Чечеткина Земфира Ивановна

Редкое имя, необычная судьба, интересная жизнь…

Я окон­чила школу в Алма-Ате с сере­бря­ной медалью и вместе с подру­гой поехала в Москву, где и посту­пила в МИФИ на спе­ци­аль­ность «метал­ло­фи­зика». Дипломную работу по теме «Иссле­до­ва­ние свойств нер­жаве­ю­щих сталей», раз­ра­бо­тан­ных для оте­че­ствен­ных атомных реак­то­ров я защи­тила в ФЭИ г. Обнин­ска, где про­хо­дила прак­тику. С будущим мужем позна­ко­ми­лись в инсти­туте и мы по рас­пре­де­ле­нию уехали рабо­тать в Обнинск. Рабо­тать было очень инте­ресно. Первая в мире АЭС, новейшие раз­ра­ботки. Полу­чила первый опыт работы в насто­я­щей научной лабо­ра­то­рии, где началь­ни­ком был В. С. Ляшенко — крупный учёный в области физики метал­лов, осно­ва­тель лабо­ра­то­рии мате­ри­а­ло­ве­де­ния для атомных реак­то­ров ФЭИ. Инте­ресно, что мы изучали те мате­ри­алы, которые затем прак­ти­че­ски все были вне­дрены в атомную технику и исполь­зу­ются сегодня. После ста­жи­ровки в Обниске нужно было сделать выбор. Мы могли остаться в ФЭИ, но воз­ни­кли слож­но­сти с полу­че­нием жилья, и мы собрали вещи и поехали в Меле­кесс, где начи­на­лось стро­и­тель­ство первых кор­пу­сов научно-иссле­до­ва­тель­ского инсти­тута атомных реак­то­ров. Сюда прибыли первые учёные, которым пред­сто­яло участ­во­вать в воз­ве­де­нии этих объек­тов. На помощь им направили пода­ю­щих большие надежды выпускни­ков ведущих вузов страны. Около ста орга­ни­за­ций, свя­зан­ных с соз­да­нием инсти­тута, направили сюда своих лучших пред­стави­те­лей. 30 молодых спе­ци­али­стов прибыли в г. Меле­кесс или «Почто­вый ящик 30» , в числе которых была и я.

Первое рабочее утро апреля 1959 года. Кругом лес. Впе­ча­т­ле­ние от уви­ден­ного удру­ча­ю­щее. Основ­ная дея­тель­ность заклю­ча­лась в кури­ро­ва­нии хода стро­и­тель­ных работ, что больше под­хо­дило муж­чи­нам, а жен­щи­нам было не под силу. Кроме того обста­новка вызы­вала бес­по­койство, так как при­хо­ди­лось тру­диться с заклю­чен­ными, и поэтому меня вскоре пере­вели в отдел техники безо­пас­но­сти. Несколько месяцев зани­ма­лась под­го­тов­кой поло­же­ний, раз­лич­ных нор­ма­тив­ных доку­мен­тов по ради­а­ци­он­ной безо­пас­но­сти. «Бумаж­ная» работа мне была не очень по душе, и я вскоре была пере­ве­дена в отдел мате­ри­а­ло­ве­де­ния, в котором в то время работал един­ствен­ный старший инженер отдела Матвей Дмит­ри­е­вич Дере­би­зов, хороший метал­ло­вед с вели­ко­леп­ным опытом работы и глу­бо­кими зна­ни­ями. И начали мы поне­многу зани­маться мате­ри­а­ло­вед­че­скими иссле­до­ва­ни­ями. Чуть позже на работу к нам устро­ился большой энту­зи­аст Леонид Ива­но­вич Новак. Он, не откла­ды­вая, взялся за научную дея­тель­ность, орга­ни­зо­вал покупку уста­новки для выра­щи­ва­ния моно­кри­стал­лов по методу Чехрам­ского, которую раз­ме­стили в ремон­тно-меха­ни­че­ском заводе. Начали мы выра­щи­вать моно­кри­сталлы и выпу­стили самый первый в отделе мате­ри­а­ло­ве­де­ния отчет.

Работа иссле­до­ва­теля, да еще в атомной отрасли была пре­стиж­ной. Молодёжи было много. Жили инте­ресно и дружно. Испы­та­ния на чрез­вы­чайные ситу­а­ции, ава­рийные режимы. Мне была пору­чена при­бор­ная база для метал­ло­гра­фи­че­ских участ­ков — микро­скопы, которые изго­та­в­ли­вали на ленин­град­ском оптико-меха­ни­че­ском объе­ди­не­нии — главной опти­че­ской фирме СССР.

В 1962 году состо­ялся пуск реак­тора СМ, а в 1964 году — горячих камер. Вот тогда уже я заня­лась научной дея­тель­но­стью по-насто­я­щему. Облу­чен­ная кассета с твэлами и берил­ли­е­вый блок — первые изделия, посту­пив­шие к нам для иссле­до­ва­ния с СМ. Мы «про­пу­стили» их через все камеры. Сов­местно с другими орга­ни­за­ци­ями провели большой объем работ, книгу напи­сали. Мы — это Гольцев Все­волод Пав­ли­но­вич, Серняев Георгий Алек­се­е­вич и я. В про­дол­же­ние начатой тема­тики я перешла на изу­че­ние свойств уран-берил­ли­е­вых ком­по­зи­ций. Большой объем иссле­до­ва­ний был про­ве­ден, но это была закры­тая тема, и в силу ее секрет­но­сти пуб­ли­ко­вать резуль­таты открыто мы не могли. В 1968 году я защи­тила кан­ди­дат­скую дис­сер­та­цию.

С 1973 по 1995 годы я воз­гла­в­ляла лабо­ра­то­рию, которая назы­ва­лась "Испы­та­ние твэлов и топлива для судовых уста­но­вок", хотя задачи у нас стояли гораздо шире. Мы и погло­ща­ю­щими эле­мен­тами зани­мались, твэлами тран­с­порт­ных и других уста­но­вок, короче все твэль­ные дела сте­кались к нам. Но главной, конечно, была судовая тема­тика. Кол­лек­тив тру­дился большой, до 70-ти человек дохо­дило. В трудные для инсти­тута годы у нас было много тем, задач, про­ду­ман­ных и четко поста­в­лен­ных. И это давало хорошие плоды: многие спе­ци­али­сты защи­тили дис­сер­та­ции — Рисо­ва­ный В.Д., Захаров А. В., Тучнин Л. М., Гринчук П. П., всего около 2-х десят­ков дис­сер­та­ций. Правда и людей на это напра­в­ле­ние под­би­рали ответ­ствен­ных, умеющих хорошо рабо­тать. Прак­ти­че­ски всю работу они делали само­сто­я­тельно, поскольку тема­тика была закры­той, обсу­жде­ния и семи­нары про­хо­дили редко. Многое и сейчас не могу гово­рить откры­тым текстом, но бес­с­порно, все дела­лось на очень высоком уровне, мето­ди­че­ски глубоко. Мы тесно сотруд­ни­чали с ОКБМ в Нижнем Нов­го­роде, с Москов­ским ВНИИНМ, с другими орга­ни­за­ци­ями, и это давало хороший эффект. На сове­ща­ниях по реак­то­рам для под­вод­ных лодок ака­демик Ана­то­лий Пет­ро­вич Алек­сан­дров собирал ведущих спе­ци­али­стов: иссле­до­ва­те­лей, про­из­вод­ствен­ни­ков и военных. Люди были нео­бык­но­вен­ные. Эти зубры знали толк во всём крепком: чае, водке, табаке и русском слове. Среди них я была един­ствен­ной жен­щи­ной, да к тому же ещё и изящной ком­плек­ции. В пылу спора мужчины забы­вали о при­сут­ствии дамы, а потому Алек­сан­дров, чтобы уре­зо­нить спор­щи­ков, уса­жи­вал меня рядом с собой, после чего выра­же­ния ста­но­ви­лись более науч­ными.

На моих глазах про­хо­дил пуск ледо­кола «Ленин» и под­вод­ных лодок. Моряки оста­в­ляют женщин на берегу, но их сердца берут с собой. Именно это и хранит их в даль­нейших походах. Думаю, и часть моего сердца есть в реак­то­рах ато­мо­хо­дах и душа там же, навер­ное, как залог того, что за сде­лан­ную работу мы отве­чаем пол­но­стью. Мы пережи­вали тра­ге­дию с лодкой «Курск». Для атом­щи­ков это был трудный экзамен: взрыв, который разнёс два отсека. Падение лодки со сто­мет­ро­вой высоты, да ещё и сходу. Запре­дель­ные режимы, которые закла­ды­вались в про­ек­тах, но не испы­ты­вались. Реактор не подвёл. Он штатно оста­но­вился и хранил мол­ча­ние до момента, когда из под­ня­той лодки выгру­зили топливо. И эта работа прошла штатно, без борьбы с пере­ко­сами и дефор­ма­ции. Боялась ли я за реактор «Курска»? Да боялась, но за свою часть была уверена.

Спра­ши­ва­ете, могли ли бы быть ошибки в нашей работе? Нет, не могли. Любая актив­ная зона про­хо­дит мно­го­крат­ные про­верки.

Было в НИИАРе много ярких событий, которые при­вле­кали вни­ма­ние миро­вого науч­ного сооб­ще­ства. Помню, как к нам при­ез­жал лауреат Нобе­лев­ской премии Гленн Тэодор Сиборг, впервые назвав­ший этот город на аме­ри­кан­ский манер «нью–ме­ле­кесс». Несколько лет назад, будучи на сове­ща­нии в МАГАТЭ, я убе­ди­лась, что интерес к НИИАРу зару­беж­ных учёных с каждым годом только воз­ра­с­тает. В пере­рыве между докла­дами меня обсту­пили учёные почти всего мира. Они рас­с­пра­ши­вали об инсти­туте, его нара­бот­ках, причем не только по обсу­жда­е­мой в этот день тема­тике.

В те годы кол­лек­тив инсти­тута жил каким-то общин­ным строем. Смотры худо­же­ствен­ной само­де­я­тель­но­сти по своему духу отве­чали спор­тив­ным состя­за­ниям. Высту­пали команды, группы под­дер­жки. Ходили «болеть» за своих целыми семьями. Не важно, поют там или пляшут, главное — кол­лек­тив­ное общение. Такая же картина наблю­да­лась и на спор­тив­ных сорев­но­ва­ниях. Вечера отдыха про­хо­дили весело, инте­ресно, шумно. Здесь рабо­тала очень талан­тли­вая моло­дежь, талан­тли­вая в том смысле, что были и ученые, и поэты, и худож­ники одно­вре­менно. Я уди­в­ля­юсь, как это все могло сочетаться в людях. Федя­кины, Майо­ровы и многие другие были актив­ными орга­ни­за­то­рами и участ­ни­ками инте­рес­ных меро­при­ятий. Один из кол­лек­тив­ных вечеров поразил меня своим капуст­ни­ком, где в мифоло­ги­че­ских образах была пред­ста­в­лена жизнь НИИАРа, и все в стихах. Все эти события остались в памяти, как вос­по­ми­на­ния о чем-то добром и хорошем.

Всю свою жизнь мы с мужем отдали Димит­ров­граду и науке. Выра­стили двоих сыновей. Они оба закон­чили москов­ский госу­дар­ствен­ный инсти­тут стали и сплавов. Пода­рили нам чет­ве­рых заме­ча­тель­ных внуков. Уже есть и пра­в­нучка.

Нас­колько реален в наши дни Чер­но­быль? Думаю такой ошибки больше не пов­то­риться. Что мешает раз­ви­тию отрасли? Идет ухудше­ние в под­го­товке спе­ци­али­стов, очень развиты инфор­ма­ци­он­ные тех­ноло­гии, это отвле­кает моло­дежь от науки. Мы тащим за собой ошибки про­шлого. Гото­вить спе­ци­али­стов нужно планово. Был период, когда было много инже­нер­ных спе­ци­али­стов, но не было спе­ци­али­стов-тех­ни­ков, гра­мот­ных с точки зрения испол­не­ния. Кто-то должен это про­счи­ты­вать. Навер­ное, пов­ли­яла общая обста­новка в стране — поя­ви­лись более легкие, денеж­ные спе­ци­аль­но­сти. Полагаю, что на пред­при­ятии должен быть упра­в­ля­ю­щий дирек­тор и научный руко­во­ди­тель. И каждый должен зани­маться своим дело. Думаю, это правильно.