Обращение к сайту «История Росатома» подразумевает согласие с правилами использования материалов сайта.
Пожалуйста, ознакомьтесь с приведёнными правилами до начала работы

Новая версия сайта «История Росатома» работает в тестовом режиме.
Если вы нашли опечатку или ошибку, пожалуйста, сообщите об этом через форму обратной связи

Участники проекта /

Трутнев Юрий Алексеевич

Пер­вый заме­сти­тель науч­ного руко­во­ди­теля РФЯЦ-ВНИ­ИЭФ по пер­спек­тив­ным иссле­до­ва­ниям, ака­демик РАН, Героой Соци­а­ли­сти­че­ского Труд. Трут­нев при­над­лежит к тем ред­ким даро­ва­ниям, кото­рые в начале сво­его твор­че­ского пути, 66 лет назад, встал вро­вень с выдающи­мися пер­вопро­ход­цами «Атом­ного про­екта». Он под­хва­тил эстафету и чрез­вы­чайно успешно про­должает важ­нейшее дело в обес­пе­че­нии наци­о­наль­ной без­опас­но­сти Рос­сии. Талант уче­ного в опре­де­ле­нии путей раз­ви­тия, от кото­рых зави­сит наци­о­наль­ная без­опас­ность госу­дар­ства, после­до­ва­тель­ность и бес­компромисс­ность в отста­и­ва­нии принци­пи­аль­ных вопро­сов являются эта­ло­ном для новых поко­ле­ний спе­ци­а­ли­стов ядерно-оружей­ного комплекса. Он из числа тех людей, для кото­рых судьба Оте­че­ства навсе­гда оста­ется глав­ным и неоспо­римым при­о­ри­те­том. Пора­зи­тельно, но Юрий Алек­се­е­вич и сей­час оста­ется неуго­мон­ным и азарт­ным в поиске. Он – при­знан­ный уче­ный, кото­рый при всех своих много­чис­лен­ных рега­лиях, зва­ниях и высших награ­дах СССР и новой Рос­сии и сегодня легок на подъем и такой же доступ­ный
Трутнев Юрий Алексеевич

Родился я в 1927 году в Москве, в семье сту­ден­тов, кото­рые учи­лись в сельско­хо­зяйствен­ной ака­демии. Отец стал поч­во­ве­дом, а мама -домо­хо­зяйкой. По окон­ча­нии учебы роди­тели сна­чала пере­ехали в Кострому, а потом уже в Ленинград. Жили мы, как большин­ство в то время, в комму­наль­ной квар­тире. В этой комму­наль­ной квар­тире на семь семей нашими были две ком­наты. Был один уни­таз, один умы­валь­ник. Это счи­та­лось нормаль­ным. Инте­ресы у меня в это время были раз­ные. Напри­мер, одна­жды я напи­сал целую поэму на кар­тину «Девя­тый вал». По-моему, это было в 3-4 классе. Меня даже осво­бо­дили от учебы на несколько часов. Как только я научился читать, я зачи­ты­вался неве­ро­ятно. Помню, когда я был в тре­тьем классе, то не выле­зал из биб­лио­теки и «довел» себя до того, что меня пере­вели в чет­вер­тый класс без экза­ме­нов. На пер­вом месте были, конечно же, при­клю­чен­че­ские. Больше всего нра­вился Жюль Верн, осо­бенно книги, где затраги­ва­лись науч­ные вопросы. Напри­мер, «Таин­ствен­ный ост­ров».

В пятом-шестом клас­сах я уже больше занимался изу­че­нием других книг. В то время было очень много серий, таких как «Занима­тель­ная мине­ра­логия», «Занима­тель­ная физика», «Занима­тель­ная химия», «Занима­тель­ная пале­он­то­логия». В общем, о науке. Я ими про­сто зачи­ты­вался. Более того, отец достал мне большой кусок мил­лимет­ровки. Я на ней запи­сал всю пери­о­ди­че­скую систему элемен­тов и помню ее наи­зусть до сих пор.

Конечно же, я про­во­дил опыты, и один из них чуть не кон­чился пла­чевно. Я же много чего не понимал! Одна­жды отец при­нес мне маг­ний, а я решил его рас­пла­вить. Я насыпал маг­ний в про­бирку и дере­вян­ными щип­цами для белья зажал ее, замо­тал руку поло­тенцем и начал пла­вить маг­ний. В результате бух­нуло, про­изошел взрыв, все раз­ле­те­лось.

В это время появи­лось изве­стие об атом­ной энергии. Мы с при­я­те­лем стали искать лите­ра­туру по этой теме. Начали с «Совет­ской энцик­лопе­дии». Конечно же, там об атом­ной энерге­тике не было ничего. Наша удача состо­яла в том, что в то время изда­ва­лось очень много жур­на­лов для моло­дежи, таких, как «Зна­ние и сила», «Тех­ника моло­дежи». Если не оши­баюсь, при­бли­зи­тельно в 1939-1940 гг. там появи­лись ста­тья о Фле­рове и Пет­ржак, о том, что они открыли про­из­воль­ное деле­ние ядер урана. Тут же появи­лась ста­тья о Кур­ча­тове, кото­рый обсуж­дал с ними эти вопросы. Была и другая ста­тья, в кото­рой гово­ри­лось, что если мы овла­деем атом­ной энерге­ти­кой, то паро­ход из Ленинграда до Нью-Йорка и обратно будет ходить без заправки. Тем более что при­мерно в 1940 году в одной из цен­траль­ных газет появи­лась ста­тья под назва­нием «Уран 235». В ней рас­ска­зы­ва­лось о Хари­тоне и Зель­до­виче, кото­рые с помощью цеп­ной реакции пытаются полу­чить атом­ную энергию. Могу ска­зать, что все упомя­ну­тое выше «укла­ды­ва­лось» в моей голове и пред­ре­кало заняться изу­че­нием атом­ной энергии.

Я помню начало войны… 22 июня… Мы просну­лись под вой сирен, вклю­чено радио, объяв­лена война. Небо ясное, белые ночи. Что делать? Уста­но­вили дежур­ство на крышах. Нас тогда еще не бом­били. Время от времени объяв­ля­лась тре­вога. 6 июля мама собрала меня, упа­ко­вала чемо­дан­чик, на кото­ром было напи­сано, кто я и откуда. Как и масса других семей, мы поехали на Витеб­ский вок­зал (было объяв­лено об эва­ку­ации детей). Нас отпра­вили без роди­те­лей — мы не знали, куда мы поехали. Оста­но­ви­лись на одной из станций неда­леко от Яро­славля и жили в пио­нер­ском лагере. Через неко­то­рое время мама меня забрала, и мы поехали на ее родину — на Урал, а оттуда — на родину отца, в Горь­ков­скую область.

В одной из дере­вень я окон­чил восьмой класс. Тогда на всю школу была одна учи­тель­ница. В школу при­хо­ди­лось ходить пеш­ком 10 км и по пути попа­да­лись волки.

В 1943 году в воен­ко­ма­тах нача­лась реги­страция для при­зыва в армию тех, кто родился в 1926 году. Я пошел в воен­ко­мат и ска­зал, что мои документы в Ленинграде, но по воз­расту под­хожу. Запи­сали. А пока так и жили с мате­рью в деревне. От отца время от времени при­хо­дили письма, даже посылки он при­сылал. Что он мог при­слать? Гим­на­стерку, бре­зен­то­вые сапоги. Окан­чи­ваю девя­тый класс, вдруг при­хо­дит повестка в армию. В армию — так в армию! Но мама пошла в райком и другие инстанции с моими докумен­тами и меня с позо­ром прогнали. Мне было тяжело выдержать это, я даже напи­сал письмо в Москву.

В 1944 году я окон­чил девя­тый класс, про­рвали бло­каду. За нами при­е­хал отец, и мы воз­вра­ти­лись в Ленинград. Город был абсо­лютно пустой. Вечер, ночь — ни звука! Слышно было, если кто-то идет в сапогах, как сту­чат подошвы.

Конечно же, воз­враще­ние в Ленинград для меня было сча­стьем. Я поступил там в деся­тый класс в вели­ко­леп­ной школе. Среди книж­ных раз­ва­лов набрал неве­ро­ят­ное коли­че­ство книг. Нашел даже книгу «Отчет о ядер­ной конфе­ренции», кото­рую соста­вил Юлий Бори­со­вич Хари­тон. Спу­стя много лет в Сарове я ему ее потом пода­рил.

В конце 10 класса встал вопрос — куда идти учиться? Я обошел массу инсти­ту­тов, так как мне нра­ви­лись и физика, и химия, и мине­ра­логия, и гео­логия. Сна­чала поступил на хими­че­ский факуль­тет Ленинград­ского уни­вер­си­тета. Про­учившись там два года, понял, что это не для меня. Я два раза сда­вал про­из­вод­ство ани­лина: все выпишу на бумагу, ном не могу запом­нить, и все тут! Полу­чил тройку. Мне тогда ска­зали: «Ну ладно, раз не можете запом­нить, мы вас отпус­каем». И отпу­стили. Во время кани­кул я пошел на физфак. Поскольку было лето, там был лишь один сотруд­ник по фами­лии Бер­лага. Я ска­зал ему, что я химик, но хотел бы перейти на физи­че­ский факуль­тет. На вопрос: «Почему?» отве­тил: «Вы зна­ете, меня больше вле­чет физика». На слова: «Но есть же физи­че­ская химия» я ска­зал: «Когда мне гово­рят физи­че­ская химия, у меня сразу воз­ни­кает пред­став­ле­ние чего-то мок­рого, рас­тво­ров и так далее. Я бы хотел заняться насто­ящей физи­кой». Мне пред­ложили сдать еще три экза­мена.

Так я стал учиться на физи­че­ском факуль­тете и понял, что попал туда, куда нужно. Бук­вально рази­нув рот, я слушал лекцию, кото­рую очень хорошо помню, о рас­про­стра­не­нии элек­тро­нов в пере­се­кающихся элек­три­че­ских маг­нит­ных полях.

После окон­ча­ния тре­тьего курса стали отби­рать людей для спе­ци­аль­но­сти ядер­ная физика. Меня ото­брали. Диплом у меня был хороший. Сна­чала весь наш поток «сунули» в инсти­тут Берии, кото­рый рас­по­лагался в конце Ленинград­ского про­спекта в Москве.

Мы не знали, что это за инсти­тут, мы лишь слышали, что там занима­лись физи­кой. Одного за другим нас начали спраши­вать о наших диплом­ных рабо­тах. Я как сле­дует «отта­ра­ба­нил» свою диплом­ную работу, наблю­даю за реакцией слушающего: как горох об стену. Ока­зы­ва­ется, там занима­лись газо­ди­нами­кой. В итоге меня и еще одного моего това­рища не взяли, всех осталь­ных ото­брали, но они отка­за­лись идти. А в даль­нейшем про­изошло уди­ви­тель­ное. Нас двоих отпра­вили для рас­пре­де­ле­ния по одному адресу. Мы захо­дим, там масса офице­ров в синих фураж­ках и нам гово­рят: «Мы вас хотим отпра­вить в одно место, где очень инте­рес­ные работы. Вы как, согласны или не согласны?». Но я же ленингра­дец. Спраши­ваю: «А оттуда в отпуск можно ездить?» — «Можно» — «Ну что же, поеду». В конце концов гово­рят: «Идите на Цвет­ной буль­вар, дом 13, там будет двор­ниц­кая. Зай­дите в нее, там вас встре­тит чело­век, кото­рый вас опре­де­лит». При­хожу. Горит горелка, на ней греются кирпичи, сидит ста­рушка. Я у нее уточ­нил, туда ли я попал. Подошед­ший моло­дой чело­век строгим голо­сом ска­зал: «Вот ваши документы, зав­тра вы едете во «Вну­ково», вста­нете около фигуры Ста­лина, к вам подой­дет чело­век, и вы отпра­ви­тесь туда, куда вам скажут». Садимся в само­лет. Смотрю, в сто­роне сидят муж и жена. Под­хожу к ним с вопро­сом: «Куда мы летим? В Саров, что ли?» Муж­чина задрожал и ничего мне не ска­зал. Это был будущий ака­демик, матема­тик Васи­лий Серге­е­вич Вла­ди­ми­ров. В 1950-1953 годах он вруч­ную рас­счи­тал десятки вари­ан­тов много­слой­ных заря­дов для водо­род­ной бомбы. За выпол­нен­ную работу был удо­стоен Ста­лин­ской премии.

При­зем­ли­лись. Мне было ска­зано идти в комен­да­туру. Меня туда отвел сол­дат. Сидим, ждем. А мороз — страшен­ный и снег валит! Нако­нец меня высажи­вают около одного из кот­те­джей. Захожу, кот­тедж пустой, никого нет, я под­нялся наверх. Две постели, сушатся сол­дат­ские сухари. Скла­ды­ва­ется такое впе­чат­ле­ние, что никто здесь не живет. Куда деваться? Что делать? И глав­ное, неиз­вест­ность пол­нейшая. В этом кот­те­дже я про­жил дня два. Потом меня, нако­нец, нашли те, кто учился в Ленинграде и рас­ска­зали, куда и зачем идти. Дилемма была такая: если к Зель­до­вичу, то физик-тео­ре­тик, если к Фле­рову — то экс­пе­римен­та­тор. Конечно же, я пошел к Зель­до­вичу, для меня все было ясно.

Я отпра­вился в зда­ние, где в то время сидели тео­ре­тики. Меня встре­чает ака­демик Щел­кин. Скажу, что вид у меня был еще тот: офицер­ские сапоги, галифе, пиджак, гал­стук. Пред­се­да­тель сель­со­вета! Щел­кин спро­сил мою фами­лию, взял документы, а потом вызвал Франк-Каме­нец­кого. Тот не задал мне ника­ких вопро­сов. Ребя­там, кото­рые при­е­хали несколько раньше, устра­и­вали даже неко­то­рые экза­мены. Думаю, если бы мне устро­или экза­мен, я бы про­ва­лился. Какое у меня обра­зо­ва­ние? Три дере­вен­ские школы, химфак и физфак. Франк-Каме­нец­кий тут же вызвал Нико­лая Дмит­ри­ева (совет­ский матема­тик и физик-тео­ре­тик, один из участ­ни­ков атом­ного про­екта в СССР), ска­зал: «Занимайся с ним таким-то делом». Я пере­спраши­ваю, какое это дело, и ничего не понимаю. Так мы начали рабо­тать с Нико­лаем Алек­сан­дро­ви­чем.

Меня вме­сте с Дмит­ри­е­вым напра­вили рабо­тать над водо­род­ной бом­бой. Я много читал, занимался самыми раз­но­об­раз­ными вопро­сами. В общем, вхо­дил в курс дела. И все время учился, учился, учился, потому что видел, что уступаю тем, кто при­шел из Мос­ков­ского уни­вер­си­тета. В тот период все бились со «слойкой» — «РДС-6с». Ведь что такое РДС-6с на самом деле? Ника­кая она не водо­род­ная бомба. Пред­ставьте себе кусок урана: если его сжать, он «сра­бо­тает». Если сде­лать слой из дей­те­рия с три­тием, то он даст нейтроны и за счет этого выго­рит еще больше урана-235. На самом деле полу­ча­лось термо­ядер­ное уси­ле­ние взрыва. Энергии за счет термо­ядер­но­сти прак­ти­че­ски не было. Бомба назы­ва­лась водо­род­ной, потому что исполь­зо­ва­лись три­тий и дей­те­рий. На самом же деле, водо­род­ная бомба — это когда «горит» литий-6Д, идут термо­ядер­ные реакции. Воз­ник вопрос — как двигаться дальше? Да, хорошо было бы иметь возмож­ность взять иници­а­тор, поста­вить литий-6Д, обо­лочку и «сжать» как сле­дует взрыв­чат­кой.

Но… Взрыв­чат­кой не сожмешь, не хва­тает энергии. Стали думать, как же быть, и тут при­шла идея восполь­зо­ваться для сжа­тия термо­ядер­ного заряда энергией атом­ной бомбы. Сумели найти соот­вет­ствующие спо­собы, меха­низмы, физи­че­ские явле­ния, с помощью кото­рых можно сжать. Про­из­вели сжа­тие и полу­чили РДС-37. Она сра­бо­тала, дала 1,5 мега­тонны.

Можно ска­зать, что нам не слиш­ком верили, но не мешали. Мы мучи­лись, полу­чали отказы, а иногда нам не отка­зы­вали. Тем не менее, было рекомен­до­вано сдать на вооруже­ние некий вари­ант изде­лия. И вот на Семи­па­ла­тин­ский полигон для испыта­ния одним из изде­лий было достав­лено изде­лие, раз­ра­бо­тан­ное под руко­вод­ством Евге­ния Ива­но­вича Заба­ба­хина. Он утвер­ждал, что мощ­ность взрыва будет порядка 0,5-0,6 мега­тонны. Отмечу, что в то время был запрет на про­ве­де­ние взрывов мощ­но­стью выше 0,5, потому что в результате взрыва мощ­но­стью 1,5 мега­тонны был раз­ру­шен Семи­па­ла­тин­ский мясо­ком­би­нат. И вот мы сидим, погоды нет, делать нечего, я решил читать отчеты. Взял отчет Заба­ба­хина, срав­ни­ваю рас­четы с нашими, и вижу: да там не 0,5, не 0,9, там все 1,5 мега­тонны должны полу­читься! Я мог бы смол­чать, но если 1,5 мега­тонны опять «раз­ва­лят» мясо­ком­би­нат? На одном из совеща­ний я доложил об этом руко­во­ди­телю испыта­ний.

На меня как нава­лился Заба­ба­хин: «Это без­об­ра­зие, это не дело, это некра­сиво! Вы спе­ци­ально гово­рите, чтобы снять нашу бомбу с испыта­ний. Так не делают чест­ные люди!» Я пред­ложил: «Давайте вме­сте посмот­рим». Он ничего не стал смот­реть, хлоп­нул две­рью и ушел. И ведь хорошо, что не испытали! Потому что на сле­дующий год на севере мы взо­рвали наш вари­ант изде­лия и полу­чили порядка 0,6-0,8 мега­тонн. По слу­чаю нашего успеха мне налили ста­кан коньяка: «За победу!» При­ме­ча­тельно, что это было 23 фев­раля 1958 года, в день Крас­ной Армии.

В этом же 1958 году мы начали гото­вить сле­дующую сес­сию на базе «49-го про­екта». Были попытки задержать испыта­ния, а жела­ния испыты­вать изде­лия меньшей мощ­но­сти у мини­стер­ства не было. Тогда я обра­тился к Хари­тону: «Надо ехать к Кур­ча­тову. Если мы сде­лаем задуман­ное, то перей­дем к мини­а­тю­ри­за­ции, а это то, что нужно». Несмотря на про­те­сты мини­стер­ства, мы поехали с Саха­ро­вым к Кур­ча­тову. Зашли к нему, он спраши­вает: «В чем дело?» Я пояс­няю, что мы сде­лали такое-то изде­лие и необ­хо­дим сле­дующий шаг. Почему бы не испытать? Кур­ча­тов выслушал и ска­зал: «Пой­демте на совет». При­шли на совет: все про­тив, я нерв­ни­чаю. Отмечу, что Кур­ча­тов ходил с тро­стью, поскольку хро­мал. В итоге он встал, стук­нул пал­кой по столу: «Испыты­ваем!»

И испытали, и все полу­чи­лось. Эта раз­ра­ботка впо­след­ствии яви­лась важ­нейшей осно­вой для совершен­ство­ва­ния термо­ядер­ного арсе­нала нашей страны.