Из летчиков в атомщики
Родился я в городе Яранске Кировской области, в семье не бедной — папа был директором МТС. Но четверых детей он растил в строгости. Считал, что каждый должен идти своим путем и начинать с нуля. Будучи отличником, я проникся романтикой больших послевоенных строек и научных достижений. И в 13 лет сбежал из дома учиться аж в Воркуту. Как добрался до северного города — отдельная история. Похоже, есть в этом что-то ломоносовское. Но экзамены в горный техникум сдал на отлично. Правда, когда при подаче документов выяснилось, что мне еще нет 14 лет, разгорелся скандал. Таких детей даже в советское время в техникумы не брали. Но я пустил слезу, сказал, что обратно ехать не на что… И был зачислен на отделение горной электромеханики. Домой вернулся летом, на каникулы. Отец ругать не стал. Ведь сын уехал пробивать себе дорогу.
Подрастая, успел поработать в шахте. До сих пор вспоминаю, что в забое говорили таким высоким русским языком, какого потом не слышал — ведь работали там репрессированные профессора из лучших вузов страны… На техникуме не остановился, поступил в горный институт. Но, проучившись один курс, понял: под землю больше не тянет. Хочется в небо! Летать — так летать. Талантливому человеку все по плечу. И стал курсантом Казанского летного училища. Четыре года летал, в том числе и на ответственные боевые задания. Но по воле случая однажды небо закрылось для меня навсегда. В тот злосчастный день должны были состояться показательные выступления выпуска летчиков. И вдруг испортилась погода. Рекомендовали не лететь. Но кто ж остановит молодых да ранних… Риск обернулся бедой. Двое ребят погибли. Меня, еле живого, сняли с дерева и увезли в госпиталь. На ноги подняли. Но человек в штатском, пришедший в больницу, сказал: меняй профессию на гражданскую. Это был приговор. Я собрался и поехал в Москву — поступать в вуз. И поступил в только что открывшийся МИФИ на факультет промышленной электроники. Однако романтика не оставляла. И, отучившись немного на дневном отделении, перевелся на заочное и рванул на стройку века — в тайгу. В будущий Ангарск.
В сентябре 1957 года устроился кладовщиком на строящийся почтовый ящик 79. Получил место в комнате на четверых в общежитии в 107 квартале. Помню свое первое «боевое задание» на комбинате — сопроводить сырьевой гексафторид урана для установки на испарение. Положили в грузовик 8 баллонов емкостью 160 литров и повезли в только что открывшийся первый корпус электролизного завода. Довезли без приключений. Я прыгнул через борт автомобиля. А из цеха какой-то большой мужчина выходит: «Ну чего, заяц, сигаешь через борт?». — «Да у меня привычка, я летчик, после Казанского училища». — «У нас прыгать не положено. Впредь будь осторожен». И в цех зашел. Пару минут спустя я узнал — это был сам Новокшенов, директор предприятия. Занесли сырье внутрь цеха, а там, кроме директора, — целая «толпа бывалых»: начальник стройки, главный инженер Иван Парахнюк и другие. Тут пылу-то поубавилось…
Учиться в Москве было престижно. Но дорога была дальней, а город дорогим. Поэтому, как только в Иркутском техническом институте открылась такая же специальность, оформил туда перевод. А в 1962 году, как закончил учебу, стал инженером. В 1965 году — старшим инженером, в 1988-м — руководителем группы, в 1995-м — начальником лаборатории контроля качества (сегодня — Центральная лаборатория комбината). В конце трудового пути в моем подчинении работали 60 человек.
Карьерный рост был не дутым, а настоящим, трудовым. Иначе было нельзя — ведь лаборатория делала серьезнейшую работу, от которой зависел весь производственный процесс. Особенно тяжело дался всему производству 1963 год. Тогда массово выходили из строя установки. Шли рассечения в технологической цепочке, гексафторид урана смешивался с водой. Что делать — не знали. Технология новая, тогда еще не опробованная. Лаборатория работала на износ — брали и брали анализы, искали рассечения. Целый год шла борьба за комбинат. Набрали еще людей, серьезно увеличили штат. И с огромным трудом все разрешили. В 1964 году всему предприятию впервые дали премию за хорошие результаты работы.
После этого как-то все устаканилось. Работали, учились. Каждый год ездили на стажировки в разные города. В том числе и за границу. Особенно запомнилась поездка в Лондон в начале девяностых… Были и достижения, и проблемы. И конечно, жили полной жизнью. Общественная жизнь тоже была на передовой, меня как бывшего летчика по-прежнему тянуло к приключениям. И на производстве нашел единомышленников. Хит шестидесятых — туризм! В горы рванули все. В том числе и работники лаборатории АЭХК. Первую поездку помню до сих пор. Поехали на четырех машинах на Мунку-Сардык. Машины были редкостью, поэтому среди экспедиции оказались и самые высокопоставленные лица комбината, в том числе главный инженер Иван Парахнюк, человек военный, суровый. Но, как оказалось, неравнодушный к горам.
Начинающие туристы высадились из машин и пошли… через монгольскую границу. Прошли три километра и попались монгольским пограничникам. А те арестовали незадачливых покорителей гор и сообщили в КГБ: мол, ваши подопечные нарушили порядок. Из КГБ позвонили на комбинат Виктору Новокшенову. В итоге через три дня нас выпустили. И окрыленные мечтатели радостно рванули домой! Это уже потом, узнав, как и что положено оформлять, группа туристов из лаборатории обошла весь Байкал, Кавказ, была на Эльбрусе. Палатки на месяц становились нашим родным домом. Еще я увлекался нумизматикой, филателией. И даже бабочек редких собирал. Фанаты таких же увлечений нашлись и на комбинате. Так что было с кем часами обсуждать и крылатых красавиц, и новые марки. Ходили (правда, в качестве зрителей) с друзьями и на КВН. Дружил с легендой этого жанра на АЭХК — Стасом Девятовым, который писал сценарии для игр. Он хоть и технарь, а любую ситуацию мог так зарифмовать, что народ хохотал до слез…