Обращение к сайту «История Росатома» подразумевает согласие с правилами использования материалов сайта.
Пожалуйста, ознакомьтесь с приведёнными правилами до начала работы

Новая версия сайта «История Росатома» работает в тестовом режиме.
Если вы нашли опечатку или ошибку, пожалуйста, сообщите об этом через форму обратной связи

Участники проекта /

Миловская Людмила Анатольевна

Про­ра­бо­тала в НИАЭП 42 года. Глав­ный спе­ци­а­лист научно-иссле­до­ва­тельской лабо­ра­то­рии спе­ц­во­до­очистки и водно-хими­че­ских режимов.
Миловская Людмила Анатольевна

Судьба при­вела меня в ТЭП (НИАЭП) не вдруг. После окон­ча­ния школы я была уве­рена, что пойду учиться на истфил ГГУ, поскольку все мои инте­ресы были свя­заны с лите­ра­ту­рой, да и склад ума был ско­рее гума­ни­тар­ным. Но в какой-то момент, ско­рее под вли­я­нием тен­денции «что-то физики в почете, что-то лирики в загоне…», решила подать документы на физ­тех. Поступила доста­точно легко, видимо, кто-то наверху решил меня подпра­вить. Окон­чила физ­тех и по рас­пре­де­ле­нию попала на предпри­я­тие «Научно-иссле­до­ва­тельский инсти­тут тех­но­логии судо­стро­е­ния», по спе­ци­аль­но­сти био­за­щита судо­вых уста­но­вок. Два года пора­бо­тала там, честно говоря, без осо­бого инте­реса.

После рож­де­ния сына решила сме­нить работу, чтобы быть ближе к дому. Обра­ти­лась за помощью к декану факуль­тета, где я учи­лась. Пол­ка­нов Лео­нид Дмит­ри­е­вич препо­да­вал у нас в группе тур­бин­ные уста­новки, был уди­ви­тель­ным чело­ве­ком, интел­ли­ген­том ста­рой формации. Он позво­нил тогдаш­нему дирек­тору ТЭПа Глебу Ива­но­вичу Плес­кову и попро­сил при­нять меня на работу.

Я при­шла в инсти­тут, Г. И. Плес­ков вызвал моего будущего началь­ника В.Н.Мухина, и он взял меня в свой отдел. Ни разу за 42 года пре­бы­ва­ния в этих сте­нах я не пожа­лела, что при­шла сюда рабо­тать.

Отдел водоподго­товки, сек­тор спе­ц­во­до­очистки, куда я попала, про­ек­ти­ро­вал тогда по своей спе­ци­а­ли­за­ции Армян­скую и Кали­нин­скую АЭС. Пона­чалу мне было очень не про­сто, зна­ний по химии, а тем более по очистке радио­ак­тив­ной воды, у меня не было, инсти­тут­ские курсы лекций подоб­ной спе­ци­фики не дают. Засела за книги по спе­ци­аль­но­сти, читала ста­тьи в жур­на­лах, обраща­лась за помощью к кол­легам. В нашем инсти­туте исто­ри­че­ски все­гда был заме­ча­тель­ный кол­лек­тив: спло­чен­ный, доб­роже­ла­тель­ный, про­фес­си­о­нально ода­рен­ный. В. Н. Чистя­ков, и Ю. В. Горе­лов, Н.И Куз­нецова, Р. М. Шаш­ков, Р. З. Бах­ти­я­рова — все, в той или иной мере, мои учи­теля — были абсо­лютно доступны. Я могла к ним подойти как инже­нер, задать свои диле­тант­ские вопросы, все помогали, под­ска­зы­вали. Когда нача­лось про­ек­ти­ро­ва­ние АСТ, я стала руко­во­ди­те­лем группы и вот тогда и столк­ну­лась с насто­ящими труд­но­стями. Поскольку в основе про­ек­ти­ро­ва­ния Армян­ской и Кали­нин­ской АЭС лежали блоки ана­логи, а здесь при­ш­лось про­ек­ти­ро­вать с чистого листа: делать АС без про­то­типов с осо­быми тре­бо­ва­ни­ями по без­опас­но­сти, но при этом с про­стым и понят­ным управ­ле­нием.

Я счи­таю, что тот кол­лек­тив людей, кото­рый рабо­тал над про­ек­ти­ро­ва­нием Воро­неж­ской АСТ, во главе с Ю. А. Куз­нецо­вым, В. Л. Кацем, Ю. А. Шити­ко­вым и позд­нее Ю. А. Ива­но­вым, это был мощ­ный твор­че­ский кулак. Люди рабо­тали, ни счи­та­ясь ни с време­нем, ни с труд­но­стями. Наши руко­во­ди­тели понимали, что при про­ек­ти­ро­ва­нии слож­ного близко рас­по­ложен­ного к городу объекта, каж­дый должен знать про­блемы соседа. Поэтому на опе­ра­тив­ных совеща­ниях, кото­рые про­во­ди­лись у Ю.А.Куз­нецова, соби­ра­лись спе­ци­а­ли­сты всех задейство­ван­ных в про­екте под­раз­де­ле­ний. Я знала, что про­ис­хо­дит у вен­ти­ляции, какие слож­но­сти у тех­но­логов, стро­и­те­лей, элек­три­ков. В общих чер­тах мы знали весь про­ект. Все обсуж­да­лось кол­леги­ально. На то время, я счи­таю, что это был оптималь­ный стиль руко­вод­ства.

Но тут гря­нул 1986 год, и Чер­но­быльская траге­дия, на долгие годы оста­но­вившая раз­ви­тие атом­ной энерге­тики, кос­ну­лась и лично меня. На ЧАЭС рабо­тал ста­ро­ста нашей группы 64-ФТ-1 Володя Чугу­нов. Он был началь­ни­ком реак­тор­ного цеха сосед­него блока и в пер­вых рядах лик­ви­да­то­ров вошел в ава­рий­ное пекло. Вскоре после ава­рии я была в Москве в коман­ди­ровке и попыта­лась узнать о его судьбе.

Сна­чала мне ска­зали, что он погиб, но с помощью ребят из Кур­ча­тов­ского инсти­тута я смогла разыс­кать его в Зеле­ноград­ской спец­кли­нике. Там я пережила силь­нейшее потря­се­ние, о кото­ром и сей­час вспоми­нать тяжело. Узнала и о том, о чем офици­ально не гово­рили, ста­ра­лись умол­чать: как непро­фес­си­о­наль­ное авто­ри­тар­ное управ­ле­ние, жела­ние любой ценой, даже с нару­ше­нием рас­чет­ных тех­но­логи­че­ских регламен­тов, полу­чить кило­ватты при­во­дит к ката­строфе. Лик­ви­да­тор Вла­ди­мир Алек­сан­дро­вич Чугу­нов рабо­тал в укра­ин­ском отде­ле­нии гос­атом­над­зора и умер в июле 2008 года Веч­ная ему память.

После Чер­но­больской ава­рии настали для нашего инсти­тута нелег­кие времена, кото­рые редко сей­час вспоми­нают. Мы сидели без зарплаты меся­цами. Многие ведущие спе­ци­а­ли­сты ушли: семьи нужно было кормить. Нашему дирек­тору Е. М. Коро­леву уда­лось сохра­нить мак­сималь­ное коли­че­ство людей, наш проф­ком, по его ука­за­нию, пода­вал в суд, чтобы нам по суду пла­тили хотя бы часть зара­бо­тан­ного. Е. М. Коро­лев сде­лал все мыс­лимое и не мыс­лимое. Мы пережили труд­ные времена, уда­лось сохра­нить кол­лек­тив, а впо­след­ствии стали воз­вращаться и те, кто ушли. После закрытия про­екта АСТ Ю.А.Куз­нецов и В.Н.Чистя­ков (тогда уже глав­ный инже­нер) пред­ложили мне орга­ни­зо­вать «Науч­ную лабо­ра­то­рию водо-хими­че­ского режима». Спе­ци­а­ли­за­ция по ВХР все­гда была моей любимой темой, я согла­си­лась, и начала все с нуля.

Прошло уже больше 26 лет, а у нас каж­дый день новые вопросы и про­блемы, кото­рые при­хо­дится решать. Оптималь­ный водо-хими­че­ский режим — слож­ная, на сего­дняш­ний день норма­тивно до конца не обос­но­ван­ная, осо­бенно в про­екции на уве­ли­чен­ный срок экс­плу­а­тации АЭС, задача. Я все­гда спраши­ваю моло­дых спе­ци­а­ли­стов, что самое важ­ное на атом­ной станции? Мне отве­чают: реак­тор, паро­ге­не­ра­тор, тур­бина. А я убеж­дена, что на атом­ной станции самое глав­ное — вода, без воды не будет и станции. Вод­ная химия опре­де­ляет работу всех кон­ту­ров АЭС, и в каж­дом — иногда до сих пор до конца не решен­ные тех­но­логии. Мы посто­янно учимся: при­ш­лось раз­би­раться в про­ек­тах систем, на пер­вый взгляд, и не касающихся непо­сред­ственно нашей спе­ци­а­ли­за­ции. По моему мне­нию, инже­нер-про­ек­ти­ровщик должен знать, не только как трас­си­ро­вать тот или иной тру­бопро­вод, но и то, что в нем нахо­дится, куда и зачем течет, какие системы объеди­няет и, самое глав­ное, пред­став­лять всю кар­тину в целом. Только тогда и появ­ля­ется любовь к про­фес­сии.

В любом кол­лек­тиве все зави­сит от поста­новки задачи, жить нужно в кон­крет­ных постав­лен­ных усло­виях. Любая задача начи­на­ется с обдумы­ва­ния. Руко­во­ди­тель должен осо­знать одно — меру ответ­ствен­но­сти за при­ня­тые реше­ния. Именно меру его ответ­ствен­но­сти, лич­ную, не участ­ни­ков группы по отдель­но­сти и группы в целом, а его, как руко­во­ди­теля. Мне ближе по стилю кол­леги­аль­ное обсуж­де­ние при поста­новке любой задачи. Каж­дый сотруд­ник нашего под­раз­де­ле­ния, в той или иной мере может отве­тить на любой вопрос, т.к. все знают обо всем и вла­деют всей информацией. Конечно, у каж­дого есть своя спе­ци­а­ли­за­ция, опре­де­ля­емая и опытом работы, и силь­ными сто­ро­нами его лич­но­сти. На мой взгляд, глав­ное, разго­ва­ри­вая с чело­ве­ком, никогда его не унижать. Отно­сится к чело­веку так, как ты хочешь, что бы к тебе отно­си­лись. Нельзя гово­рить инже­неру, что это его про­мах, это твоя, в первую оче­редь, ошибка как руко­во­ди­теля. Были времена, когда мои кол­леги учи­лись писать терми­но­логи­че­ски пра­виль­ные тех­ни­че­ские тек­сты, делать слож­ные рас­четы. Мы вме­сте пре­одо­ле­вали страх перед пуб­лич­ными выступ­ле­ни­ями на семи­на­рах и конфе­ренциях, участ­во­вать в дис­кус­сиях.

Постепенно сложился и стиль, доб­роже­ла­тель­ный, без лиш­них эмоций и нерв­ных срывов. Ко всему про­чему в чело­веке должно быть неко­то­рое чутье, этика, дели­кат­ность, то что назы­ва­ется внут­рен­ней культу­рой, и этому тоже нужно учиться. Чтобы был успеш­ным твор­че­ский рабо­чий процесс, каж­дый должен вкла­ды­вать в него не только труд, но и душев­ные и духов­ные силы, накап­ли­ва­емые, в том числе, в работе над собой.

Если чело­век не хочет идти на работу, или же идет на работу с холод­ным серд­цем и дур­ным настро­е­нием, твор­че­ства не жди. Я счаст­лива в своей про­фес­сии, все­гда с радо­стью бежала в род­ной инсти­тут. И очень хотела поде­литься этой радо­стью. Мне кажется, что рус­скому чело­веку под­хо­дит более открытый стиль и обще­ния, и работы. Мы ездили отды­хать вме­сте, вме­сте ходим на музыкаль­ные вечера в филар­мо­нию, делимся инте­рес­ными книгами и дис­ками. Навер­ное, наш кол­лек­тив это тоже моя семья. Я не утвер­ждаю, что это един­ственно вер­ный стиль. Сей­час, в рам­ках жест­ких современ­ных тре­бо­ва­ний, когда ката­строфи­че­ски не хва­тает времени, нет опе­ра­ти­вок, когда каж­дый не знает задачи соседа, такой стиль, ско­рей всего, не явля­ется самым лучшим. Каж­дое поко­ле­ние при­спо­саб­ли­ва­ется к своим обсто­я­тельствам, но в любом слу­чае надо ста­раться быть в ладу с собой и окружающими.

Всю жизнь моим увле­че­нием была музыка и лите­ра­тура, при­чем не только клас­си­че­ское направ­ле­ние: напри­мер, очень люблю песни Алек­сандра Вер­тин­ского, Елены Кам­бу­ро­вой, Свет­ланы Сурга­но­вой, Вяче­слава Буту­сова, Алек­сандра Ф.Скляра и др. Слушаю раз­ную музыку и читаю раз­ные книги. Слежу за новин­ками. Насто­ящей болью стал современ­ный рус­ский язык. Вижу большую беду: инже­неры не умеют пра­вильно и грамотно писать. Иногда при­хо­дит офици­аль­ный документ (я уж не говорю о письмах) и невозможно понять, что же от тебя хотят, таким коря­вым языком изложен текст, кото­рый должен стать впо­след­ствии осно­вой про­ект­ных реше­ний.

Вот уже пять лет как я кура­тор нашего храма. Только это не увле­че­ние, а большая (может быть даже глав­ная) часть моей жизни. Как большин­ство совет­ских граж­дан, я выросла в ате­и­сти­че­ской семье, роди­тели-фрон­то­вики были чле­нами КПСС. И вот, в зим­ние кани­кулы 1963 года мы с одно­класс­ни­ками поехали в Ленинград, при­шли в Рус­ский музей. Попав в зал с кар­ти­нами на биб­лейские мотивы, я испытала насто­ящий стыд, не понимая сюже­тов, изоб­ражен­ных на огром­ных полот­нах. Пыта­ясь найти хотя бы какую-то информацию, читала анти­ре­лиги­оз­ную лите­ра­туру, по кру­пинке соби­рая те зна­ния, кото­рые сей­час известны каж­дому школь­нику. И для меня открылся огром­ный пласт культуры, о кото­ром я и не подо­зре­вала, и на кото­ром зиждется вся европе­й­ская циви­ли­за­ция и все ее морально-эти­че­ские и фило­соф­ские принципы.

У нас в инсти­туте пре­крас­ная моло­дежь, с актив­ной и пози­тив­ной жиз­нен­ной позицией. Хочу поже­лать обре­сти глу­бо­кое и ответ­ствен­ное понима­ние про­фес­сии, для чего накап­ли­вать не только тех­ни­че­ские позна­ния, но и жиз­нен­ный опыт, культур­ный и нрав­ствен­ный круго­зор, на базе кото­рых и форми­ро­вать при­о­ри­теты в пред­лага­емых обсто­я­тельствах.