Обращение к сайту «История Росатома» подразумевает согласие с правилами использования материалов сайта.
Пожалуйста, ознакомьтесь с приведёнными правилами до начала работы

Новая версия сайта «История Росатома» работает в тестовом режиме.
Если вы нашли опечатку или ошибку, пожалуйста, сообщите об этом через форму обратной связи

Участники проекта /

Антипенок Виктор Федорович

В 1961 году после окон­ча­ния Воро­неж­ского отде­ле­ния Южно-Уральского поли­тех­ни­кума был при­нят на Кирово-Чепец­кий хими­че­ский завод. Заочно окон­чил Ива­нов­ский химико-тех­но­логи­че­ский инсти­тут. Рабо­тал в цен­траль­ной завод­ской лабо­ра­то­рии, около 30 лет был началь­ни­ком цеха.
Антипенок Виктор Федорович

Я родом из укра­ин­ского городка Лубны, что на Пол­тавщине. С самого начала Вели­кой Оте­че­ствен­ной мы уже были под нем­цами. Мы — это я, моя старшая сестра, мама и бабушка. А папа ушел на фронт. В 41-м мне испол­нился год…

Нашу хату заняли фаши­сты — разме­сти­лись на постой. У нас они сто­яли до осво­бож­де­ния Луб­нов совет­скими вой­сками — до 1943 года.

Голод был страш­ный! Все­гда хоте­лось есть! Когда немцы сади­лись за стол… А я рос бойким. Попляшу перед ними, и они бро­сят мне кусок. Как собачка схвачу — и к бабушке. Чтобы поде­лила на всех. А мама, чтобы добыть для нас про­пи­та­ние, ходила по окрест­ным дерев­ням — меняла вещи, что у нас еще оста­ва­лись, на про­дукты.

Помню бом­бежки. Бабушка схва­тит нас в охапку — и в погреб. Там мы падаем на колени — и читаем молитву: «Отче наш, иже еси на небе­сах. Да свя­тится Имя Твое, да при­дет цар­ствие Твое, да будет воля Твоя…».


Бабушка Одарка — Дарья Ереме­евна — была женщи­ной муд­рой. Поняла, что дальше все вме­сте не про­жи­вем — не про­пи­та­емся. И посо­ве­то­вала моей маме Анне Афа­на­сьевне: «Бери детей — Витю и Нину — и иди шля­хом. Иди как нищая. Кто подаст — тот подаст. Что будет — то и будет. А в хате про­па­дем».

Мама — меня на руки, Нину — старшую сестру — за руку… И шля­хом, шля­хом… По дороге нас не раз оста­нав­ли­вали немцы. «Пар­ти­зан?» — тыкали авто­ма­том в лицо. «Да какой пар­ти­зан!» — защища­лась мама, крепко при­жимая нас с сест­рой к своей груди. А на нас кре­стики были — креще­ные мы. То ли по Божьей воле, то ли… Не знаю как… Но мы оста­лись живы.

О-о-ой, шли мы, шли… Мама посту­чит то в одну хату, то в другую… А оттуда: «Захо­дите, миленькие, захо­дите, но есть-то нечего…».


Мы набрели на даль­ний хутор. Он был окружен густыми лесами. Немцев на хуторе не было — боя­лись пар­ти­зан. Одна из мест­ных баб посо­ве­то­вала маме: «Вон там живут две сестры — Гарпина и Оксана. У них большое хозяйство. Может, и для тебя най­дется работа. Детей и себя про­кормишь».

Так мы ока­за­лись у Гарпины с Окса­ной. «Все вме­сте рабо­таем — все вме­сте едим», — ска­зали маме сестры. Не обма­нули. Мы жили и рабо­тали дружно. А когда хутор заняли совет­ские вой­ска… Около хаты сестер рас­по­ложи­лись сани­тар­ные машины. Мед­сестры и сани­та­рочки нас с Ниной посто­янно под­карм­ли­вали. Даже шоко­ла­дом угощали. А мы ж не знали, что такое шоко­лад, выпле­вы­вали. «Вкусно! Про­буйте!» — лас­ково обраща­лись к нам женщины. А уж как тис­кали нас, обнимали, цело­вали… Навер­ное, у них тоже где-то оста­лись дети. Тоже голо­дали. Бед­ство­вали.


День Победы мы встре­тили на хуторе. То ли в коло­кол цер­ков­ный били, то ли рель­сой громы­хали… И все кри­чали: «Победа! Победа!». И — стоял такой бабий рев! Жут­кий! Каза­лось, радо­ваться бы надо… Но многие уже поте­ряли мужа, сына, брата… Жила на хуторе баба Бурячка — так ее все назы­вали. Она рыдала на весь хутор. Война забрала у нее един­ствен­ного сына.

В честь победы хутор­ских жите­лей собрали на празд­нич­ный кулеш. Это пшено, кар­тошка и лук, зажа­рен­ный на сале — со шквар­ками.

Вскоре с фронта вер­нулся папа. С хутора мы пере­бра­лись в род­ные Лубны.

Помню, как мы, маль­чишки, выжи­дали на улице, когда же пове­дут плен­ных немцев — они в Луб­нах стро­или желез­но­до­рож­ный вок­зал и школу. А выжи­дали, чтобы со всей нена­ви­стью бро­сить в фрицев камни и про­кри­чать: «Фаши­сты!».

Помню, как за год до победы везли на волах наших ране­ных сол­дат. И хутор­ские бабы искали среди ране­ных своих…

В нынеш­нем году наша страна отме­тила 70-летие Вели­кой Победы. Девя­того мая был большой празд­ник и в Кирово-Чепецке. Был торже­ствен­ный митинг у мемо­ри­ала «Веч­ный огонь». Людей собра­лось множе­ство. А я 9 Мая не могу выйти из дома. И так каж­дый год. Меня душат слезы. Ведь война прошлась по всей нашей семье…


Мой отец — Федор Демья­но­вич — был в окруже­нии. Попал сразу же — еще около Луб­нов. Из окруже­ния вывел какой-то дед. Да полу­чи­лось так, что прямо в пасть фаши­стам. Тех сол­дат, кто был из мест­ных, как мой отец, немцы послали на труд­ра­боты. Не мест­ных отпра­вили в плен. Папа рабо­тал в депо: ремон­ти­ро­вал вагоны, паро­возы. После осво­бож­де­ния Луб­нов от фаши­стов его забрали в штраф­бат. На фронт.

У бабушки, кроме моего папы, были еще три сына и дочь. Один из сыно­вей — Иван — прошел всю войну. Вер­нулся домой с меда­лями на гим­на­стерке.

В сере­дине 70-х годов я наве­стил род­ные Лубны. Гостил у дяди Вани. Как-то мы решили с ним пообе­дать в ресто­ране. И вдруг я вижу, как дядя Ваня весь изме­нился в лице. «Что слу­чи­лось?» — испуганно спро­сил я его. «Пой­дем отсюда! Немед­ленно!» — дядя Ваня резко встал из-за стола. Ока­за­лось, что в ресто­ран зашли тури­сты из Герма­нии. И от немец­кой речи моего дядю про­сто пере­вер­нуло. «Кормят этих гадов! Они топ­чут нашу землю!» — бро­сил он в серд­цах. На мои объяс­не­ния, что уже другое время и Герма­ния другая, дядя Ваня не реаги­ро­вал…

Дру­гой бабуш­кин сын — Нико­лай — попал в плен. Затем его отпра­вили в Герма­нию — рабо­тал на ферме, на бога­того немца.

О дяде Коле мы долго ничего не знали. А когда он вер­нулся… Столько в его сто­рону было пре­зре­ния — на немцев же рабо­тал! Он с тру­дом устро­ился на работу — уче­ни­ком токаря на завод. Но все сложи­лось в жизни более-менее удачно. Дослужился до глав­ного меха­ника, препо­да­вал в тех­ни­куме. Однако о войне никогда не вспоми­нал. Такая у него в душе была боль! Его и спро­сить-то ни о чем нельзя было — он словно онемел…

Тре­тий бабуш­кин сын — Сергей — тоже был в плену. У Луб­нов и попал к нем­цам в руки. Как и моего отца, его тоже отпра­вили на труд­ра­боты. А после осво­бож­де­ния Луб­нов совет­скими вой­сками забрали в штраф­бат. На фронт.

Тетя Лена — бабуш­кина дочка — в годы войны была фельд­ше­ром. Ее и док­тора немцы запо­до­зрили в помощи пар­ти­за­нам. Обоих забрали в гестапо. Пытали. Но каким-то чудом тетя Лена и док­тор оста­лись живы.


Был у моей мамы брат Алек­сандр. У него своя воен­ная исто­рия. Он вер­нулся домой с фронта… с женщи­ной и маленьким ребен­ком. «Це хто?» — спро­сили его род­ные. «Моя жинка и мое дитя», — отве­тил Алек­сандр. «А як же Вера?» — напом­нили о его насто­ящей супруге, кото­рая ждала его всю войну. И тут Алек­сандр достает из шинели письмо: «Мне напи­сали, что Вера и мои чет­веро деток погибли». — «Они живы! Ты не доложен оси­ро­тить Веру и детей!». Алек­сандр взялся за голову: «Я обя­зан этой женщине жиз­нью. Она выхо­дила меня в госпи­тале после тяже­лого ране­ния».

Новую жинку род­ные Алек­сандра убе­дили, что ей нужно уехать. Она уехала. Вме­сте с ребен­ком. Благо­род­ная ока­за­лась женщина. А для Веры, насколько я знаю, эта исто­рия навсе­гда оста­лась тай­ной: ни слова о ней не слышала, ничего такого не подо­зре­вала.

Был у мамы и брат Роман. Он тоже прошел всю войну. Мама ездила к нему в Харь­ков, где он жил, была для него сидел­кой. После каж­дой опе­рации из тела фрон­то­вика вытас­ки­вали осколки за оскол­ками…

Был у меня и дед — Демьян Акимо­вич. В 1942-м у него не выдержало сердце — не мог сми­риться с тем, что в нашей хате хозяй­ни­чали немцы…


Род­ные для меня люди живут на Укра­ине и сегодня. Но наша связь обо­рва­лась. Из-за укра­ин­ских событий. Видимое, так и не побы­ваю на родине…


Я почему воен­ное дет­ство вспом­нил… После окон­ча­ния школы уехал в Воро­неж, к род­ствен­ни­кам. Стал рабо­тать тока­рем. Как-то иду по городу и вижу объяв­ле­ние, что начи­на­ется прием на учебу в Южно-Уральский поли­тех­ни­кум — в Воро­неже было его отде­ле­ние. Смотри-ка, подумал я, и общежи­тие будет, и стипен­дия. Зна­чит, не буду голод­ным, и будет крыша над голо­вой. И я так захо­тел уви­деть Урал!

Поступил. Учился хорошо. Когда поступал, не знал, что этот тех­ни­кум гото­вит спе­ци­а­ли­стов для атом­ной отрасли. Я даже вызов на учебу ждал три месяца: меня тща­тельно про­ве­ряли на благо­на­деж­ность, поэтому с вызо­вом не спе­шили. Тем более, что я и мои род­ные были в оккупации, а кто-то — и в плену, на рабо­тах в Герма­нии, в штраф­бате.

Учеб­ную прак­тику мы про­хо­дили в сек­рет­ном Челя­бин­ске-40 — на знаме­ни­той «соро­ковке», где созда­вали атом­ную бомбу. У меня было ощуще­ние, что после голод­ного воен­ного дет­ства я попал в комму­низм: в мага­зи­нах «соро­ковки» полки были забиты раз­ным това­ром, в сто­ло­вой кормили на убой. А в пода­рок род­ным я даже купил элек­тро­утюг — у нас, на Пол­тавщине, да и в Воро­неже тоже, в то время еще не видели таких быто­вых при­бо­ров.

Прак­тику про­хо­дили в 1958 году. А в 57-м там про­изошла пер­вая круп­ная ради­аци­он­ная ава­рия — на челя­бин­ском заводе «Маяк». И мы, прак­ти­канты, тоже пона­хва­тали немного ради­ации — «зве­нели». Наш врач нам гово­рила: «Парни, лет пять детей не заво­дите — зачем вам стра­да­ния?!». Но рус­ский народ — как тара­каны живучи: неко­то­рые поспе­шили жениться, и ничего, слава Богу, про­несло.


Я окон­чил тех­ни­кум с отли­чием. Мне пред­ложили самому выбрать место своей будущей работы. Можно было поехать или в Крас­но­ярск-26, или в город Шев­ченко, или в Киров (Кирово-Чепецк вообще не упоми­нали). Посмот­рел по карте… Киров — близко от Москвы, да и до род­ной Пол­тавщины не так далеко. Выбрал Киров.

Это было в 1961 году. Нас тогда при­е­хало на Кирово-Чепец­кий хим­за­вод 23 выпуск­ника тех­ни­кума. А всего на хим­за­вод в том году при­е­хали 150 моло­дых спе­ци­а­ли­стов из лучших учеб­ных заве­де­ний страны.

Добрался до Кирова, как и напут­ство­вали в тех­ни­куме, потом (тоже ска­зали: «В обя­за­тель­ном порядке») напра­вился в воен­ную комен­да­туру. Там объяс­нили, как попасть в Кирово-Чепецк: «Возьмешь такси за рубль и доедешь».

А была весна. На Укра­ине в эту пору все цве­тет. А в Вятке… Серое небо, грязь, тоска… И куда еду?

На работу меня при­нимал лично глав­ный инже­нер хим­за­вода Борис Пет­ро­вич Зве­рев. «Откуда ты? Покажи диплом, — строго ска­зал он мне. — Пой­дешь в цен­траль­ную научно-иссле­до­ва­тельскую лабо­ра­то­рию». Тогда именно так назы­ва­лась цен­траль­ная завод­ская лабо­ра­то­рия — была при­рав­нена к НИИ.

Руко­во­дил лабо­ра­то­рией док­тор тех­ни­че­ских наук Абрам Льво­вич Голь­ди­нов. В лабо­ра­то­рии рабо­тали спе­ци­а­ли­сты — один умнее другого. Пого­во­ришь с ними — и сам ста­но­вишься умнее. «Я хочу на про­из­вод­ство», — пытался я сопро­тив­ляться Зве­реву. «Прошу мне не воз­ражать», — ска­зал Борис Пет­ро­вич.


Я про­ра­бо­тал в лабо­ра­то­рии пять лет. За это время заочно окон­чил Ива­нов­ский химико-тех­но­логи­че­ский инсти­тут. И стал про­ситься, чтобы меня пере­вели на про­из­вод­ство — это была моя дав­няя мечта.

Долго не отпус­кали. Но потом, под моим напо­ром, все же сда­лись. Так я попал в цех, где занима­лись сырьем для фто­ропла­стов — хла­до­нами, мономе­рами. А без фто­ропла­стов обо­рон­ную промыш­лен­ность вообще пред­ста­вить нельзя: они устой­чивы к низ­ким и высо­ким темпе­ра­ту­рам, к агрес­сив­ным сре­дам.

Затем я стал началь­ни­ком этого цеха. Руко­во­дил почти три деся­ти­ле­тия.

В 2007 году я уво­лился с хим­ком­би­ната (уже был не хим­за­вод). Новые хозя­ева предпри­я­тия решили омо­ло­дить кол­лек­тив, а потому пен­си­о­неры стали лиш­ними. А ведь сколько я пережил гене­раль­ных дирек­то­ров ком­би­ната!

Меня при­гла­сили на новое про­из­вод­ство по выпуску теп­ло­изо­ли­рующих плит на основе поли­сти­рола. На это предпри­я­тие, новое для Кирово-Чепецка, ушли со мной и неко­то­рые спе­ци­а­ли­сты цеха, где я был началь­ни­ком. Отлич­ные спе­ци­а­ли­сты! Замечу, что во времена Сред­маша (именно тогда я и поступил на работу на Кирово-Чепец­кий хим­за­вод) дура­ков не брали. И с годами завод­ские спе­ци­а­ли­сты пре­враща­лись в насто­ящих асов сво­его дела. В уни­каль­ных масте­ров.

При­веду при­мер. Выпуск теп­ло­изо­ли­рующих плит осва­и­вали по китайской тех­но­логии — из самой Под­не­бес­ной рабо­тали кадры. Но они никак не могли осуще­ствить пуск нового предпри­я­тия: сидят, сидят, что-то куме­кают, а дело с мерт­вой точки не сдвига­ется.

Китайцы решили отдох­нуть — уле­тели к себе на родину. И за дело взя­лись воспи­тан­ники хим­ком­би­ната. Китайцы воз­вращаются — а у нас вовсю идет про­из­вод­ство! У них даже глаза от этого стали шире.

Сей­час теп­ло­изо­ли­рующие плиты покупают на все стройки. Есть они и на сочин­ских олимпийских объек­тах.


В. Ф. Антипе­нок среди кирово-чепец­ких школь­ни­ков, 2015 год.
В. Ф. Антипе­нок среди кирово-чепец­ких школь­ни­ков, 2015 год.

В 71 год я ушел на пен­сию. Уже четыре года активно занимаюсь садом — люблю копошиться в земле. Встре­чаюсь со школь­ни­ками — рас­ска­зы­ваю о прошлом Кирово-Чепец­кого хим­ком­би­ната, аги­ти­рую ребят, чтобы они учи­лись, полу­чали тех­ни­че­ские спе­ци­аль­но­сти и шли рабо­тать на это предпри­я­тие.

У ком­би­ната — слав­ная исто­рия. А какие люди стро­или и раз­ви­вали КЧХК! На том резерве мыс­лей и идей, кото­рый в свое время нара­бо­тал глав­ный инже­нер Кирово-Чепец­кого хим­за­вода Борис Пет­ро­вич Зве­рев, ком­би­нат держится до сих пор — живет и рабо­тает. А Борис Пет­ро­вич, об этом не надо забы­вать, тво­рил при Сред­маше! И нас учил, как надо рабо­тать: не от звонка до звонка, а так, как тре­бует про­из­вод­ство.