участ­во­вать в воз­ве­де­нии этих объек­тов. На помощь им напра­вили подающих большие надежды выпуск­ни­ков ведущих вузов страны. Около ста орга­ни­за­ций, свя­зан­ных с созда­нием инсти­тута, напра­вили сюда своих лучших пред­ста­ви­те­лей. 30 моло­дых спе­ци­а­ли­стов при­были в г. Меле­кесс или «Поч­то­вый ящик 30» , в числе кото­рых была и я.

Пер­вое рабо­чее утро апреля 1959 года. Кругом лес. Впе­чат­ле­ние от уви­ден­ного удру­чающее. Основ­ная дея­тель­ность заклю­ча­лась в кури­ро­ва­нии хода стро­и­тель­ных работ, что больше под­хо­дило муж­чи­нам, а женщи­нам было не под силу. Кроме того обста­новка вызы­вала бес­по­койство, так как при­хо­ди­лось тру­диться с заклю­чен­ными, и поэтому меня вскоре пере­вели в отдел тех­ники без­опас­но­сти. Несколько месяцев занима­лась подго­тов­кой положе­ний, раз­лич­ных норма­тив­ных докумен­тов по ради­аци­он­ной без­опас­но­сти. «Бумаж­ная» работа мне была не очень по душе, и я вскоре была пере­ве­дена в отдел мате­ри­а­ло­ве­де­ния, в кото­ром в то время рабо­тал един­ствен­ный старший инже­нер отдела Мат­вей Дмит­ри­е­вич Дере­би­зов, хороший метал­ло­вед с вели­ко­леп­ным опытом работы и глу­бо­кими зна­ни­ями. И начали мы поне­многу заниматься мате­ри­а­ло­вед­че­скими иссле­до­ва­ни­ями. Чуть позже на работу к нам устро­ился большой энту­зи­аст Лео­нид Ива­но­вич Новак. Он, не откла­ды­вая, взялся за науч­ную дея­тель­ность, орга­ни­зо­вал покупку уста­новки для выращи­ва­ния моно­кри­стал­лов по методу Чехрам­ского, кото­рую разме­стили в ремонтно-меха­ни­че­ском заводе. Начали мы выращи­вать моно­кри­сталлы и выпу­стили самый пер­вый в отделе мате­ри­а­ло­ве­де­ния отчет.

Работа иссле­до­ва­теля, да еще в атом­ной отрасли была пре­стиж­ной. Моло­дёжи было много. Жили инте­ресно и дружно. Испыта­ния на чрез­вы­чай­ные ситу­ации, ава­рий­ные режимы. Мне была пору­чена при­бор­ная база для метал­лографи­че­ских участ­ков — мик­ро­скопы, кото­рые изго­тав­ли­вали на ленинград­ском оптико-меха­ни­че­ском объеди­не­нии — глав­ной опти­че­ской фирме СССР.

В 1962 году состо­ялся пуск реак­тора СМ, а в 1964 году — горя­чих камер. Вот тогда уже я заня­лась науч­ной дея­тель­но­стью по-насто­ящему. Облу­чен­ная кас­сета с твэ­лами и берил­ли­е­вый блок — пер­вые изде­лия, поступившие к нам для иссле­до­ва­ния с СМ. Мы «про­пу­стили» их через все камеры. Совместно с другими орга­ни­за­ци­ями про­вели большой объем работ, книгу напи­сали. Мы — это Гольцев Все­во­лод Пав­ли­но­вич, Сер­няев Георгий Алек­се­е­вич и я. В про­долже­ние нача­той тема­тики я пере­шла на изу­че­ние свойств уран-берил­ли­е­вых компо­зиций. Большой объем иссле­до­ва­ний был про­ве­ден, но это была закрытая тема, и в силу ее сек­рет­но­сти пуб­ли­ко­вать результаты открыто мы не могли. В 1968 году я защи­тила кан­ди­дат­скую дис­сер­тацию.

С 1973 по 1995 годы я возглав­ляла лабо­ра­то­рию, кото­рая назы­ва­лась "Испыта­ние твэ­лов и топ­лива для судо­вых уста­но­вок", хотя задачи у нас сто­яли гораздо шире. Мы и поглощающими элемен­тами занима­лись, твэ­лами транспорт­ных и других уста­но­вок, короче все твэль­ные дела сте­ка­лись к нам. Но глав­ной, конечно, была судо­вая тема­тика. Кол­лек­тив тру­дился большой, до 70-ти чело­век дохо­дило. В труд­ные для инсти­тута годы у нас было много тем, задач, про­думан­ных и четко постав­лен­ных. И это давало хорошие плоды: многие спе­ци­а­ли­сты защи­тили дис­сер­тации — Рисо­ва­ный В.Д., Заха­ров А.В., Туч­нин Л.М., Грин­чук П.П., всего около 2-х десят­ков дис­сер­таций. Правда и людей на это направ­ле­ние под­би­рали ответ­ствен­ных, умеющих хорошо рабо­тать. Прак­ти­че­ски всю работу они делали само­сто­я­тельно, поскольку тема­тика была закрытой, обсуж­де­ния и семи­нары про­хо­дили редко. Многое и сей­час не могу гово­рить открытым тек­стом, но бес­спорно, все дела­лось на очень высо­ком уровне, мето­ди­че­ски глу­боко. Мы тесно сотруд­ни­чали с ОКБМ в Ниж­нем Новго­роде, с Мос­ков­ским ВНИ­ИНМ, с другими орга­ни­за­ци­ями, и это давало хороший эффект. На совеща­ниях по реак­то­рам для под­вод­ных лодок ака­демик Ана­то­лий Пет­ро­вич Алек­сан­дров соби­рал ведущих спе­ци­а­ли­стов: иссле­до­ва­те­лей, про­из­вод­ствен­ни­ков и воен­ных. Люди были необык­но­вен­ные. Эти зубры знали толк во всём креп­ком: чае, водке, табаке и рус­ском слове. Среди них я была един­ствен­ной женщи­ной, да к тому же ещё и изящ­ной комплекции. В пылу спора муж­чины забы­вали о при­сут­ствии дамы, а потому Алек­сан­дров, чтобы уре­зо­нить спорщи­ков, усажи­вал меня рядом с собой, после чего выраже­ния ста­но­ви­лись более науч­ными.

На моих гла­зах про­хо­дил пуск ледо­кола «Ленин» и под­вод­ных лодок. Моряки остав­ляют женщин на берегу, но их сердца берут с собой. Именно это и хра­нит их в даль­нейших похо­дах. Думаю, и часть моего сердца есть в реак­то­рах атомо­хо­дах и душа там же, навер­ное, как залог того, что за сде­лан­ную работу мы отве­чаем пол­но­стью. Мы пережи­вали траге­дию с лод­кой «Курск». Для атомщи­ков это был труд­ный экза­мен: взрыв, кото­рый раз­нёс два отсека. Паде­ние лодки со стомет­ро­вой высоты, да ещё и сходу. Запре­дель­ные режимы, кото­рые закла­ды­ва­лись в про­ек­тах, но не испыты­ва­лись. Реак­тор не под­вёл. Он штатно оста­но­вился и хра­нил мол­ча­ние до момента, когда из под­ня­той лодки выгру­зили топ­ливо. И эта работа прошла штатно, без борьбы с пере­ко­сами и деформации. Боя­лась ли я за реак­тор «Кур­ска»? Да боя­лась, но за свою часть была уве­рена.

Спраши­ва­ете, могли ли бы быть ошибки в нашей работе? Нет, не могли. Любая актив­ная зона про­хо­дит много­крат­ные про­верки.

Было в НИИ­АРе много ярких событий, кото­рые при­вле­кали внима­ние миро­вого науч­ного сообще­ства. Помню, как к нам при­езжал лау­реат Нобе­лев­ской премии Гленн Тэо­дор Сиборг, впер­вые назвавший этот город на аме­ри­кан­ский манер «нью–меле­кесс». Несколько лет назад, будучи на совеща­нии в МАГАТЭ, я убе­ди­лась, что инте­рес к НИИ­АРу зару­беж­ных учё­ных с каж­дым годом только воз­рас­тает. В пере­рыве между докла­дами меня обступили учё­ные почти всего мира. Они рас­спраши­вали об инсти­туте, его нара­бот­ках, при­чем не только по обсуж­да­емой в этот день тема­тике.

В те годы кол­лек­тив инсти­тута жил каким-то общин­ным строем. Смотры художе­ствен­ной само­де­я­тель­но­сти по сво­ему духу отве­чали спор­тив­ным состя­за­ниям. Выступали команды, группы под­держки. Ходили «болеть» за своих целыми семьями. Не важно, поют там или пляшут, глав­ное — кол­лек­тив­ное обще­ние. Такая же кар­тина наблю­да­лась и на спор­тив­ных сорев­но­ва­ниях. Вечера отдыха про­хо­дили весело, инте­ресно, шумно. Здесь рабо­тала очень талант­ли­вая моло­дежь, талант­ли­вая в том смысле, что были и уче­ные, и поэты, и худож­ники одно­временно. Я удив­ляюсь, как это все могло соче­таться в людях. Федя­кины, Майо­ровы и многие другие были актив­ными орга­ни­за­то­рами и участ­ни­ками инте­рес­ных меропри­я­тий. Один из кол­лек­тив­ных вече­ров пора­зил меня своим капуст­ни­ком, где в мифо­логи­че­ских обра­зах была пред­став­лена жизнь НИИ­АРа, и все в сти­хах. Все эти события оста­лись в памяти, как воспоми­на­ния о чем-то доб­ром и хорошем.

Всю свою жизнь мы с мужем отдали Димит­ровграду и науке. Вырас­тили двоих сыно­вей. Они оба закон­чили мос­ков­ский госу­дар­ствен­ный инсти­тут стали и спла­вов. Пода­рили нам чет­ве­рых заме­ча­тель­ных вну­ков. Уже есть и пра­внучка.

Насколько реа­лен в наши дни Чер­но­быль? Думаю такой ошибки больше не повто­риться. Что мешает раз­ви­тию отрасли? Идет ухуд­ше­ние в подго­товке спе­ци­а­ли­стов, очень раз­виты информаци­он­ные тех­но­логии, это отвле­кает моло­дежь от науки. Мы тащим за собой ошибки прошлого. Гото­вить спе­ци­а­ли­стов нужно пла­ново. Был период, когда было много инже­нер­ных спе­ци­а­ли­стов, но не было спе­ци­а­ли­стов-тех­ни­ков, грамот­ных с точки зре­ния испол­не­ния. Кто-то должен это про­счи­ты­вать. Навер­ное, повли­яла общая обста­новка в стране — появи­лись более лег­кие, денеж­ные спе­ци­аль­но­сти. Полагаю, что на предпри­я­тии должен быть управ­ляющий дирек­тор и науч­ный руко­во­ди­тель. И каж­дый должен заниматься своим дело. Думаю, это пра­вильно.