Баканов Анатолий Фёдорович

Я свой долг отдал до конца

Перед нашим предпри­я­тием была постав­лена задача изго­то­вить сепа­ра­тор-паропе­регре­ва­тель новой кон­струкции для тре­тьего блока Ново­во­ро­неж­ской АЭС. Такого в Совет­ском Союзе еще не было. Тех­ни­че­ский про­ект и рабо­чие чер­тежи пер­вых СПП сде­лали в Цен­траль­ном кот­ло­тур­бин­ном инсти­туте г. Ленинграда. Спе­ци­а­ли­сты пред­ложили исполь­зо­вать в СПП зме­е­вики, кото­рые ложи­лись один на дру­гой, хво­сты были длин­ные, а трубы малой толщины и сде­ланы из стали, кото­рая кипит, поэтому все­гда имеются дефекты. Дирек­тор завода Алек­сей Долгий заявил: «Я это сде­лать не смогу, потому что сварщики не умеют варить такие швы и не будут. И я не могу поста­вить рабо­чего гнуть зме­е­вики на планшайбу кару­сель­ного станка, чтобы он ловил концы труб. Я на это дело не пойду».

Тогда Мини­стер­ство энерге­тики обра­ти­лось к другим инсти­ту­там. Сде­лал свой вари­ант Гид­ропресс, а ЦКТИ пред­ложил тре­тий про­ект. Однако они ока­за­лись нере­мон­топри­год­ными. Долгий понимал, что попал в тупик. Он обра­тился к глав­ному кон­струк­тору КО-2. Этот отдел занимался неф­те­аппа­ра­ту­рой, и атом­ная тема­тика ока­за­лась близка, но своих раз­ра­бо­ток у КО-2 не было даже на ста­дии тех­ни­че­ских про­ек­тов. Тогда дирек­тор решил создать кон­струк­тор­ско-экс­пе­римен­таль­ный отдел, в кото­ром впо­след­ствии были изоб­ре­тены многие судь­бо­нос­ные про­екты по атом­ной тема­тике, и при­гла­сил возгла­вить его Евге­ния Алек­се­е­вича Фаде­ева. А тот в свою оче­редь назна­чил началь­ни­ком кон­струк­тор­ского бюро по обес­пе­че­нию экс­пе­римен­таль­ных работ (стен­дов, чер­тежей и т. д.) пре­крас­ного кон­струк­тора Льва Нико­ла­е­вича Артемова. Фадеев и мне пред­ложил рабо­тать в этом бюро. Ему меня поре­комен­до­вали, ска­зали, что мне скучно в КО-1. Через две недели мне ска­зали: «Ты от нас не уйдешь».

Артемов в корот­кие сроки начер­тил и рас­счи­тал кон­струкцию нового СПП. Он ранее рабо­тал в Гид­ропрессе, занимался прямот­руб­ными паро­ге­не­ра­то­рами. На их базе Лев Нико­ла­е­вич сде­лал прямот­руб­ный теп­ло­обмен­ник и пове­сил на него сепа­ра­тор. Так полу­чился чет­вер­тый вари­ант СПП. Когда Фадеев пока­зал Долгому эскиз­ный про­ект и сроки, тот ска­зал: «Да я роту сол­дат при­гоню, они мне этот теп­ло­обмен­ник изго­то­вят со ско­ро­стью звука». В очень серьез­ной и труд­ной борьбе Фадеев про­дви­нул наш про­ект. Теп­ло­обмен­ник мы сде­лали двух­корпус­ным, пер­вой и вто­рой ступени. А у Гид­ропресса пер­вая и вто­рая ступени нахо­ди­лись в одном корпусе. Нам пред­сто­яло изго­то­вить четыре аппа­рата, или 16 моду­лей. Теп­ло­обмен­ник был диамет­ром 1600 мм и высо­той около 12 мет­ров.

Про­ект запу­стили в реа­ли­за­цию. Я пер­вое время занимался рас­че­тами на проч­ность, про­ве­рял чер­тежи, раз­ра­ба­ты­вал модели сепа­раци­он­ных устройств, кото­рые испыты­вали в ЦКТИ, затем кури­ро­вал про­из­вод­ство изде­лия, ездил на испыта­ния, участ­во­вал в мон­таже стенда.

Мы успели вовремя все сде­лать. Рабо­чим тоже было инте­ресно изго­тав­ли­вать новую про­дукцию. СПП завод­чане назы­вали «пола­ри­сами», они имели конусы и, действи­тельно, как ракеты сто­яли. В общем, мы побе­дили. Правда, нас кри­ти­ко­вали за то, что ушло слиш­ком много металла. А потом нача­лась экс­плу­а­тация нашего обо­ру­до­ва­ния. Но это уже другая исто­рия.

Дело, за кото­рое мы взя­лись, было для нас абсо­лютно новым. Такого обо­ру­до­ва­ния, как СПП, да еще и на опре­де­лен­ных задан­ных парамет­рах в стране не было. Многих вещей мы недопо­нимали. В результате не учли неко­то­рые моменты, поэтому воз­никли про­блемы. Ока­за­лось, что эти аппа­раты доста­точно сложны в экс­плу­а­тации, даже в срав­не­нии с паро­ге­не­ра­то­рами. Когда начали пус­кать тур­бину, выяс­ни­лось, что у нас все аппа­раты рабо­тают по-раз­ному. Для вто­рого кон­тура решили оста­вить аппа­рат из угле­ро­ди­стой стали, хотя она не отли­ча­лась стой­ко­стью во время работы, но уменьшили коли­че­ство корпу­сов с 16-ти до четырех, изме­нив кон­струкцию.

В 1970-1972 гг. ЦКТИ раз­ра­бо­тал техпро­ект и тех­ни­че­скую докумен­тацию на СПП-500 пол­но­стью из нержа­веющей стали для пер­вого блока Ленинград­ской АЭС. Изго­тав­ли­вали их на ЗиО. На тур­бину уста­но­вили четыре аппа­рата, всего на блок — восемь штук. При экс­плу­а­тации нача­лись про­блемы — выявили большие нерав­но­мер­но­сти как по рас­хо­дам, так и по рас­пре­де­ле­нию влаги. Пошли много­чис­лен­ные повре­жде­ния. Выяс­ни­лось, что ремонту аппа­рат не под­лежит, так как в него невозможно про­ник­нуть.

Я встре­чался с одним из осно­ва­те­лей совет­ской ядер­ной энерге­тики Ана­то­лием Алек­сан­дро­вым, он про­во­дил совеща­ние по пер­вому блоку Ленинград­ской атом­ной станции. Кстати, кури­ро­вал станцию лично Пред­се­да­тель Совета мини­стров СССР Алек­сей Косы­гин. Он на ЛАЭС при­езжал часто, инте­ре­со­вался, сможет ли блок рабо­тать без­ава­рийно 30 лет. Мы ничего не могли обещать, у нас не было компью­те­ров, на кото­рых сей­час есть спе­ци­аль­ные программы, ведущие рас­четы и про­ве­ряющие все возмож­ные нерав­но­мер­но­сти.

СПП-500 отра­бо­тали 4 года, а в это время на ЗиО шла раз­ра­ботка нового типа — СПП-500-1. Нам дали зада­ние спро­ек­ти­ро­вать обо­ру­до­ва­ние более деше­вое и менее тру­до­за­трат­ное с бес­пе­ре­бой­ным сро­ком службы хотя бы 5 лет. Так мы на заводе раз­ра­бо­тали новый, более тех­но­логич­ный СПП модуль­ного типа. На аппа­рате было 130 неза­ви­симых теп­ло­обмен­ни­ков диамет­ром 325 мм. К каж­дому такому модулю под­во­дился греющий пар, как в пер­вой, так и во вто­рой ступе­нях. Поверх­ность нагрева сде­лали из прямых нержа­веющих труб. Тех­но­логич­ные и ремон­топри­год­ные аппа­раты имели такую же массу, что и СПП-500. Пер­вые СПП-500-1 мы поста­вили на вто­рой блок Ленинград­ской АЭС. Затем заме­нили обо­ру­до­ва­ние на пер­вом блоке.

Работы по совершен­ство­ва­нию дан­ных аппа­ра­тов про­во­ди­лись посто­янно. Я ездил по станциям, смот­рел, где есть сла­бые зве­нья, думал, каким обра­зом можно улучшить, и у нас каж­дый год шла модер­ни­за­ция. Одна­жды к нам на завод при­е­хали ленинградцы из ЦНИИмаша. Они раз­ра­бо­тали новую марку стали для СПП, но она была очень доро­гой. Тогда нас попро­сили подумать и пред­ложить свои вари­анты. Мы выбрали сталь 08Х14МФ. Она хроми­стая, не ржа­веет, в ней содержатся еще молиб­ден и вана­дий. При­ме­нили эту марку стали при изго­тов­ле­нии СПП, и полу­чился новый вари­ант — СПП-500-1М. Мы пять лет испыты­вали опыт­ные аппа­раты. И они не под­вели, не выхо­дили из строя. За внед­ре­ние этой марки стали мы полу­чили премию Совета мини­стров СССР. Внед­ре­ние дан­ной марки стали при­несло зна­чи­тель­ный эко­номи­че­ский эффект, мы сэко­номили огром­ные сред­ства. Эту марку стали потом исполь­зо­вали при изго­тов­ле­нии СПП-750, СПП-1000, СПП-1000-1.

Полу­че­ние премии — это не только крас­ная дорожка, по кото­рой мы шли, чтобы нас награ­дили. Это был огром­ный кропот­ли­вый труд по изго­тов­ле­нию ответ­ствен­ного обо­ру­до­ва­ния. Выпус­кали каж­дый год по аппа­рату, и они все были раз­ные. СПП — это чисто наша раз­ра­ботка.

Я побы­вал на многих АЭС. Про­сто так нас не вызы­вали. Слали телеграммы: «Про­сим при­слать компе­тент­ного пред­ста­ви­теля». Я при­езжал, сразу все тур­би­ни­сты соби­ра­лись, чело­век 60-70, и рас­ска­зы­вали о про­блемах. Я ана­ли­зи­ро­вал ситу­ации. Непо­ладки воз­ни­кали не только из-за наших аппа­ра­тов, но и по при­чине непра­виль­ной экс­плу­а­тации. Я инте­ре­со­вался, как идет пуск или оста­нов реак­тора, как рабо­чие действуют в нестан­дарт­ных ситу­ациях. Ока­за­лось, что все поступают по-раз­ному, вопреки инструкциям. Бывало, и мощ­ность уве­ли­чи­вали. Завод никогда не остав­лял станции в беде, помогал решать все воз­ни­кающие вопросы по повыше­нию надеж­но­сти обо­ру­до­ва­ния.

Я не раз бывал на Чер­но­быльской АЭС. У меня там было только 8 аппа­ра­тов на одном блоке, а на шести — 48 СПП. У нас в СПП стоят патрубки для сброса пара в ава­рий­ном режиме. Обо­ру­до­ва­ние очень слож­ное. Тур­бина враща­ется со ско­ро­стью 3000 обо­ро­тов в минуту. Когда нагрузка сбра­сы­ва­ется, то даже при оста­нове, сра­ба­ты­вает оста­точ­ный объем воды в наших СПП (4 аппа­рата по 70 кубомет­ров воды), потому что цилин­дры низ­кого дав­ле­ния рас­кру­чи­ваются до 12-16 обо­ро­тов в минуту. В этом слу­чае гово­рят, что тур­бина пошла в разгон. Чтобы этого не слу­чи­лось, надо СПП тоже отклю­чать. Я счи­таю, что на ЧАЭС про­изошла ава­рия по вине службы экс­плу­а­тации. Поясню.

Спе­ци­а­ли­сты Харь­ков­ского тур­бин­ного завода про­во­дили испыта­ния тур­бины на выводе гене­ра­тора. Дело в том, что когда про­ис­хо­дит ава­рия, сра­ба­ты­вает клапан, кото­рый в пол­се­кунды отклю­чает тур­бину, а её обо­роты уве­ли­чи­ваются. Тур­бину держат под нагруз­кой гене­ра­тора маг­нит­ного поля, кото­рый не дает ей рас­кру­чи­ваться. Однако при ава­рий­ном оста­нове она про­должает вращаться, пре­одо­ле­вая маг­нит­ное поле. При таких ава­рий­ных оста­но­вах надо вклю­чать дизель­ный двига­тель. Про­хо­дит неко­то­рое время, а тур­бина про­должает кру­титься и довольно долго про­из­во­дить элек­троэнергию. Полу­ча­ется эко­номия на соб­ствен­ных нуж­дах.

Вот и решили харь­ков­чане дан­ный режим сде­лать штат­ным. Пред­ложили в таком режиме пора­бо­тать на ЛАЭС, как более опыт­ной станции, там отка­за­лись. Потом пред­ложили Кур­ской АЭС, Смо­лен­ской АЭС, там их тоже не стали слушать, а на Чер­но­быльской АЭС согла­си­лись. Я еще в 1980 году ска­зал: «Так, как вы халатно отно­си­тесь к нашему обо­ру­до­ва­нию, у вас у пер­вых про­изой­дет ава­рия меж­ду­на­род­ного масштаба». Дело в том, что в отли­чие от других станций на ЧАЭС внед­ряли не все улучше­ния по повыше­нию надеж­но­сти, кото­рые мы вно­сили в спе­ци­аль­ные про­то­колы. А тут еще они и согла­си­лись про­ве­сти эти испыта­ния на чет­вер­том блоке.

Я в то время был в коман­ди­ровке на Смо­лен­ской АЭС. В 9 часов вклю­чаю при­ем­ник, идет сообще­ние, что на ЧАЭС про­изошла ава­рия. Нам ска­зали, что все, Чер­но­быльской АЭС нет. Я подумал, не дай бог, это мы со сво­ими СПП создали ава­рий­ную ситу­ацию.

Меня вклю­чили в состав мини­стер­ской комис­сии, и в июне я при­был в При­пять. Ока­за­лось, тур­бину на ЧАЭС оста­но­вили, потом надо было пус­каться, вклю­чаться в сеть, а у них реак­тор не пошел, он отра­вился ксе­но­ном. Спе­ци­а­ли­сты побежали на блок, где вклю­чаются задвижки, и отклю­чили защиту, кото­рая не давала вклю­чить реак­тор. Когда защиту отклю­чили, там нача­лась само­про­из­воль­ная реакция. Надо было опу­стить каналы, а они не опу­сти­лись. И прошло рез­кое рас­плав­ле­ние этих кана­лов. Взрыв про­изошел не ядер­ный, там взрыв­ной волны не было, а теп­ло­вой.

На ЧАЭС про­вел две недели. Когда вер­нулся, очень плохо себя чув­ство­вал. Около месяца мучила тош­нота, само­чув­ствие ухуд­ша­лось ночью, когда пере­во­ра­чи­вался с боку на бок. Целый год мучила неесте­ствен­ная зевота, я не мог с ней спра­виться, а когда зевал, трес­ка­лись губы. Потом с лик­ви­да­то­рами общался, они ска­зали, что у всех так было. Это про­ис­хо­дило из-за большой дозы ради­ации. Тогда все члены комис­сии постра­дали от облу­че­ния.

Я горжусь, что участ­во­вал в созда­нии раз­ных типов СПП для нескольких реак­то­ров. Я свой долг отдал до конца. Мы от этого кайф ловили. При­ят­ное чув­ство испыты­вал, когда при­езжал на АЭС, а мне гово­рили, что всё рабо­тает. Мы выпус­кали тех­но­логич­ную про­дукцию. Сепа­ра­тор-паропе­регре­ва­тель типа СПП-500-1 был атте­сто­ван на госу­дар­ствен­ный Знак каче­ства. На заводе я рабо­тал до 2002 года. Два раза был в Чехо­сло­ва­кии, и столько же в Китае.