Ермаков Николай Иванович

К новым горизонтам

В Мин­сред­маш я попал 60 лет назад, в 1955 году, по рас­пре­де­ле­нию после окон­ча­ния Мос­ков­ского энерге­ти­че­ского инсти­тута. Тогда активно созда­ва­лись новые кон­струк­тор­ские бюро, но «Гид­ропрессу» было уже почти 10 лет. Раз­ви­тию всех КБ Мин­сред­маш уде­лял большое внима­ние, поэтому моло­дые спе­ци­а­ли­сты при­хо­дили в АКБ «Гид­ропресс» десят­ками. Отлажен­ная система обя­зы­вала моло­дых ребят сразу впрягаться в работу, при­нимать серьез­ные реше­ния, расти и повышать ква­лифи­кацию.

Пер­вые годы КБ суще­ство­вало внутри маши­но­стро­и­тель­ного завода имени Орджо­ни­кидзе. Сей­час этот завод вхо­дит в состав госкорпо­рации «Роса­том», в ее маши­но­стро­и­тель­ный диви­зион, а в то время он при­над­лежал Мин­тяж­машу, затем — Минэнерго­машу. А наше КБ «Гид­ропресс», суще­ство­вавшее при заводе, отно­си­лось к Мин­сред­машу. Но мы делали про­екты, кото­рые во многом реа­ли­зо­вы­ва­лись на этом заводе, поэтому мы дово­дили свои про­екты до рабо­чих чер­тежей, как завод­ское КБ. У нас в про­екте при­нимали уча­стие завод­ские работ­ники: тех­но­логи, сварщики. Они при­хо­дили, и прямо на наших чер­теж­ных дос­ках, на кульма­нах мы совместно при­нимали реше­ния, поскольку тех­но­логии были новые, и сва­роч­ные работы — тоже. Это была хорошая школа для моло­дых кон­струк­то­ров: с высо­ко­класс­ными спе­ци­а­ли­стами мы осва­и­вали все хит­ро­сти завод­ского маши­но­стро­е­ния, быстро совершен­ство­ва­лись в своем деле и повышали ква­лифи­кацию.

Я прошел всю «лест­ницу» от начи­нающего кон­струк­тора до пер­вого заме­сти­теля гене­раль­ного кон­струк­тора ОКБ «Гид­ропресс». Руко­во­дил брига­дой ОКБ «Гид­ропресс», кото­рая ремон­ти­ро­вала реак­тор пер­вого блока Ново­во­ро­неж­ской атом­ной станции после про­изошед­шей там в 1967 году ава­рии. В 1969 году опять-таки руко­во­дил всей коман­дой ОКБ «Гид­ропресс», про­во­дившей нала­доч­ные работы на вто­ром блоке Ново­во­ро­неж­ской станции. Когда вер­нулся из Ново­во­ро­нежа, меня назна­чили заме­сти­те­лем глав­ного кон­струк­тора. Тогда, в 1971году, мне как раз испол­ни­лось сорок лет. Еще через год меня назна­чили пер­вым заме­сти­те­лем гене­раль­ного кон­струк­тора, и в этом каче­стве я рабо­тал до 1986 года. Подроб­нее об ОКБ рас­ска­зы­вать не буду, тем более что заме­сти­тель глав­ного кон­струк­тора Дени­сов Вла­ди­мир Пав­ло­вич напи­сал много книг по исто­рии всех про­ек­тов ОКБ «Гид­ропресс».

В 1986 году, после ава­рии на Чер­но­быльской атом­ной станции, меня при­гла­сили на Ордынку и пред­ложили занять место началь­ника 16-го глав­ного управ­ле­ния.

Это глав­ное управ­ле­ние занима­лось раз­ра­бот­кой всех реак­тор­ных уста­но­вок — начи­ная с науки, реак­тор­ной физики, реак­тор­ного мате­ри­а­ло­ве­де­ния и кон­чая раз­ра­бот­кой кон­струкции в раз­лич­ных КБ: в ОКБ «Гид­ропресс», ОКБМ, НИКИЭТ. Это основ­ные инсти­туты, кото­рые раз­ра­ба­ты­вали и кон­стру­и­ро­вали реак­тор­ные уста­новки.

В 16-й главк тогда вхо­дили пол­тора десятка инсти­ту­тов и кон­струк­тор­ских бюро — вклю­чая такие, как Кур­ча­тов­ский инсти­тут, ФЭИ, НИИАР, ОКБ «Гид­ропресс», ОКБМ, НИКИЭТ, ЦКБМ, Сухум­ский физ­тех, ПНИТИ и так далее.

Мне при­ш­лось сме­нить на посту началь­ника главка Евге­ния Васи­лье­вича Кули­кова, кото­рый постра­дал из-за чер­но­быльской ава­рии. Его тогда исклю­чили из пар­тии и сняли с работы. В мини­стер­стве с ним поступили благо­родно, то есть оста­вили рабо­тать заме­сти­те­лем началь­ника глав­ного научно-тех­ни­че­ского управ­ле­ния (НТУ). Потом он даже рабо­тал началь­ни­ком этого главка.

При­гла­сил меня Лев Дмит­ри­е­вич Рябев. Неза­долго до этого его назна­чили заме­сти­те­лем мини­стра, а после ухода Слав­ского он стал мини­стром. Но формально при­нимал меня на работу Слав­ский, и около двух месяцев я кон­так­ти­ро­вал по тем вопро­сам, кото­рые при­хо­ди­лось решать, именно с ним. Однако Слав­ский уже настра­и­вался на уход, настро­е­ние у него было неваж­ным. А потом уже мы рабо­тали со Львом Дмит­ри­е­ви­чем Рябе­вым.

Сразу после моего назна­че­ния мне при­ш­лось заняться очень болез­нен­ной про­блемой. Мы пере­да­вали во вновь создан­ное после чер­но­быльской ава­рии мини­стер­ство атом­ной энерге­тики те граж­дан­ские атом­ные станции, кото­рые были в 16-ом главке: Ленинград­скую атом­ную станцию, а также стро­ящи­еся Игна­лин­скую и Горь­ков­скую АЭС. Есте­ственно, вме­сте с этими объек­тами в аппа­рат управ­ле­ния нового мини­стер­ства при­ш­лось отпра­вить довольно много людей. Но никто не хотел ухо­дить из Мин­сред­маша, и мне при­хо­ди­лось объяс­нять людям, что это необ­хо­димо. Работ­ники не знали тол­ком, какие соци­аль­ные усло­вия будут в новом мини­стер­стве, а Мин­сред­маш все­гда сла­вился и жилищ­ной программой, и медици­ной, и всем осталь­ным. В Мин­сред­маше к концу моей дея­тель­но­сти у нас прак­ти­че­ски не было оче­реди на жилье.

В это же время самое большое внима­ние при­хо­ди­лось уде­лять работе по совершен­ство­ва­нию реак­тора РБМК. Еже­квар­тально мы гото­вили отчеты в ЦК пар­тии, как орга­ни­зо­вана эта работа, как она про­двига­ется. Здесь были при­вле­чены самые лучшие, самые ответ­ствен­ные силы и в Кур­ча­тов­ском инсти­туте, и в НИКИЭТе. И мы довольно быстро при­шли к тем реше­ниям, кото­рые тре­бо­ва­лись для усо­вершен­ство­ва­ния реак­тора. В тече­ние двух лет мы реа­ли­зо­вали все это физи­че­ски. Но работа по совершен­ство­ва­нию реак­тора велась и в после­дующие годы, она прак­ти­че­ски идет и сей­час.

Одно­временно осуществ­ля­лась огром­ная дея­тель­ность по «ВВЭ­Ров­скому» направ­ле­нию. Про­ек­ти­ро­ва­лись новые уста­новки, на базе кото­рых роди­лись сего­дняш­ние про­екты ВВЭР-1000, стро­ящи­еся в Китае и в Индии, и ВВЭР-1200 (или, как его назы­вают, АЭС-2006). Все это выросло, несмотря на неко­то­рое сопро­тив­ле­ние нового мини­стра Адамова. Он счи­тал, что с ВВЭР все ясно, он давно спро­ек­ти­ро­ван, не сле­дует тра­тить большие деньги на иссле­до­ва­тельские работы, потому что это коммер­че­ский про­ект. Надо зара­ба­ты­вать деньги и из этих денег отчис­лять, если тре­бу­ется, на научно-иссле­до­ва­тельские работы. Навер­ное, он был прав в ситу­ации пере­ход­ных 90-х годов, когда мы напо­ло­вину отошли от совет­ской системы, но не при­шли еще к современ­ной капи­та­ли­сти­че­ской системе. Тем не менее, Адамова уда­ва­лось уго­во­рить, и была целая программа совершен­ство­ва­ния ВВЭР, чтобы дове­сти его до миро­вого уровня и, может быть, даже в какой-то мере этот уро­вень пре­взойти.

Этой программой у нас занимался ныне покой­ный Алек­сей Кирил­ло­вич Куз­нецов. В 16-м главке он был моим заме­сти­те­лем. Несколько лет мы очень активно вели эту программу и в конце концов довели про­ект до современ­ного уровня.

Парал­лельно велись работы по реак­тору большой мощ­но­сти, ВВЭР-1500, но он не пошел. Решили оста­но­виться на более скром­ном уровне, ВВЭР-1200 (сей­час, навер­ное, будет 1250).

16-й главк много занимался раз­лич­ными аспек­тами науч­ных начал раз­лич­ных типов реак­то­ров. У нас роди­лись быст­рые реак­торы (в Физико-энерге­ти­че­ском инсти­туте) и реак­торы для кос­моса.

В главке рабо­тало около двух­сот чело­век, но с пере­да­чей атом­ных станций в Мини­стер­ство атом­ной энерге­тики коли­че­ство сотруд­ни­ков уменьши­лось вдвое. В после­дующем это число посто­янно сокраща­лось. В конце концов, когда я ушел с этой работы в 2000 году (мне было уже 69 лет, и я, как гово­рится, побил все рекорды, потому что по закону нужно было ухо­дить в 60 лет, но меня не отпус­кал Евге­ний Олего­вич Адамов), в главке оста­ва­лось около 50-ти чело­век.

Как это все рабо­тало? Рабо­тало это, с одной сто­роны, доста­точно про­сто, доста­точно эффек­тивно и системно. В каком смысле? От инсти­ту­тов поступали пред­ложе­ния, утвер­жден­ные НТСами инсти­ту­тов. Их сна­чала рас­смат­ри­вал научно-тех­ни­че­ский совет в Мин­сред­маше, потом состав­ля­лись про­екты программ.

Главк гото­вил заклю­че­ния по каж­дому направ­ле­нию работ. У нас было три глав­ных направ­ле­ния работы: энерге­ти­че­ские реак­торы для народ­ного хозяйства; судо­вая тема­тика, то есть реак­торы для лодок, над­вод­ных судов и ледо­ко­лов; кос­ми­че­ская ядер­ная энерге­тика.

Главк выда­вал экс­перт­ные заклю­че­ния по пред­ложе­ниям инсти­ту­тов, они рас­смат­ри­ва­лись на НТС мини­стер­ства. После, если это в рам­ках отрас­ле­вой программы, опре­де­ля­ется финан­си­ро­ва­ние, а если в рам­ках какой-то госу­дар­ствен­ной программы — сна­чала выхо­дит или поста­нов­ле­ние пра­ви­тельства, или утвер­жда­ется госу­дар­ствен­ная программа, и только потом реша­ется вопрос с финан­сами.

Соб­ственно, и сей­час так. Феде­раль­ная целе­вая программа, так назы­ва­емая ФЦП, стро­ится и форми­ру­ется по такому же принципу. Там есть две строчки — финан­си­ро­ва­ние бюджет­ное и финан­си­ро­ва­ние соб­ствен­ное или отрас­ле­вое (вне­бюджет­ное). Эти принципы оста­лись. Они есте­ствен­ные. Они пра­вильно отражают то, что зарож­да­ется в отрасли. Дерево рас­тет от кор­ней, этого не изме­нишь. Самое глав­ное, что эффек­тивно.

Еще в главке была служба глав­ного инже­нера, кото­рая занима­лась общими про­блемами. Эко­номика, финансы — это была сфера началь­ника главка, а на глав­ном инже­нере замыка­лись про­блемы содер­жа­ния обо­ру­до­ва­ния, иссле­до­ва­тельские реак­торы, круп­ные стенды. Все это кури­ро­ва­лось служ­бой глав­ного инже­нера, потому что в каж­дом КБ, в каж­дом инсти­туте было множе­ство вся­ких очень серьез­ных экс­пе­римен­таль­ных устройств. Чего стоил только один Кур­ча­тов­ский инсти­тут! До 91-го года, пока он не стал наци­о­наль­ным цен­тром, он был в 16-ом главке, а там такое хозяйство…

Я очень горжусь тем, что мне дове­лось рабо­тать с выдающи­мися людьми, вели­ко­леп­ными спе­ци­а­ли­стами, круп­ными уче­ными, талант­ли­выми инже­не­рами.

Харак­тер­ная черта того времени — госу­дар­ствен­ность. На пер­вом плане — только инте­ресы дела, инте­ресы госу­дар­ства, хотя мы не чура­лись и отдыха, и раз­вле­че­ний.

В 90-е годы мы выжи­вали со скрипом, с болью в сердце. Это был период, когда большую роль в опре­де­ле­нии даже кад­ро­вой поли­тики отда­вали тру­до­вым кол­лек­ти­вам. Совет тру­до­вого кол­лек­тива решал, кому быть, а кому не быть дирек­то­ром. Соби­рали тру­до­вой кол­лек­тив, голо­со­вали, и путем такого голо­со­ва­ния я при­нимал уча­стие в сня­тии двух дирек­то­ров — заслужен­ных, еще вполне рабо­то­спо­соб­ных. Я имею в виду дирек­тора Ленинград­ской АЭС Епе­рина и дирек­тора ОКБ «Гид­ропресс» Сте­коль­ни­кова (Героя Соци­а­ли­сти­че­ского труда, между про­чим).

Это были реше­ния тру­до­вых кол­лек­ти­вов, и отча­сти пра­виль­ные реше­ния. Я с огром­ным уваже­нием отношусь к обоим дирек­то­рам, но они иногда шли не в ногу со време­нем. У Васи­лия Васи­лье­вича Сте­коль­ни­кова было твер­дое убеж­де­ние (он его отста­и­вал до конца), что мы, кон­струк­тор­ское бюро, рабо­тающее на без­опас­ность страны, должны быть пол­но­стью госу­дар­ствен­ным предпри­я­тием, как это было все­гда. Госу­дар­ство должно нас содержать в пол­ном объеме, как положено. В кол­лек­тиве назре­вала неудо­вле­тво­рен­ность этой позицией, потому что надо было зара­ба­ты­вать деньги, надо было про­яв­лять актив­ность, искать заказы не только по основ­ной тема­тике, иначе кол­лек­тив терял в зарплате. В итоге люди стали раз­бегаться по рын­кам, по местам, где можно зара­бо­тать больше, потому что зарплата инже­не­ров в то время была про­сто смеш­ной. Это при­ш­лось пережить.

При­мерно то же самое было с Епе­ри­ным. Там кол­лек­тив во главе с пред­се­да­те­лем проф­союза бук­вально вос­стал про­тив него, потому что Ана­то­лий Пав­ло­вич при­держи­вался при­мерно той же позиции и не очень кор­ректно одна­жды выска­зался… Когда на выходе из гряз­ной зоны в душе­вых не ока­за­лось мыла и сотруд­ники при­шли к нему с пре­тен­зией, он отве­тил: «Это не мое дело. Это дело моего зама. Идите к нему». Да, был такой слу­чай, но в целом Епе­рин «болел» за свою атом­ную станцию и очень много для нее сде­лал.

По направ­ле­нию кос­ми­че­ской ядер­ной энерге­тики за один 92-й год объемы финан­си­ро­ва­ния упали в 10 раз. Можете себе пред­ста­вить, что это такое для кол­лек­тива! Напри­мер, кон­струк­тор­ское бюро «Крас­ная звезда». Там положе­ние было про­сто ката­строфи­че­ским. Чем они только не занима­лись: и чистой водой, и фильтрами, и какими-то элек­три­че­скими про­вод­ками — в общем, чем угодно. Основ­ной тема­ти­кой заня­лись только недавно, два-три года назад, когда появи­лось реше­ние об уста­новке мега­ватт­ного класса для мар­си­ан­ских поле­тов. Только тут пошло бюджет­ное финан­си­ро­ва­ние, а до этого они фак­ти­че­ски бед­ство­вали.

В Протвине погибла целая экс­пе­римен­таль­ная база. Назы­ва­лась она условно — «завод элек­троме­ха­ни­че­ского обо­ру­до­ва­ния» (так же, как и «Гид­ропресс» — в сущ­но­сти, какой он «Гид­ропресс»?). Так вот, на заводе элек­троме­ха­ни­че­ского обо­ру­до­ва­ния были уста­новки для испыта­ний на земле кос­ми­че­ских реак­то­ров в кос­ми­че­ских усло­виях, то есть ваку­ум­ные камеры, гигант­ские стенды. Все это погибло. Завод со всем его полу­раз­ру­шен­ным хозяйством (не помню, в 96-м или 97-м году) был про­сто пере­дан муници­паль­ным вла­стям.

Многое уже не вос­ста­но­вить. Спе­ци­а­ли­сты, уче­ные, кон­струк­торы, инже­неры вос­ста­нав­ли­ваются уже на новом науч­ном и тех­ни­че­ском уровне, а рабо­чие спе­ци­а­ли­сты исчезли цели­ком. Скажем, корпус (он одно­временно обте­ка­тель и охла­ди­тель для энерго­уста­новки) цели­ком делался вруч­ную. Рабо­тали уни­каль­ные спе­ци­а­ли­сты-чеканщики. Сей­час их, конечно, уже нет, и не знаю, как теперь будут выхо­дить из положе­ния. Может быть, создаются какие-нибудь авто­ма­ти­зи­ро­ван­ные тех­но­логии… Время на это еще есть, потому что поле­тит (если поле­тит) эта уста­новка не скоро. Навер­ное, лет через десять.

В 90-е годы всем было очень трудно. Даже таким мон­страм, как атом­ные станции, и то было трудно, потому что элек­троэнергию заби­рали, а за нее не пла­тили. Был период пла­тежей вза­имо­за­че­тами (теле­ви­зо­рами, ботин­ками и про­чим барах­лом) — через это тоже при­ш­лось пройти.

Но я счи­таю, что наша отрасль (я не говорю о мате­ри­аль­ном положе­нии работ­ни­ков) пережила это наи­бо­лее без­бо­лез­ненно в том смысле, что не поте­ряла своей основы. Основа отрасли — это пол­ный цикл, начи­ная от добычи руды и кон­чая выда­чей кило­ватт. Он есть. Есть даже частич­ная пере­ра­ботка топ­лива. Пока нет только захо­ро­не­ний.

Сохра­ни­лась вся стра­тегия от науч­ных работ до про­из­вод­ства — то есть наука, кон­струк­торы, про­из­вод­ство опыт­ное, про­из­вод­ство серий­ное. Сей­час в корпо­рации это даже усо­вершен­ство­ва­лось по срав­не­нию с Мин­сред­машем. В каком смысле? Вос­ста­но­ви­лась стро­и­тель­ная часть, кото­рая была прак­ти­че­ски поте­ряна в 90-е годы, и при­со­еди­ни­лась маши­но­стро­и­тель­ная часть. В Мин­сред­маше маши­но­стро­е­ния не было. Было маши­но­стро­е­ние и при­бо­ро­стро­е­ние, касающе­еся актив­ной зоны, а тяже­лое маши­но­стро­е­ние — паро­ге­не­ра­торы, реак­торы — это дела­лось в других ведом­ствах. Сей­час корпо­рация спо­собна сде­лать все, от задумки до поставки пол­ного комплекта обо­ру­до­ва­ния.

Мин­сред­маш отли­чался от сего­дняш­ней корпо­рации еще и тем, что для реа­ли­за­ции пер­вого атом­ного про­екта, то есть для созда­ния атом­ной бомбы, госу­дар­ство отда­вало прак­ти­че­ски все ресурсы, несмотря на труд­ные после­во­ен­ные времена. Все ресурсы, какие только тре­бо­ва­лись: и мате­ри­аль­ные, и науч­ные. Ведь все созда­ва­лось с нуля — целые отрасли зна­ний и тех­но­логий. В этом смысле Мин­сред­маш, конечно, нахо­дился в более при­ви­леги­ро­ван­ном положе­нии, чем сего­дняш­няя госкорпо­рация.

С дру­гой сто­роны, сегодня Роса­тому тоже дан сво­его рода карт-бланш. Огром­ная заслуга нынеш­него руко­во­ди­теля Сергея Вла­ди­ле­но­вича Кири­енко — он убе­дил руко­вод­ство госу­дар­ства в том, что атом­ная отрасль может реально спо­соб­ство­вать реше­нию стра­теги­че­ской задачи осво­бож­де­ния от «неф­тега­зо­вой иглы» и помочь пре­одо­леть зави­симость рос­сийской эко­номики от экс­порта при­род­ных ресур­сов. Госу­дар­ство пошло нав­стречу корпо­рации, одоб­ряя и утвер­ждая феде­раль­ные целе­вые программы и выде­ляя при­лич­ные деньги на их реа­ли­за­цию.

Науч­ные задумки, конечно, есть. Нельзя ска­зать, что они какие-то экс­тра­но­вые. Напри­мер, реа­ли­за­ция замкну­того топ­лив­ного цикла через созда­ние новых, быст­рых, без­опас­ных и эко­номи­че­ски оправ­дан­ных реак­то­ров — одна из глав­ных задач мини­стер­ства, и госу­дар­ство выде­ляет на нее нема­лые деньги.

С кад­рами, конечно, слож­нее, чем в прошлом. В былые времена действо­вала без­от­каз­ная система полу­че­ния кад­ров из вузов, из всех научно-иссле­до­ва­тельских инсти­ту­тов. Но мне кажется, что сей­час преж­няя система попол­не­ния отрасли моло­дыми ква­лифици­ро­ван­ными кад­рами в какой-то мере уже вос­со­зда­ется. Я знаю, что наши НИИ и КБ прак­ти­че­ски реа­ли­зуют ту же систему, кото­рая была в Мин­сред­маше, — посылают своих упол­номо­чен­ных людей в инсти­тут и прямо там вме­сте с дека­на­тами, с кафед­рами отби­рают сту­ден­тов. Берут их к себе на стипен­дию, при­глашают на прак­тику, на диплом, при­нимают на работу. Кроме того, реа­ли­зуются соци­аль­ные программы для моло­дых (напри­мер, льгот­ная ипо­тека). У моло­дежи при­лич­ная зарплата. Благо­даря этим мерам госкорпо­рация попол­ня­ется свежими кад­рами.

На мой взгляд, по масшта­бам реа­ли­за­ции новых идей ядер­ная отрасль нашей страны нахо­дится на самых пере­до­вых позициях в мире. При­веду при­мер. В свое время я сам лично обсуж­дал во Франции про­блема­тику быст­рых реак­то­ров. У нас была совмест­ная совет­ско-фран­цуз­ская команда, кото­рая занима­лась коор­ди­ни­ро­ва­нием дея­тель­но­сти по быст­рым реак­то­рам, и я был руко­во­ди­те­лем совет­ской сто­роны. Тогда рас­смат­ри­ва­лись только быст­рые натри­е­вые реак­торы. Фран­цузы ведь закрыли прак­ти­че­ски все реак­торы, кроме одного — иссле­до­ва­тельского; закрыли свой «СуперФе­никс». И они еще в 90-х, в нуле­вых годах очень четко сформу­ли­ро­вали свою позицию: до 2030 года быст­рый реак­тор не будет кон­ку­рен­тен с лег­ко­вод­ным реак­то­ром. По оцен­кам, он на 15-20 процен­тов дороже, чем лег­ко­вод­ный (на прак­тике, может быть, и больше).

Сей­час в нашей стране рабо­тают над тем, чтобы сде­лать быст­рый реак­тор кон­ку­рен­то­спо­соб­ным. Наши спе­ци­а­ли­сты гото­вят про­ект «БН-1200». Его хотят дове­сти до уровня ВВР-1000 по сто­и­мо­сти уста­нов­лен­ного кило­ватта. Будет пре­красно, если это удастся.

Фран­цузы тоже не сидят сложа руки, однако свою программу они оста­вили только на уровне науч­ных раз­ра­бо­ток. Мы-то сей­час прак­ти­че­ски реа­ли­зуем про­екты — скажем, тот же «Брест». Дела­ется нормаль­ный тех­ни­че­ский про­ект, ведутся иссле­до­ва­тельские работы по мате­ри­а­лам, по топ­ливу, по кон­струкциям. Топ­лив­ные сборки уже ста­вятся на иссле­до­ва­ние в реак­торы Бор-60, БН-600, то есть у нас ведется реаль­ная раз­ра­ботка, а они — пока только на уровне науч­ных иссле­до­ва­ний. Мы в этом отноше­нии впе­реди.

Я счи­таю, что все наши кон­струк­тор­ские бюро чув­ствуют себя неплохо. ОКБ «Гид­ропресс» обес­пе­чен рабо­той на многие годы в связи с тем, что хорош и внут­рен­ний рынок, и зару­беж­ный. Стро­ится много станций, для каж­дой станции нужен соот­вет­ствующий комплект докумен­тов. Новый комплект докумен­тов обя­за­те­лен, потому что есть новые клима­ти­че­ские усло­вия, еще какие-то осо­бен­но­сти. Комплект докумен­тов вклю­чают в кон­тракт, они на этом зара­ба­ты­вают. Помимо того, после каж­дой внут­рен­ней перегрузки на каж­дой атом­ной станции дела­ется отчет по без­опас­но­сти. Он не обхо­дится без ОКБ «Гид­ропресс», поэтому у них работы много.

Занимаются они и новыми про­ек­тами: напри­мер, реак­то­ром на сверх­кри­ти­че­ских парамет­рах. Он сей­час в началь­ной ста­дии раз­ра­ботки. Это про­ект малых уста­но­вок, сред­ней мощ­но­сти, то есть рынок у него довольно широ­кий. Про­сто для того, чтобы эти уста­новки пошли в ход, нужно запу­стить хотя бы одну сна­чала у себя. Иными сло­вами, нужен рефе­рент­ный экземпляр. Если бы мы постро­или у себя уста­новку ВВЭР-600 (была спро­ек­ти­ро­вана такая), заказ­чики, навер­ное, нашлись бы. Тот же Казах­стан бы зака­зал, страны Ближ­него Востока. Этот про­ект был бы иде­а­лен там, где не поста­вишь много реак­то­ров большой мощ­но­сти. Сло­вом, рынок есть, но нет про­то­типа.

Хорошая пер­спек­тива у «пла­вучки». Почему? Во-пер­вых, потому что для реги­о­нов типа Кам­чатки, побе­режья Север­ного Ледо­ви­того оке­ана это как раз тот уро­вень мощ­но­сти, кото­рый тре­бу­ется. Во-вто­рых, это система, кото­рая поз­во­ляет не иметь атом­ной уста­новки, а иметь только элек­троэнергию. При­го­няем в какой-нибудь Кувейт или Индо­не­зию «пла­вучку», она там рабо­тает 5 или 7 лет, потом ее уго­няют в Мурманск на пере­за­рядку, на сред­ний ремонт, а на ее место при­го­няют новую. При рынке в 8-10 уста­но­вок, если пару уста­но­вок иметь в резерве, такая система должна рабо­тать и окупаться.

Сей­час на бал­тийском заводе стро­ится опытно-промыш­лен­ный обра­зец. Уже опре­де­лено место, где его будут ста­вить. При­нимающая сто­рона должна только подго­то­вить берего­вую инфра­струк­туру, под­станцию на берегу, пере­бро­сить кабели с «пла­вучки» на эту под­станцию — и все пошло. У них не будет про­блем с хра­не­нием топ­лива, с его пере­ра­бот­кой и зака­зом. Все это соб­ствен­ность Рос­сии. Рос­сия только про­дает элек­троэнергию. Это очень пер­спек­тив­ная система.