Обращение к сайту «История Росатома» подразумевает согласие с правилами использования материалов сайта.
Пожалуйста, ознакомьтесь с приведёнными правилами до начала работы

Новая версия сайта «История Росатома» работает в тестовом режиме.
Если вы нашли опечатку или ошибку, пожалуйста, сообщите об этом через форму обратной связи

Участники проекта /

Бармаков Юрий Николаевич

Совет­ский и рос­сийский учё­ный в обла­сти мик­роэлек­тро­ники и ядер­ных боепри­па­сов. Заслужен­ный дея­тель науки Рос­сийской Феде­рации. Лау­реат Ленин­ской премии и Госу­дар­ствен­ной премии СССР. Круп­нейший в атом­ной отрасли спе­ци­а­лист по мик­роэлек­тро­нике и системам авто­ма­ти­зи­ро­ван­ного про­ек­ти­ро­ва­ния, осно­ва­тель науч­ной школы в обла­сти средств кон­троля ядер­ных боепри­па­сов.
Бармаков Юрий Николаевич

В 1949 году я поступил в Мос­ков­ский меха­ни­че­ский инсти­тут, позже пере­име­но­ван­ный в МИФИ. Основ­ное зда­ние его рас­по­лага­лось в знаме­ни­том доме Каза­кова, напро­тив Главпоч­тамта. Этот инсти­тут постепенно начи­нал вхо­дить в сферу инте­ре­сов МСМ, но в то время еще очень незна­чи­тельно. После окон­ча­ния школы мне было более или менее без­раз­лично, куда идти. Я хотел пойти в Инсти­тут гео­де­зии и кар­тографии, так как там был аст­ро­номи­че­ский факуль­тет, а в школе я увле­кался аст­ро­номией. МВТУ я не рас­смат­ри­вал, потому что мне не нра­ви­лось это сло­во­со­че­та­ние. МГУ мне не нра­вился, поскольку там была какая-то непо­нят­ная элита. В результате я оста­но­вился на Мос­ков­ском меха­ни­че­ском инсти­туте, где был при­бо­ро­стро­и­тель­ный факуль­тет. Я жил на Кол­хоз­ной площади; до Киров­ской, где и нахо­дился инсти­тут, было минут 15-20 пеш­ком. После 1-го семестра нашу группу раз­де­лили на две спецгруппы, в кото­рых обу­че­ние пошло под эги­дой Мин­сред­маша, где сту­денты осва­и­вали такие спе­ци­аль­но­сти, как инже­нер-физик, при­бо­рист, инже­нер-экс­пе­римен­та­тор по аппа­ра­тур­ному обес­пе­че­нию элек­трофи­зи­че­ской аппа­ра­туры. У нас был нормаль­ный уни­вер­си­тет­ский курс физики, тео­ре­ти­че­ской физики; кроме этого, было много инже­нер­ных наук, начи­ная с сопро­мата и кон­чая элек­тро­ни­кой, при­чем в очень большом объеме. В те годы в МИФИ была уни­каль­ная программа, кото­рой не было ни в одном другом вузе. Пер­вые три курса я учился как попало, а потом «взялся за ум» и послед­ние три семестра полу­чал уже повышен­ную стипен­дию. На чет­вер­том курсе я рабо­тал на кафедре и счи­тал, что элек­тро­нику знаю суще­ственно лучше других.

Попал я во ВНИИА про­тив моей воли. Я активно сопро­тив­лялся тому рас­пре­де­ле­нию, кото­рое про­изошло после окон­ча­ния МИФИ. Диплом­ный про­ект я делал в Инсти­туте хими­че­ской физики в спец­сек­торе, занимающемся аппа­ра­ту­рой, исполь­зу­емой при атом­ном взрыве. Напри­мер, в диплом­ном про­екте я рабо­тал над осцил­лографом, кото­рый исполь­зо­вался при пер­вом под­вод­ном ядер­ном взрыве. Я предпри­нимал отча­ян­ные попытки остаться в Инсти­туте хими­че­ской физики. Ака­демик Н. Н. Семе­нов, лау­реат Нобе­лев­ской премии, тоже хотел, чтобы я остался, даже зво­нил в Мин­сред­маш, но небезыз­вест­ная и очень уважа­емая сотруд­ница отдела кад­ров нашего мини­стер­ства по фами­лии Тиш­кина оста­вила без внима­ния его просьбы. И 4 апреля 1955 года я при­шел оформ­ляться в отдел кад­ров завода №25. Я очень пережи­вал из-за тру­до­устройства. Это был завод, а мне хоте­лось заниматься иссле­до­ва­тельской рабо­той. Судьба меня ожи­дала какая-то стран­ная. Но бук­вально в тече­ние пер­вой же недели я встре­тил здесь людей, с кото­рыми рабо­тал в Инсти­туте химии-физики и кото­рые помогали мне в работе над дипломом. На заводе №25 они кон­сульти­ро­вали работы по ана­логич­ной тема­тике: это была раз­ра­ботка осцил­лографи­че­ской аппа­ра­туры для про­верки и испыта­ний отдель­ных узлов и устройств системы авто­ма­тики, в первую оче­редь, бло­ков авто­ма­тики. Поэтому я адап­ти­ро­вался в тече­ние нескольких недель, и ока­за­лось, что тот объем и харак­тер зна­ний, кото­рый у меня накопился за время учебы и работы над дипломом, ока­зался вос­тре­бо­ван­ным. Так полу­чи­лось, что я без вся­ких уси­лий со своей сто­роны ока­зался в группе лиде­ров среди тех моло­дых людей, кото­рые вме­сте со мной при­шли рабо­тать на завод в апреле 1955 года. Через 2 месяца я уже ездил в коман­ди­ровку в Виль­нюс на завод, кото­рый вел подго­товку к серий­ному выпуску осцил­лографов для предпри­я­тий Сред­маша. Здесь я выступал как пред­ста­ви­тель Сред­маша, «откры­вал ногой дверь» в каби­нет дирек­тора и, можно ска­зать, при­об­рел какой-то жиз­нен­ный опыт, потому что ездил совершенно само­сто­я­тельно.

При­мерно к авгу­сту 1955 года, после моего воз­враще­ния из вто­рой коман­ди­ровки в Виль­нюс, меня назна­чают руко­во­ди­те­лем группы, состо­ящей при­мерно из 15 чело­век. Работа была очень инте­рес­ной и так меня увлекла, что стала моим хобби на всю жизнь. Раз­ви­тие элек­тро­ники в СССР и за рубежом про­ис­хо­дило на наших гла­зах, мы ока­за­лись при­част­ными к этой про­блеме и росли вме­сте с раз­ви­тием этой обла­сти науки. В сере­дине 50-х годов перед нами сто­яли неве­ро­ятно слож­ные задачи: раз­ра­ботка новых видов аппа­ра­туры, кото­рые до сих пор не раз­ра­ба­ты­ва­лись, или раз­ра­ботка совершенно новой тех­ники, отно­си­тельно кото­рой сложи­лось устой­чи­вое мне­ние ведущих спе­ци­а­ли­стов страны, что ее раз­ра­бо­тать про­сто невозможно. Напри­мер, счи­та­лось, что нельзя сде­лать блок авто­ма­тики весом меньше 200 кг, поскольку это нару­ше­ние физи­че­ских зако­нов, и в первую оче­редь — закона сохра­не­ния энергии. Но ока­за­лось — можно, и наши спе­ци­а­ли­сты это дока­зали. Иногда уда­ется что-то сде­лать, потому что не зна­ешь, что это невозможно. Но знать, что нельзя, и в то же время браться за эту раз­ра­ботку — здесь надо иметь не только талант, но и элемент здо­ро­вого аван­тю­ризма.

При­мерно через год-два нача­лись более актив­ные вза­и­мо­действия с раз­ра­бот­чи­ками ядер­ных боепри­па­сов. Вна­чале мы были лока­ли­зо­ваны вокруг блока авто­ма­тики и обес­пе­чи­вали кон­троль его парамет­ров. Начи­ная с 1957-1958 гг. в нашем кол­лек­тиве начал про­яв­ляться некий «гло­ба­лизм», жела­ние захва­тить то, что тебе не при­над­лежит, — в хорошем смысле этого слова. Нам хоте­лось захва­тить ту «среду оби­та­ния», где можно сде­лать что-то лучше, больше других, и мы не стес­ня­лись отте­реть кого-то лок­тями. Эту работу нам не очень-то и пору­чали, про­сто мы были молоды, дея­тельны, иници­а­тивны, нам хоте­лось рабо­тать, осо­бенно над созда­нием аппа­ра­туры для кон­троля боепри­па­сов и авто­ма­тики боепри­па­сов. Мы пер­вые в отрасли заня­лись элек­тро­ни­кой, мик­роэлек­тро­ни­кой, авто­ма­ти­за­цией про­ек­ти­ро­ва­ния, надеж­но­стью, не говоря уже об элек­трофи­зике, физике высо­ких напряже­ний, где нам вообще не было рав­ных благо­даря уни­каль­ному таланту А. А. Бриша. Все эти достиже­ния стали возможны благо­даря уме­лой кад­ро­вой поли­тике и царившему в нашем кол­лек­тиве духу нова­тор­ства, новизны и, по большому счету, пре­не­бреже­ния большими авто­ри­те­тами. Самым большим авто­ри­те­том для нас были наши зна­ния. Нужно ска­зать, что те идеи, кото­рые выдвига­лись у нас в инсти­туте в конце 60-х годов, сей­час стали осно­вопо­лагающими в раз­ви­тии всех боепри­па­сов и у нас в стране, и в США. Это пока­зы­вает, что правда была на нашей сто­роне.

Жизнь так пово­ра­чи­ва­лась, что обсто­я­тельства все­гда фоку­си­ро­ва­лись на мне. Навер­ное, мне про­сто везло, и я про­двигался впе­ред не только про­фес­си­о­нально, но и по служеб­ной линии. Я, честно могу ска­зать, никогда спе­ци­ально этого не доби­вался, хотя все элементы често­лю­бия мне при­сущи. Когда я был началь­ни­ком лабо­ра­то­рии, с 1964 по 1972 годы, то счи­тал, что ничего большего мне в жизни не надо. Про­блема была очень инте­рес­ная, мы занима­лись раз­ра­бот­кой аппа­ра­туры для обна­руже­ния атом­ных взрывов, и меня это пол­но­стью устра­и­вало. В 1972 году из инсти­тута ушел А. И. Бело­но­сов, и воз­ник вопрос, кто займет его место заме­сти­теля глав­ного кон­струк­тора. Н. И. Пав­лов при­нял реше­ние, что пре­ем­ни­ком Бело­но­сова буду я. Пер­вым моим шагом после назна­че­ния на долж­ность заме­сти­теля глав­ного кон­струк­тора было тре­бо­ва­ние, при­чем катего­рич­ное тре­бо­ва­ние, оста­вить мне долж­ность началь­ника отдела, так как я не пред­став­лял себя без сво­его отдела. Муд­рейший Нико­лай Ива­но­вич посме­ялся тогда надо мной и ска­зал, что бук­вально через полгода я этого уже не захочу. В 1987 г. я из заме­сти­теля пре­вра­тился в пер­вого заме­сти­теля. Это было совершенно неожи­дан­ное, без вся­кого внеш­него повода, реше­ние Нико­лая Ива­но­вича Пав­лова. Конечно, это реше­ние было пра­виль­ным, но только не при­ме­ни­тельно ко мне, а с точки зре­ния кон­со­ли­дации большего твор­че­ского потенци­ала в тема­тике СБЧ. К 1987 году, когда встал вопрос о новом дирек­торе, наи­бо­лее похо­дящей кан­ди­да­ту­рой был, на мой взгляд, С. В. Мед­ве­дев, кото­рый неод­но­кратно испол­нял обя­зан­но­сти дирек­тора, но он не про­хо­дил по тре­бо­ва­ниям кад­ро­вых служб Мини­стер­ства. Были пред­ложе­ния взять на долж­ность дирек­тора чело­века со сто­роны, но позиция Нико­лая Ива­но­вича по этому вопросу была жест­кая. Пав­лов пред­ложил на долж­ность сво­его пре­ем­ника меня.

То эпо­халь­ное выступ­ле­ние перед ауди­то­рией, когда должны были состо­яться выборы дирек­тора, я помню и сей­час. Оно содержало несколько фун­дамен­таль­ных тези­сов, кото­рые должны были быть в основе тех­ни­че­ской поли­тики инсти­тута, его раз­ви­тия, расши­ре­ния функций. Правда, в то время у меня не было ника­ких мыс­лей отно­си­тельно граж­дан­ских обла­стей при­ме­не­ния нашей тех­ники, все внима­ние было сосре­до­то­чено на обо­ронке, тема­тике ядер­ных боепри­па­сов. В момент, когда я был назна­чен дирек­то­ром, у меня было ощуще­ние, что я доста­точно хорошо знаю тема­тику инсти­тута, обла­сти его дея­тель­но­сти, доста­точно хорошо пред­став­ляю, что нужно делать и как, поскольку много рабо­тал и с Нико­лаем Ива­но­ви­чем Пав­ло­вым, и с Сергеем Вале­рья­но­ви­чем Мед­ве­де­вым. Я про­сто не ожи­дал, что воз­ник­нут обла­сти дея­тель­но­сти, в кото­рых я совершенно ничего не знаю и не понимаю, как поступать. На самом деле, как и во вся­кой дея­тель­но­сти, есть некий вто­рой, более глу­бин­ный слой зна­ний, кото­рый не лежит на поверх­но­сти и не виден чело­веку, не рабо­тающему в этой сфере. Этот слой ока­зы­ва­ется очень непро­стым, а порой и более слож­ным, чем тот, кото­рый виден всем. Ока­за­лось, что я совершенно ничего не понимаю в финан­со­вой дея­тель­но­сти инсти­тута: эко­номике и бухгал­тер­ском учете. Поэтому пер­вые два — два с поло­ви­ной года я еже­дневно откры­вал для себя новые вопросы, совершал поступки, кото­рые при­хо­ди­лось совершать впер­вые. Я много и активно пытался узнать, как орга­ни­зо­вана работа у нас и в других орга­ни­за­циях, много ездил и во ВНИ­ИТФ, и во ВНИ­ИЭФ, спе­ци­ально изу­чал, как у них орга­ни­зо­вана работа, какая у них струк­тура, рас­пре­де­ле­ние обя­зан­но­стей между руко­вод­ством, между отде­лами, рас­пре­де­ле­ние работы в отде­лах... Всю орга­ни­за­цию процесса у них я изу­чил, но для нас ничего не взял.

В 1988-1989 гг. под вли­я­нием времени мы поняли, что можно заниматься не только тем, что предпи­сано тема­ти­че­ским пла­ном. Появи­лось поня­тие хоз­дого­во­ров, появи­лась возмож­ность допол­ни­тель­ных работ, и все это совпа­дало с годами пере­стройки, когда было много шата­ний и попыток по раз­ным схемам орга­ни­зо­вать раз­ви­тие инсти­тута. Надо ска­зать, что основ­ная часть руко­вод­ства была едина во мне­нии, что нельзя кон­вер­си­он­ные процессы, форми­ро­ва­ние новых направ­ле­ний дея­тель­но­сти пус­кать на само­тек. Это должно быть осмыс­лен­ное, осо­знан­ное на уровне руко­вод­ства инсти­тута и не ниже, направ­ле­ние работы, за кото­рое мы как инсти­тут беремся. Поэтому, исполь­зуя принцип фирмы IBM: «Никогда не делай то, что хорошо полу­ча­ется у других», мы отбро­сили все направ­ле­ния, кото­рые хорошо полу­ча­лись у других: теле­ви­зоры, быто­вая и вычис­ли­тель­ная тех­ника, вся­кая хозяйствен­ная утварь, и занима­лись только тем, что другие вообще не делали и где мы явля­лись монопо­ли­стами. Надо отме­тить, что все это у нас полу­ча­лось не сразу, и за эти годы было очень много выска­зы­ва­ний: зачем нам нейтрон­ная или рентге­нов­ская тема­тика, надо ее закрыть, так как она нам ничего не дает, от нее одни сплош­ные убытки, мини­стер­ство ее не финан­си­рует... В рам­ках этого этапа появи­лась нейтрон­ная тема­тика и аппа­ра­тура, осно­ван­ная на нейтрон­ных гене­ра­то­рах, рентге­нов­ская тема­тика и аппа­ра­тура, осно­ван­ная на рентге­нов­ских гене­ра­то­рах, дат­чики дав­ле­ния; одно­временно раз­ви­ва­лась медицин­ская тема­тика.

Два направ­ле­ния у нас начали раз­ви­ваться совершенно неожи­данно, так скажем, полу­ад­ми­ни­стра­тив­ным путем, благо­даря удач­ному сте­че­нию обсто­я­тельств. Дело про­ис­хо­дило в конце 1992 г. в Горьком. Мы с Вита­лием Федо­ро­ви­чем Коно­ва­ло­вым ехали в НИИИС на совеща­ние, посвящен­ное вопро­сам мик­роэлек­тро­ники, и в конце совеща­ния НИИИС должен был пред­ложить какое-то сред­ство для кон­троля излу­че­ния. Я узнал об этом бук­вально за час до начала совеща­ния и ска­зал Вита­лию Федо­ро­вичу, что мы в этом вопросе могли бы сде­лать гораздо больше. Коно­ва­лов активно под­держал мою иници­а­тиву. Надо ска­зать, что как раз в это время в обще­стве активно обсуж­дался вопрос о кражах ядер­ного мате­ри­ала, и в связи с этим стал под­ниматься вопрос о сохран­но­сти ядер­ных мате­ри­а­лов. Мы в это дело очень активно «встряли», в сере­дине лета 1993 г. состо­я­лась кол­легия мини­стер­ства, где нас назна­чили голов­ным предпри­я­тием по этой про­блеме, и у нас довольно быстро сформи­ро­ва­лось направ­ле­ние, свя­зан­ное с аппа­ра­тур­ным обес­пе­че­нием учета и кон­троля ядер­ных мате­ри­а­лов.

Направ­ле­ние, свя­зан­ное с АСУ ТП, воз­никло ана­логично. В том же разго­воре В. Ф. Коно­ва­лов пожа­ло­вался на то, что про­вел совеща­ние по АСУ ТП, было полно народу, каж­дый гнул свое, и полу­чи­лось не совеща­ние, а какой-то хаос. Я тут же ска­зал, что мы в инсти­туте тоже занима­емся изме­ри­тель­ной тех­ни­кой, попро­сил при­гла­сить и нас на сле­дующее совеща­ние. В то время основ­ной упор по тема­тике АСУ ТП делался на СНИИП как осно­вопо­лож­ника раз­ра­ботки и про­из­вод­ства дозимет­ри­че­ской аппа­ра­туры, аппа­ра­туры кон­троля ради­ации. Однако в 1993 г. в СНИИПе были сильны внут­рен­ние про­ти­во­ре­чия, и руко­вод­ство этого инсти­тута решило, что тема­тика АСУ ТП эко­номи­че­ски не очень им инте­ресна, и основ­ной упор они сде­лали на обо­рон­ную тема­тику. Так к сере­дине 1993 г. мы ока­за­лись лиде­рами в этом направ­ле­нии, хотя ни опыта, ни осо­бых достиже­ний у нас не было. Мы про­сто декла­ри­ро­вали, что всю жизнь занима­лись авто­ма­ти­зи­ро­ван­ной изме­ри­тель­ной аппа­ра­ту­рой.

К осени 1993 г. все­рьез встал вопрос: либо мы занима­емся АСУ ТП, либо не занима­емся. В этот момент воз­никла полу­безум­ная идея — а почему бы не купить лицен­зию? Как она воз­никла, я даже вспом­нить не могу. До нас уже велись какие-то перего­воры с «Симен­сом» и «Вестингау­зом», они очень активно пыта­лись про­ник­нуть на наш рынок, были готовы создать здесь совмест­ные предпри­я­тия, это была самая мод­ная в тот момент линия раз­ви­тия эко­номики. В том, что нас стали активно при­вле­кать к перего­во­рам с пред­ста­ви­те­лями этих фирм, вели­чайшая заслуга Льва Дмит­ри­е­вича Рябева. Он с самого начала счи­тал, что мы про­сто должны осво­ить эту область тех­ники. В октябре-ноябре 1993 г. вышел при­каз мини­стра, в кото­ром мы назна­ча­лись голов­ными по тема­тике АСУ ТП, и идея покупки лицен­зии при­об­рела кон­крет­ные очер­та­ния. Когда встал вопрос, с какой фирмой рабо­тать, мы пред­ложили ведущим миро­вым фирмам «Сименс» и «Вестингауз» пред­ста­вить нам на рас­смот­ре­ние лицен­зи­он­ные дого­вора. Перего­воры были непро­стыми и дли­лись несколько месяцев. Вна­чале они катего­ри­че­ски не хотели заклю­чать дого­вора и лоб­би­ро­вали идею совмест­ного предпри­я­тия. Действуя на инту­и­тив­ном уровне, я сразу же ска­зал, что мы никогда не будем созда­вать совмест­ное предпри­я­тие, потому что есть опас­ность, что мы поте­ряем управ­ле­ние, и неиз­вестно, что полу­чим в результате. По целому ряду слож­нейших кри­те­риев из двух фирм мы выбрали «Сименс». Это было пра­виль­ное реше­ние, хотя и в тот момент были некие нега­тив­ные черты, и они оста­лись до сих пор... В пер­спек­ти­вах раз­ви­тия этого направ­ле­ния нам снова помог разо­браться Л. Д. Рябев. Хочу еще раз под­черк­нуть, он нам очень верил и помогал по мере сил. Больше всего в жизни я боюсь, что не оправ­даю когда-нибудь его дове­рие.

Модель моего пове­де­ния состоит из отдель­ных дета­лей, из инту­и­тив­ного раз­де­ле­ния на «важ­ное» и «не важ­ное», на то, чем нужно заниматься и чем не нужно заниматься. На пер­вый взгляд, ника­кого плана действий на день нет, рас­пи­са­ние форми­ру­ется спон­танно, и тем не менее, я каж­дый день знаю, что нужно делать, почти все­гда ранжи­рую эти дела на несколько слоев, какой-то слой обя­за­тельно делаю, какой-то — частично делаю, какой-то не делаю совсем. Из этого и состоит жизнь. У нас в руко­вод­стве во все времена была хорошая, силь­ная команда. С точки зре­ния модели руко­вод­ства у меня нет ничего общего с Нико­лаем Ива­но­ви­чем Пав­ло­вым. Нико­лай Ива­но­вич был очень хорошим руко­во­ди­те­лем, я, видимо, «сред­ней руки» руко­во­ди­тель, но, надеюсь, и не самый пло­хой. Если бы дирек­то­ром был Сергей Вале­рья­но­вич Мед­ве­дев, я точно знаю, как бы он себя вел, он неод­но­кратно испол­нял обя­зан­но­сти дирек­тора, это была бы тре­тья модель пове­де­ния. Вме­сто меня мог быть и Герман Алек­се­е­вич Смир­нов, у него была бы чет­вер­тая модель, он не был бы похож ни на меня, ни на Мед­ве­дева, ни на Пав­лова. Хорошие руко­во­ди­тели — они все твор­че­ские люди. Мне все­гда было инте­ресно рабо­тать. Это круп­нейшее везе­ние в жизни, это было и раньше, и сей­час: я могу рабо­тать сколько угодно и где угодно. Это для меня не работа, это нормаль­ная жизнь, это и хобби, и отдых одно­временно. Я много лет не был в отпуске, но это не наси­лие, не похвальба. Работа в соче­та­нии с игрой в тен­нис и гор­ными лыжами поз­во­ляет мне чув­ство­вать всю радость жизни!